— Да она играет с нами! — сказала мама уже сердито. — Со! Со! — позвала она собаку, остановившуюся вдали. — А ну иди сюда, негодная! Ишь, чего придумала — добычу таскать!
Мы быстро пошли на неё, но Со, подпустив нас, снов улизнула. Мы уже бегом следовали за ней. Со бежала неторопливо, изредка оборачиваясь, чтобы удостовериться, что мы не подошли слишком близко и, если ей казалось, что расстояние между нами слишком мало, ускоряла бег.
Мы вывернули из-за очередного изгиба долинки и заметили фигуру Ойты, черным пятном выделяющуюся на фоне ослепительного белого снега.
— Бабушка! — закричала мама. -Поймай её! У неё куропатка. Нам в руки она не дается!
Ойты подпрыгнула на месте, напуганная невесть откуда донесшимся криком, завертела головой. Потом заметила нас и замахала руками. Со была уже на пол -пути к ней.
— Держи её, бабушка! — вновь заголосила мама, тыча пальцем в удаляющуюся Со. — Она уносит наш ужин!
Ойты, наконец, разобралась в происходящем и замерла на месте. Собака быстро приближалась к ней, не сбавляя хода, поглощенная интересной игрой. Мы поняли, что она вовсе не собирается останавливаться у пещеры, а решила бежать дальше, до озера, синим пятном продырявившим снежную гладь. Теперь все зависело от старухи: поймает она собаку или же жирная куропатка будет съедена Со в одиночку.
Собака поравнялась с Ойты замедлила шаг, косясь на старуху. Та стояла спокойно и тихо что-то приговаривала. Со приостановилась. Старуха вдруг, проявив чудное проворство, взмахнула своим посохом и испуганная Со отпрыгнула назад, выпустив добычу из крепких зубов. Старуха тут же прыгнула к куропатке и навалилась на неё всем телом.
— Ха! — радостно завизжали мы и бросились опрометью к лежащей старухе.
Со разочаровано завыла и побежала к озеру, поджав хвост.
Ойты со смехом поднялась и стала отряхать налипший на юбку снег. Мы подошли и приветствовали её ловкость и смекалку, которыми она сумела спасти наш ужин.
— Теперь будет, чем набить животы, — сказала Ойты, поднимая добычу Со за крыло; на красивом оперении куропатки проступали пятна темной крови.
Мы поспешили в пещеру, подкинули двор в затухающий огонь, положили в очаг камней, чтоб они накалились. Мама и Ойты начали ощипывать птицу, а меня послали за водой. Куропатку сварили и быстро съели, так как все были голодны. Вернулась Со и улеглась у стены между двух корзин. Мама посмотрела на неё и вздохнула.
— Кости не будем Со отдавать, — сказала она и потрепала собаку. — Не известно, когда в петли попадут зайцы. А нам завтра есть будет нечего. Со сама о себе позаботится.
— Будем грызть орешки, — поддакивала Ойты.
Я ощупал мелкие ранки на деснах и языке и сморщился: вчера вечером перед сном щелкал орехи и изрезал себе рот их острыми скорлупками. Ойты заметила мою мину и усмехнулась.
— Орехи — добрая пища: и сыт будешь и здоровьем крепок, — сказала она.
Я фыркнул в ответ. Брови старухи поползли вверх. Она подалась ко мне и строго заметила:
— Орехи — великий подарок людям. Не гоже смеяться над этим.
Я тряхнул головой, показывая свое пренебрежение к её словам.
— Орехи научила есть Человека белка, — продолжала старуха серьезно. — Это было давно. Первый Человек только что похитил Небесный Огонь и бежал от гнева Ге-тхе.
— Послушай, послушай бабушку, — вставила мама, поглаживая себя по сытому животу.
— Он не знал что есть, ведь он не успел собрать в дорогу еды. Целый день ходил по земле и пробовал все, что попадалось, но все было худое, несъедобное. Совсем устал Человек и лег под дерево спать. На другой день снова пошел искать еду. Но в лесу не было ни тех чудесных ягод, что показывала ему и его братьям их Мать, ни плодов, что можно было есть.
Я поутих, захваченный её рассказом. Посмотрел мельком на мать и увидел, что она тоже внимательно слушает Ойты. С моих губ сбежала усмешка, мне стало как-то не по себе за то, что я так нехорошо вел себя.
— Но ни в тот день, ни на следующий, Человек ничего не нашел. Отчаяние овладело им. Зачем он похитил огонь и опозорил себя? Зачем навлек гнев Отца своего? Зачем бежал в лес, испугавшись наказания? Не лучше ли было бы повиниться и принять заслуженную кару? Так спрашивал себя Человек, устало передвигая ноги. Нашел мягкую подстилку из опавшего мха и опустился на землю. Лег и заплакал. Долго плакал и причитал он, потом успокоился и решил дожидаться смерти. Долго так лежал, аж бока и спина заболели. И тут вдруг, с дерева, под которым он лежал, упала ему на голову большая синяя шишка. Человек поднялся и посмотрел вверх. Сквозь ветви он различил на самой вершине рыжую белку, которая в лапках держала точно такую же шишку, что ударила его по голове.
— Ты чего лежишь? — спросила белка. — Полдня проплакал, а теперь молчишь, как неживой.
Человек поднял с земли шишку и показал её белке.
— А ты зачем кидаешься в меня чем попало? — ответил он. -Вот сейчас возьму да швырну её в тебя, — он подбросил шишку на ладони.
— Зачем кидаться? — спросила белка, хитро посматривая на Человека. -Да еще и едой. Ты лучше поешь.
Человек удивился словам белки и стал с удивлением рассматривать шишку. Попробовал на зубок: твердая.
— Обманываешь? — спросил Человек, замахнувшись шишкой.
— Ха — ха — ха! — засмеялась в ответ белка. — Ты чего? Шишку чистить нужно, орехи достать, расколоть их, а потом и есть. Вот смотри. — Она, прыгая с ветки на ветку, спустилась к Человеку с шишкой в лапах. Стала шелушить ее, доставать орехи и щелкать скорлупки. Достала семечко и с наслаждением отправила в рот. — Попробуй.
Человек отколупнул орешек из своей шишки, положил в рот, надавил зубами, вытащил расколовшуюся скорлупку и попробовал сладковатую мякоть.
— Ох ты! — воскликнул он, восхищенно всплеснув руками. — Вот это да! А я уже помирать собрался!
— Вкусно? — спросила белка.
— Ага.
— А ты как думал? Вот тебе еще одна шишка, — сказала белка и подала Человеку свою, — а будет мало — достанешь сам. Вот на таких деревьях растут съедобные шишки.
Сказала это и убежала, оставив Человека одного. И теперь уже Человек не боялся голода, ибо кедровый орех дает много силы.
Ойты замолчала и подкинула дров в огонь. Мы с мамой молчали, осмысливая слова старой легенды. Мы посидели, а потом я захотел выйти, но старуха внезапно подняла глаза.
— Это еще не все, — сказала она и почесала за ухом, собираясь с мыслями. Я опустился на место. — Как-то, когда шишки еще не поспели, Человек опять вспомнил о том, что такое голод. Снова бродил он по лесу, не зная, что ему есть. И опять повстречал белку.
— Мне нечего есть, — пожаловался он ей, грустно вздыхая.
— Делай запасы, — ответила ему белка. — Вот как я, тогда и голодать не будешь. Запасай шишки впрок.
Сказала и шмыгнула в дупло. Долго Человек звал её и просил поделиться с ним своими запасами, но белка не отвечала. На его крики прилетела птичка. Она спросила, что так встревожило Человека и он рассказал ей о своей беде. Птичка выслушала его, а потом сказала:
— Беги за мной. Я покажу тебе, что еще можно есть, кроме орехов.
И Человек побежал за летящей птичкой. Остановился на поляне, где птицы сидели на кусту.
— Это ягода. Посмотри под ноги. Бери и ешь её, — сказала она.
Человек упал на колени и стал ползать по траве и хватать ртом ягоду. А птица летала вокруг и показывала, какую ягоду можно есть, а какую нельзя. И теперь Человек совсем не боялся голода и, помня слова белки, делал запасы на будущее.
Ойты хлопнула себя по коленкам.
— Вот так люди научились от зверей есть орехи и ягоды. Научились делать запасы. Но Человек — не белка и не птица и одними ягодами и орехами жить не может, — старуха сделала паузу и набрала в легкие побольше воздуха. — Случилось так, что как-то, бродя по лесу, Человек повстречал Коршуна и Волка. Они долго наблюдали за человеком, видели с каким наслаждением он ест орехи и ягоды, а потом вышли к нему и сказали:
— Почему ты ешь это? Ведь орехи и ягода не дают сытости. От них только живот пухнет.
Человек удивился.
— А разве можно есть что-то еще? — спросил он, недоуменно посматривая на Волка и его товарища.
— Конечно! — сказал Коршун. — Пошли — я покажу.
И они пошли к озеру. Коршун взвился в высоту и стал парить над водою. Потом круто скользнул вниз и выхватил из воды рыбу. Приземлился на берегу и отдал свой улов Человеку. Человек попробовал рыбу: ему понравилось.
— Я знаю кое-что получше! — шепнул на ухо Человеку Волк. — Пойдем со мной — покажу!
И Человек побежал вслед за Волком в густую чащу. Там они притаились в кустах и стали ждать. Долго-долго ждали они и Человек не вытерпел.
— Чего мы здесь сидим? Что ты хочешь мне показать? Как сидеть в кустах? Пойду лучше к Коршуну рыбу ловить.
— Посиди со мной еще немного и сам все увидишь. Не пожалеешь! -сказал Волк и Человек сел.
До самой ночи прятались они в кустах, а когда землю окутал мрак, у кустов, где они сидели, показался олень.
— Хватай, рви, ешь! — закричал Волк и кинулся к оленю, вцепился зубами ему в шею и задавил его. Потекла кровь.
Человек испуганно попятился, но Волк успокоил его и подвел к добыче.
— Попробуй это, Человек! — сказал он и дал Человеку кусок мяса, сочащийся кровью. Человек попробовал и воскликнул:
— Вот это да! Это по-настоящему вкусно! Вкуснее всего! Теперь стану есть рыбу и мясо.
Так Человек впервые познал вкус крови и с тех самых пор стал охотником и рыболовом. Но не забыл так же уроков белки и маленькой птички. С тех самых пор люди едят и растения, и мясо и делают запасы на зиму.
Ойты утихла. Она смотрела на пляшущие языки пламени, о чем-то задумавшись.
— Ну, завтра мы принесем мяса, а пока будем довольствоваться пищей белок и птиц, — сказала мама и подмигнула мне.
Да...— кивнула головой старуха, но было видно, что она не слышала, что говорила мама. Почесав снова за ухом, она устремила свои колючие глазки на меня и сказала:
— Все это я говорю к тому, чтобы ты понял: есть нужно все что можно и все что имеешь; сегодня у нас выбор невелик, и нужно довольствоваться этим. Орехи, ягоды и коренья — неплохая пища. Придет время, и мы будем есть мясо. Много мяса.
Я потупился. Она дала мне понять, что я просто-напросто капризный мальчишка, не желающий смирить свои прихоти.
...Уже вечером, когда Ойты мирно похрапывала, отвернувшись к стене, мама приблизилась ко мне и сказала, что такой сказки она раньше никогда не слышала.
— Возможно, она из тех историй, что бабушка сочинила сама? — спросила саму себя мама и задумчиво пожала плечами.
Ночью я открыл глаза и увидел, что Ойты сидит перед тлеющими поленьями в очаге. Я привстал. Она повернулась ко мне и усмехнулась. Я протер глаза.
— Бабушка, — шепотом позвал я. — Скажи — откуда эта сказка? Кто её придумал?
Ойты открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Я ждал её ответа, а она казалось, находилась в замешательстве.
— Так рассказывают, — сказала она, отводя глаза в сторону. — Так было... или было что-то вроде этого... ну, или, так могло бы быть... Чего ты пристал ко мне? — вдруг вспыхнула она. — Ложись и спи! Завтра вам идти осматривать ловушки и снимать улов. Береги силы. Спи, давай!
Для пущей строгости она погрозила мне кулаком. Я изобразил испуг, а потом улыбнулся и опустился на ложе. Но еще долго не мог уснуть и тайком наблюдал за старухой. Ойты сидела у очага покачиваясь из стороны в сторону. Спустя некоторое время она тихо запела. Я закрыл глаза и стал слушать её песню, в которой не было слов, но было столько тоски и боли, что слова были и не нужны, все и так было понятно: Ойты переживала утрату своего мира, нашего мира, столь привычного и теперь особенно — до боли в груди — пленительного...
Дождавшись полудня, мы начали собираться в путь. Я быстро оделся, чтобы не задерживать маму, которая уже захватив копья и натянув рубаху, вылезла из шалаша, глотнул воды из бурдюка и попрощавшись с Ойты направился к выходу.
— Пусть удача стоит за вашими спинами, — сказала напоследок старуха, поглаживая пораненную ногу. Я засопел носом, показывая, как занят и что для разговоров у меня нет времени и полез за мамой.
— Ну что, пошли? — мама уже стояла у приоткрытой заслонки. В пещеру проникал слабый свет серого дня.
В освещенном отблесками костра входном проеме шалаша показалась заспанная морда Со. Собака потянулась и попыталась последовать за нами, но мама цыкнула на неё и попросила Ойты позвать Со к себе.
— Нам от нее только помеха: все пооблазит — потом зайцев не найдешь.
— Иди сюда, иди-иди, Со, — позвала собаку старуха, — А вы вход подоприте чем-нибудь, чтоб она за вами не выскочила!
Мы вылезли наружу, закрыли проход плетеным щитом и заложили его увесистыми жердинами из запасов дров, валяющихся возле пещеры, уперев их концы в землю.
— Надеюсь, это её остановит, — сказала мама, потирая ладони, и мы пошли.
Все кругом было мокрым. Небольшие сугробы сохранились лишь у подножия скальной стены, да у стволов деревьев. Моросил мелкий дождь. Серое небо опустилось к самой земле, и рваные тучи застилали вершины холмов.
— Нам повезет, если хоть один заяц застрял в наших петлях, — мрачно заметила мама на ходу. Я погрустнел. Хотелось большего. Сколько можно довольствоваться малым?
Я ждал целое утро, не находил себе места — так торопился поскорее отправиться на осмотр расставленных ловушек, а теперь, оказывается, рассчитывать на сколько-нибудь весомую добычу не приходится. Как же так? Опять происки духов? Или самого Ге-тхе... А может, все же, нам повезет? Надежда вновь защекотала сердце. Не может быть, чтобы во все наши ловушки совсем никто не попался. "Терпение, терпение, — успокаивал я себя. — Все не так уж и плохо. Даже если не сегодня, добыча обязательно будет".
Сегодня переполненный талыми водами ручей звенел особенно громко. Вода билась о камни и пенилась. Из-за шума воды нельзя было услышать ничего более. Мы не торопясь поднимались вверх, чувствуя как ноги увязают в грязи. Впереди темнел ельник, у подножия которого, в густом кустарнике были поставлены наши петли. Чем ближе мы подходили, тем быстрее билось мое сердце, и тем быстрее хотелось мне узнать велико ли наше охотничье счастье.
Первая петля, которую мы проверили, оказалась пуста. Мы осмотрели заячьи следы и поняли, что хитрые зверьки обходят нашу западню. Мама тут же переставила её.
— Теперь не уйдут, будут наши, — сказала она, удовлетворенно осматривая ловушку.
Пустой была и следующая ловушка. Поставлена она была неплохо и мы не стали её трогать. Пошли к третьей и по пути нашли утерянные раннее, после снегопада.
— Ну вот и пропажа отыскалась, — радостно сказала мама. — Духи вернули нам то, что наше по праву.
Я тоже повеселел: это казалось хорошим знаком, каким-то обещанием. Мы навострили найденные петли и пошли искать следующие. Подходя к месту, где была установлена очередная западня, еще издали поняли, что она сработала. Я бегом бросился к западне, не обращая внимания на возмущенный оклик мамы, позабыв, что настоящий охотник не должен топтать зверовых троп. Так и есть: над землей, покачиваясь на гибком стволе распрямившейся березки, висел задушенный заяц, красуясь великолепным, почти белым мехом. Я пригнул ствол и торопливо стал высвобождать добычу, но непослушные от волнения пальцы, срывались с петли. Подоспевшая мама помогла мне. Мы вновь поставили петлю, только уже чуть в стороне, мама подняла зайца за задние лапы и мы пошли дальше. Отойдя немного в сторону, мама остановилась и строго сказала мне:
