Как всегда, там где была разгромлена техника — образовалось самая настоящая помойка из разбросанных тряпок, железяк, всякого брошенного имущества, снарядов и вездесущих бумажек. Трупы артиллеристов, раскиданные вокруг, где пули застигли, добавляли в этот хаос кладбищенскую ноту. Воняло неприятно всем сразу.
Надежда на то, что стоящий в кустах тягач может ехать, развалилась быстро. Мотор машины был искалечен вдрызг роем пуль, зато бензобак оказался практически полным. А вот тот полугусеничник, что был опрокинут на бок, неожиданно оказался побитым не столь фатально. Попытки поставить его на ход не увенчались успехом, корытце было слишком слабо для этого.
Поппендик сообразил быстро, оставив спутников разбираться в полутьме с тем, что нашли, а сам рванул на корытце обратно. Повезло дважды — опять разминулся с русскими (они уже вполне нахально гоняли с фарами, что навевало печальные мысли о том, что тут уже тыл их армии) и приехал быстро. Собирались поспешно, но старательно. Боялся, ведя Пантеру, что у той прямо на дороге кончится горючее, пару раз сердце холодело, когда мотор начинал чепушить, но добрались без приключений. Кошка легко поставила тягач как надо, только грохнуло гулко, когда плюхнулся на гусеницы, да трос буксирный щелкнул.
Пришлось поспешать. То, что вставший на ход тягач вскоре взревел двигателем — порадовало. Дел было много и нужно было управиться за то короткое время, что оставалось до рассвета. Плюнули на осторожность, гремели железом и светили фонариками. Топлива казалось не густо — из опрокинутого тягача бензин вылился или его и было мало. Перекачивали из стоящего в кустах, брякали на бегу канистрами.
— Что скажешь? — спросил старшину, меняющего простреленное колесо тягача.
— Форд-Маультир. Не самое лучшее, но зато новый и для нас годится. Через пару часов можем двигаться.
Решение лейтенант принял — все, что имелось, загрузили в новообретенный тягач и корытце. Девчонок — туда же.
Он спросил артиллеристов — что с орудиями, и не удивился ни капли, когда они отрапортовали, что все повреждены фатально. Фыркнул носом иронично, видя, что сопляков мутит от того, что все завалено дохлыми канонирами и запашок соответственно, небось себя увидели в таком же виде мысленно. Сам Поппендик такое пережил давным — давно — почти полтора года назад, когда его приятелю, бывшему командиром танка осколок попал в голову и тот умер почти мгновенно. Это нормально, когда необстрелянные солдаты нервничают, видя смерть таких же как они сами — и наводчик больше будет переживать от смерти знакомого наводчика — а командир танка — соответственно от гибели своего коллеги. Это потом пройдет, отучивается вояка матерый связывать себя с такими же другими, нет тут судьбы и взаимосвязи.
Безлошадные панцерманны с потерянного танка порадовали — в кустах стоит легковушка, там сидит уже хорошо промороженный офицер. Сама машина разбита, но они притащили планшет с картами. Впрочем, после того, как карты посмотрел — радость увяла, старье, за которое уже успели уехать. Бесполезны.
— Господин лейтенант, разрешите задать вопрос? — подошел, хрустя снегом водитель Йозеф.
— Да. Что нужно?
— Мы не будем заправлять наш танк?
— Нет, не будем. Мы его оставим здесь, перекрыв русским дорогу. Они покорячатся, дергая такую махину. Устроим им пробку, пусть возятся.
— Но господин лейтенант, это боевая машина, мы должны ее спасать для боя!
Поппендик удивленно посмотрел на своего упрямого подчиненного.
— Бой со сбитым прицелом? Ты предлагаешь гонять русских гусеницами и пулеметом?
— Это наш долг, господин лейтенант!
Поппендик кивнул. Водитель был упертым членом партии, потому спорить с ним, даже будучи офицером, было чревато.
Но и спускать такое нахальство не следовало. Потому быстро переиграл запланированное. Как только старшина доложил, что можно трогаться — построил всех танкистов в шеренгу.
— Наш танк имеет сбитый прицел и начала проскальзывать третья передача, барахлит мотор и есть протечки в гидравлической системе. Все это приведет к тому, что в скором будущем танк без ремонта выйдет из строя окончательно. Тогда потеря машины будет бесполезной. При этом сами мы отремонтировать танк не имеем возможности.
Ефрейтор Йозеф Швамбергер обратил мое внимание на то, что танк может принять последний бой и нанести врагу потери. У нас еще есть дюжина снарядов и запас патронов.
Мне нужно два добровольца, которые выведут танк поперек дороги, воспретив этим прохождение русских, и уничтожат огнем первых же приехавших Иванов. После нескольких минут боя и уничтожения колонны противника они приведут в действие самоликвидатор и покинут поле боя на Швиммвагене. Далее по следам нашего тягача они догонят группу и присоединятся к нам. Танк перекроет наглухо дорогу и сорвет поставки.
Поппендик спокойно перенес неприязненный косой взгляд водителя. Тому явно неприятно было такое заявление, в котором начальство выставляло его инициатором рискованного мероприятия. Товарищи были явно не в восторге. Но неожиданно двое из уже потерянного на мосту танка вызвались добровольцами. Помедлив немного — но достаточно долго, чтобы лейтенант выразительно посмотрел на своего водителя — и Йозеф сказал, что он тоже пойдет.
После этого командир совсем уже уменьшившейся роты детально разжевал что и кто делает, к неудовольствию старшины отдал им корытце с запасом харчей на три дня и напомнив, что целью путешествия является ближайший город-крепость, завершил беседу.
Очень не хотелось сообщать предполагаемый маршрут, но, подумав, все же сообщил ориентировочные точки прохождения. Вопросов не возникло, а следы полугусеничного парни уже запомнили.
На том и расстались. "Форд-Маультир" тронулся аккуратно через лес подальше от дороги, "Пантера" заурчала мотором, выкатываясь на место своего последнего боя.
Поппендик чувствовал себя не очень уютно. Одно дело — оставить неисправный танк по явной причине, которая ни у кого не вызовет вопросов. Другое — когда танк боеспособен. Могут возникнуть неприятности. А Йозеф смотрел буром. Может напакостить, если вернется.
Вездеход, названный в честь мула, оказался и впрямь весьма пронырливой машиной. Сидевший за рулем старшина недовольно бухтел, страдая от потери своего корытца, к которому за эти десять дней уже и привык. Поппендик в душе был с ним согласен, как разведмашинка этот Швиммваген был хорош.
На попавшейся поперек дороге пришлось долго ждать в кустах — мимо шла длиннющая колонна камарадов. Сначала обрадовались, увидев сквозь густые ветки знакомый цвет униформы (хотя какая к черту униформа — разброд в одежде сейчас был колоссальный), потом поняли — это пленные. По краям — редкие Иваны— конвоиры. Совсем мало на такую массу народа. Но никаких попыток к побегу пленные не проявляли, а освобождать их Поппендик не рвался. Нет ни оружия, ни жратвы на такую толпу — а было в колонне пара тысяч голов точно.
Потом поперли русские тыловики — и туда и обратно. Выбрали момент — и проскочили сразу за колонной маленьких тентованных грузовиков. Опять тащились осторожно по лесу. В сумерках уже пересекли поле, кто-то пару раз стрельнул, не то в воздух, не то в тягач, но попадания пуль не слышно, потому только выставили в ту сторону стволы снятых с танков пулеметов, но команду стрелять лейтенант не дал.
Влезли опять в лес, немного заплутали, благо ручьев тут было много и речушек, приходилось петлять и юлить. Чуть не пострелялись с группкой таких же окруженцев — из соседней дивизии связисты, правда уже без раций и половина — безоружных. Свои машины они сожгли еще неделю назад. В тягаче сразу стало тесно и старшина опять ворчал, что эти восемь дармоедов только едят и гадят, а смысла в этом стаде нет никакого. Лейтенант вяло отбрехивался, что зато можно караул выставить при дневке.
— Много никчемушников. Лишние рты. И их унтер — офицер — макаронина вареная.
— Уж всяко лучше нашего чиновничка.
— Вот тут не спорю. Этот болван вчера ко мне подошел и потрясая Библией — а у него есть при себе эта книжица — стал мне доказывать, что нигде не нашел, чтобы было написано о погрузке консервов и награды в виде Царствия небесного, и псалом номер 14, совсем о другом гласит! Представляешь? — тихо заржал гауптфельдфебель.
— Это ты точно придумал! ну невозможно быть таким тупым буквоедом! Хотя... — призадумался лейтенант, вспомнив массу своих знакомых, особенно тех, кто чиновничествовал на государственной службе.
— Клянусь честью! Ни словечка не добавил! Мало того, он еще стал возмущаться тем, что мы с ним обращаемся недоброжелательно, потому как он чиновник и не относится к манншафту, хотя воюет с оружием в руках!
— Это не к нам претензия! То, что чиновники и тыловики не учитываются в списке боевых военных — соответственно регламентировано приказом сверху! — пафосно заметил Поппендик, ухмыляясь во всю ширину лица.
— Я этому барану так и сказал. А он — представляешь — стал возражать, что ситуация изменилась кардинально и бесспорно руководство издало соответствующие приказы. Но так как параграф и исходящий номер регистрации он назвать не мог, я его дерзкий выпад оставил без внимания!
Так трепались, чтобы не показать волнения и испуга. Было странно, что столько проехали, не сталкиваясь с русскими. Поневоле Поппендик соглашался со своим камарадом — Иваны прут по дорогам, по магистралям — боевые части, по проселкам — тыловики. А то, что между трасс — словно бы и не война идет, все тихо и мирно. Снисходя в просьбе старшины встали лагерем, надеясь, что догонят оставшиеся с Пантерой. Но время потратили зря. Никто не приехал по следам.
Печальный от потери машинки, уже полюбившейся ему, старшина повел тягач дальше. Миновали раскуроченный третий рубеж обороны, а встали на дневку, достигнув четвертого. Разгром впечатлял, земля была словно перепахана сотнями снарядов и мин — и даже все время сыпавшийся снежок не мог скрыть этого безобразия.
От укреплений и системы окопов осталось очень мало, даже отнесенные подалее оперативные тылы были перевернуты и выжжены. Среди разбитой и горелой техники неожиданно увидели Пантеру из первого батальона полка своей дивизии. Башня съехала с погона и сидела косо нахлобученной, крыша вывернута, словно у неряшливо открытой консервной банки, а внутрь заглядывать никакой охоты не было, и так любому дурню понятно, что рванул боезапас, размазав экипаж тонким слоем по стенкам. Насмотрелись на такое. Век бы не видеть!
Старшина словно хорек шнырял среди завалов мертвого железа. Он был уверен, что проскочившие тут русские не могли быстро собрать всего и что-то могло вполне сохраниться. Тем более — на удалении от дороги.
То, что он — везучий мерзавец, подтвердилось еще раз. Проверив бензобак здоровенного грузовика "Мерседес" с напрочь оторванной взрывом мордой и найдя там хороший запас бензина, он радостно выпустил тираду из соленых выражений и только поэтому не получил пулю в спину от лежавшего под соседним грузовиком раненого фельджандарма. Недобиток уже прицелился и ждал, когда эта русская сволочь в ушанке повернется и увидит его. От того, что Иван оказался своим, немцем, матерый и злобный фельджандарм натуральным образом заплакал восторженными слезами.
С простреленной ногой ему выжить не светило и те несколько раненых, что оставались тут валяться после того, как фронт прокатил дальше, уже сами успели сдохнуть от холода, голода и кровопотери, а ему повезло — из разбитого кузова рядом выпали ящики с консервами, этим и питался, свив себе гнездо из брезента и разных тряпок. Те, кто мог ползать, бросили лежачих и подались к дороге, где их наверняка перестреляли русские или прирезали местные поляки. А покалеченный фельджандарм выживал, не зная, на что надеяться — и вытянул в итоге счастливый билетик.
— Ослабел, цепной пес, разнюнился, чтоб ему сдохнуть! — так закончил свой доклад командиру старшина. Он не любил фельджандармов, пару раз они серьезно ему помешали вертеть разные ловкие манипуляции, устроив повальные проверки грузов, да и то, что теперь они сами имели право без суда и ненужных формальностей стрелять и вешать любого, кого посчитают дезертиром — симпатий к этим драконам дорог и тыла не внушало.
— Что-то у тебя морда слишком довольная. Чем этот вонючий сукин сын тебя обрадовал? — спросил известный физиономист танковой роты в звании лейтенанта.
— То, что он вонючий — это да, правда. Гадить ему с дырявой ногой и без посторонней помощи было сложновато. Перемазался, видно падал в свое отложенное добро не раз. Но это пустяки. Он замечательно знает эту местность и вполне нас может провести куда надо. Теперь мы уже не слепые щенки. И да, он согласен, что нам надо в город. Обученные танкисты, связисты, артиллеристы крайне необходимы Рейху!
— И госпиталь там есть, верно? — иронично хмыкнул Поппендик.
— Не один! И умелые хирурги, красивые и заботливые медсестрички. И вполне может быть, что эти живорезы сохранят ему его вонючую волосатую ногу. Так что он постарается изо всех сил!
Дракон не подвел. Он действительно знал тут каждую тропинку в радиусе двухсот километров, благо родился здесь же и вырос тоже в этих местах. Потому, проехав по тылам русских почти без приключений — пара бестолковых перестрелок не в счет — и увеличив свое войско еще на три машины и 26 собранных уцелевших, Поппендик успел ужом проскочить в крепость, которая по совместительству была еще и городом.
То, что везли с собой фельджандарма тоже помогло — встреченные коллеги этого цепного пса были неожиданно тронуты тем, что их парня заботливо выручают, они от простого вермахта такого не ожидали. Немецкая сентиментальность! Как и то, что хитрый лейтенант, науськанный не менее ушлым старшиной, при первой же встрече со своими, пользуясь полным штабным хаосом и запасами спиртного, сумел выправить на всю банду проездные документы.
И вот теперь командир танковой роты переквалифицирован был в начальствующего над участком городской обороны. И только и делал — что удивлялся. Город совершенно не пострадал от бомбежек и виденные издалека пожары оказались рукотворными. Его жгли сами же оборонявшиеся. Этого он никак он мог понять, о чем и заявил ставившему его группе задачу странному человеку.
Саперный капитан с мертвыми глазами. Сухопарый, словно как высушенный. Поппендик поежился, от вроде как живого человека пахло странно — словно бы гарью и тленом, как будто он уже давно умер. Задачу поставил странную — выносить из квартир здоровенного дома все горючее и сжигать тут же во дворе. Переспросил капитана без смущения. То, что сапер был старше и по чину и по возрасту его мало волновало сейчас. Напрямую он ему не подчинен, да и сапер к тому же...
Эти землерои всегда считались танкистами второсортной публикой. Нужны конечно, периодически, но низкий стиль, невысокий полет. Капитан посмотрел на лейтенанта очень неприятным оловянным взглядом, но ответил куда вежливее, чем мог бы. Таким же сохлым как его внешний вид голосом. Другое дело, что в конце его речи ядовитые и ехидные нотки прорезались более чем отчетливо, он явно снизошел до глупого щенка:
