* * *
136
С появлением французов у канцелярии, князя Черногорского Данило Негоша, неожидаемо возникли проблемы военного характера.
Старосты селений, узнав о том, что "регулярные княжие воёвники" собирается идти во "французский поход", что его возглавит лично князь, а штабным офицером будет Лука Вукалович, сразу же "навострили" уши, а когда разнёсся слух, что уже послали за знаменитой парочкой, священником и муллой... В общем, в том, что поход будет удачно-победоносный уже никто не имел ни малейшего сомнения и они, сразу же решили действовать, в смысле атаковать штаб войска, дабы побыстрее и побольше из своего селения записать желающих в "народные добровольцы", потому как военная слава и трофеи были нужны всем без исключения. Аргументы у каждого были разные, но в основном "нажимали":
— Здравко Минайлович,— обращался один из старост, Гордана Суботич, к писарю штаба,— ты же знаешь, как воёвники нашего селение гнали турков под Никшичем? Их там 100 тысяч было...
— Не заливай Гога (В Черногории и Сербии — сокращение от Гордана). Всего-то 12-ть с половиной...
— А хоть и 12-ть! Нас-то пять тысяч было, а как их гнали! Пиши 70 человек, не прогадаешь!
— Откуда у тебя 70 воёвников? Ты, что всех детей и женщин в добровольцы зачислил? У тебя и так 8-ть человек в контрактных княжих воёвниках, больше чем у остальных. 25-ть и не больше!
— Совсем сдурел? У меня даже в самое плохое время на войну не меньше 40 человек ходило!
— Нельзя мне больше записать! И так всё, что могу, как для родственника делаю! К тому же другие старосты очень внимательно за списками следят, чтобы упаси Бог, никого лишнего и их не обидел!
— Да ты сам Бога побойся! 25-ть человек! Как я с такими квотами на "добровольцев" в селение вернусь? Ты же знаешь, живём мы бедно, урожай в этом году будет плохой, животина зиму пережила плохо, только на трофеи и надежда.
— Что ты мне говоришь? Я что совсем ничего не знаю и не ведаю или не в Черногории живу? Говорю тебе, князь, в количестве добровольцев ограничение поставил. Не могу я написать больше! — Обречённо мотнул головой.— Только для тебя, пишу 28-мь и не приставай ко мне больше. Понимаешь не-мо-гу! От добровольцев отбоя нет, с Хорватии, Сербии, Боснии. Даже с Болгарии, все к нам идут. Многим отказать нельзя, потому как идти им назад некуда.— Чуть тише.— Записать не могу, но тебя не ограничиваю. Сколько хочешь, столько и отправляй, но на княжем довольствии будет только 28. Остальных сам корми, одевай и вооружай. Этого тебе никто не запрещает. И еще, за своими ранеными и прочими заболевшими — сам смотреть будешь.
Лицо Гордана Суботича прояснилось. Слова писаря княжей канцелярии Здравко Минайловича ему понравились:
— Трудно найти настоящего человека, но легко его распознать.— Улыбнулся, весело подмигнул собеседнику.— За своими, кто в бою пострадал, мы и так сами смотрели. Война. — Вздохнул-выдохнул.— Нельзя сидеть у огня и не пропитаться дымом.
Чуток помолчал:
— Я знал твоего отца. Был очень хорошим человеком, но чуть хуже своего сына. Спасибо тебе Здравко.
Когда же дверь за старостой закрылась, писарь канцелярии Здравко Минайлович, ни к кому не обращаясь, потому как никого рядом и не было, ели слышно произнёс:
— Уважение достигается не громкими словами и быстрым бегом, а медленной ходьбой и здравыми советами. Удачи тебе Гога.
В общем, "добровольное войско" "на французов" набрали вовремя, а то, что было оно в полтора раза больше заявленного, отнесли за счёт излишнего патриотизма и народной любви к своему Отечеству и веру в мудрых правителей...
Войсковой сборный пункт — фактически это несколько разных, удалённых один от другого лагерей. В самом большом пребывали добровольцы-ополченцы. Хотя какие они... с детства с оружием, каждый год в боевых стычках. Дисциплина немножко хромает, причем на обе ноги, но в целом воины хорошие. В другом "регулярные княжие воёвники". В третьем — хорватская подмога, фактически бывшие солдаты-хорваты развалившейся Австро-Венгрии. Дальше всех совместный "русско-мальтийский лагерь" с учебно-тренировочным полем.
Добровольческий батальон, в котором Гордана Суботич был приписан помощником ротмистра, впрочем, командовал он своими же и соседними сельчанами, направили на учебные сборы в русский лагерь. Здесь нужно уточнить, что батальон, по канцелярским бумагам состоял из 450 человек, на самом же деле насчитывал 630.
Прибыв к месту назначения, Гордана был несколько удивлён, узнав, что в одном русском легионерском полку служат люди по большей части желтолицые да узкоглазые, во втором же — чернокожие да толстогубые. Потом, знающие люди из сербов, кои как-то раз, в детстве, бывали в России, ему разъяснили:
— Узкоглазые, это Суматровский легион. Состоит из Уфимских и Казанских башкир да татар, которые именуют себя булгарами.
— Это как? Сами уфимцы да казанцы, а легион Суматровский?
— Так город в России имеется Сумы.— Пояснял знающий серб,— вот там этот легион и формировался. Потому и Суматровский.
— А булгары почему?
— Так эти уфимцы и казанцы — сродственники наших болгар, только татарские.
Ничего не понял Гордана Суботич из данного объяснения, вида не подал, но сделав умное лицо, впредь, о другом легионе решил поинтересоваться у иного человека. Подходящий случай, при выдаче сухих пайков, вскорости подвернулся.
Продовольственный кладовщик был немногословный унтер, традиционно славянской, курносой наружности, Гавриил Спиридонович Телега, а вот помощник Макар Мисумба Азиконда, хоть и говорил слова понятные, но личность тёмная.
— Я тебе, по-русски говорю: банок велено выдать по канцелярской численности и не больше, потому как под счёт!— Упирался Макарка.
— Так кормят то у Вас всех моих, без разбора!— Не сдавался Суботич.
— Кормить на кухне велели без счёта, а тушёнку — по канцелярскому списку!
— Макар, ты что жид!
— Нет, я русский!
— Ты...,— от удивления округлив глаза и сделав соответствующею моменту мимику лица, ели выдавил из себя Гордана,— русский?
— Да. Я русский.— Невозмутимо, с чувством гордости и достоинства подтвердил Макар Мисумба Азиконда.
— А почему черный?
— Гога (традиционно сербское обращение к Гордана), ты с Черногории?
— Да, я с Черногории.— Не менее важно ответил Суботич.
— А почему белый?
Это потом, когда он с Макаркой познакомился более близко... В смысле, человек, пришедший с литром водки, а именно так, совершенно случайно к Макару, чуть позже явился Гордана, традиционно, по русскому обычаю становится родственником... В общем, Суботич узнал, что отца Макара зовут Мисумба, что в переводе на традиционный русский означает "покупатель", а фамилия его Азиконда — "денег нет".
— Всё это на русском, но местном наречии,— втирал уже "тёпленький" Макар.— А имя такое, потому как из семьи, хоть и бедных, но торговых купцов-лавочников.
Так же Макарка сообщил, что живут они у реки Южная Волга, по местному — Конго, а Александр Сергеевич Пушкин его дальний родственник, по маме.
О реке Волга, изрядно захмелевший Суботич слышал, а вот Южная она или еще какая Западная, это ему было неизвестно, да и всё равно уже. Так же не ведом ему был Пушкин, но судя по фамилии, знатный артиллерист. Выпили за него трижды...
Не менее удивительными, для Горданы и всего батальона, были и учебные занятия по новейшей тактике.
Вначале им показали тачанкомобили и "Мальтийскую броню", позволили самим все осмотреть, потрогать. Потом, смелых, коих насобиралось не очень то и много — прокатили "верхом". Несколько раз отработали упражнение — "маскировка на местности" и "действие батальона в наступлении, при поддержке танков и тачанкомобилей". После чего, пребывая под большим впечатлением, они убыли к своему лагерю.
* * *
137
С подходящим полем для баталии определились быстро. Произвели всесторонний осмотр местности как "с земли" так и "с воздуха". Определились с вероятными действиями противника. Где надо — отрыли окопы, блиндажи и прочие "пряталки". Местность и дороги, по которым предполагалось наступать с использованием техники, на предмет больших ям и ухабов — подлатали. Явившиеся "мальтийские танкисты" и "тачанководители", на лошадках, секретность никто не отменял, по ним несколько раз проехались, дабы потом, в боевом пылу и угаре много не плутать и слова волшебные, очень схожие с русскими матюками, лишний раз, громко вслух, не произносить. Прибывающие войска так же сразу ознакамливались с полем будущего сражения. Несколько раз, на местности, провели учения — "действия подразделения в обороне" и "действия подразделения в наступлении". В великой тайне, с "бронёй мальтийских витязей" ознакомили подразделения, которые с ними должны будут взаимодействовать. Княжеские гвардейцы, Обреновичией и Карагеоргиевичей, прибыли за два дня до сражения, всем своим видом демонстрируя преданность "Югославской идее" и потребовали разместить их на самом ответственном и важном участке, дабы своим мужеством и беспримерной храбростью... в общем, лили воду из ведра, полагая, что никому ничего не известно. Место им определили на левом фланге, в 7-ми километрах от основного войска, объяснив, что они будут самым, всё сокрушающим, "ударно-засадным полком". Недовольные щёки княжеские генералы дули важно, но уступать им никто не желал и те, явно нехотя, как бы согласились.
* * *
138
Утро, ну почти утро, 9 часов. Французы и сардинцы начали готовиться к битве. В прочем, накануне, Маршал Франции Сент-Арно встречался с представителями "князей-союзников". Те с самого начала, в открытую возжелали присоединиться к франко-сардинцам. Они то возжелали, но Мудрый, Великий и Непобедимый Сент-Арно данное действие не поддержал. "Княжичам" было указано, что они должны прибыть к войску Данилы Негоша, всячески продемонстрировать лояльность, верность и преданность объединительной идее, на самом же деле, в момент битвы, выступить на стороне франко-сардинцев и совместными усилиями способствовать победе. Данное указание — совершенно в духе Сент-Арно, любителя фланговых, обходных действий. Не исключением стала и эта битва, в которой, по замыслу маршала, левый фланг и центр должны были удерживать сардинцы с приданным им небольшим французским контингентом. Поскольку наступление противника, ввиду малочисленности, не предполагалось... В общем, данные подразделения должны были всячески демонстрировать серьёзность наступательных намерений. Грозно маршировать, в основном на месте, трубить в трубы и стучать в барабаны. Замысел — не дать возможность князю Негошу и иже с ним, перебросить оттуда войска на другой фланг. Основной же удар будут наносить французские войска правого фланга. За два часа до "основного, центрально-левофлангового наступления", они, скрытно выдвигаются к лагерю "князей-союзников" и уже совместными усилиями начинают атаку на объединенные югославянские войска, которые, ввиду большого численного превосходства, должны опрокинуть.
— Хитрость, смелость, напор и верный расчёт — вот основные составляющие победы которую мы одержим завтра! — Тут же, на собрании франко-сардинских генералов, заявил умнейший Маршал Франции Сент-Арно.
Но толи звезды были не на нужной стороне, толи обширное предательство и извечное коварство славян, не возжелавших воевать по европейским правилам...
Войска правого, французского фланга, движение начали чуть раньше остальных. К времени всеобщего наступления им нужно было добраться к лагерю княжих союзников и уже совместно атаковать югославянские войска. Это по замыслу. Фактически же в пути произошло непредвиденное событие. Передовые французские колонны встретили беспечных и трусливых торговцев, которые завидев смелых французов — разбежались кто куда. Обследовав брошенные телеги, солдаты обнаружили местный алкогольный напиток. Выпили как бы по чуток, даже офицеры, справедливо полагая, что им то уж точно пить нужно в открытую, дабы командиры и прочие начальники были абсолютно уверены, что имеют дело с пьяными профессионалами, а не трезвыми придурками. Толи сил своих богатырских они не рассчитали, толи еще по какой важной причине, только дальнейшее продвижение вперёд было парализовано. Три передовых полка полегли, в прямом смысле данного слова.
Прибыв к месту назначения, французские генералы уже "накрученные" небоевыми потерями, тут же узнали, что и здесь не все в порядке. Вместо заявленных 5-6 тысяч, в наличии около 3-х. Как им пояснили — часть "потерялась ещё по дороге сюда", но основное дезертирство произошло этой ночью, после того, как солдаты и офицеры узнали, что будут действовать совместно с французами... Оставшиеся так же были частично деморализованы, особенно после того, как чудесным образом узнали, что в югославской армии кормят получше и жалование побольше.
Как бы там ни было, но атаку начали вовремя.
Впереди вяло шли княжьи гвардейцы, за ними, как бы прячась, французы генерала Винуа, за которыми, в виде мобильного резерва, следовали африканскими конные егерями д'Алонвиля.
Вначале все шло неплохо. Войска двигались вперёд не встречая никакого сопротивления и даже противника. Потом, потом по небу, со свистом пролетели "брёвна" и всё взорвалось, причём взорвалось за, впереди идущими "княжими гвардейцами", среди французских войск. Рвануло так... Ладно лошадки боялись, они животина подневольная да малоумная, им простительно, но солдаты то как разбегались от "летающего леса" просто в диком ужасе. В общем, мало совершенно никому не показалось, даже много. Поле заволокло дымом и пылью, появилось множество всяких ям да прочих неровностей и оглушительная, звенящая в ушах тишина, прерываемая треском горящей травы, кустов и остального дерева, а так же стонами и криками раненых, увечных и умирающих.
Кратковременная остановка движения, быстрое осознание, обдумывание создавшегося положения и дальнейших действий... В этот-то момент явил себя противник. Впереди, неспешно пылят самодвижущиеся телеги, за ними колонны пехоты вперемешку с кавалеристскими "квадратами".
Первыми под удар попали "княжьи гвардейцы". Мерный шум самодвижущегося чуда и необычайно частая стрельба с установленного на ней ружья. Понеся, нужно сказать, мизерные потери, в первую очередь в строевых офицерах, парадные гвардейцы, выученные безупречно маршировать и показывать чудеса отваги на очень редких учениях, в реальном сражении оказались хорошими бегунами в направлении "назад". При этом, оставшиеся в живых бравые офицеры, так эффектно смотревшиеся на балах и прочих приёмах, в ушитых штанишках с закрученными усиками и лихо одетых головных уборах, бежали впереди своих солдат, до этого, в паху, нещадно разодрав штаны с лампасами. Причем бежали самоотверженно, не щадя сапог и себя любимого, держа в одной руке дорогую саблю, в другой пистоль, потеряв кепи, фуражку, кивер и прочие головное покрытие, наплечные накидки, гусарские ментики и иные плащи.
На этом гвардейское горе не окончилось. После "бревенчатого" удара, приведённые в повышенную бдительность французские полки, по большей части второй линии, поскольку первая перестала существовать, увидев мчащихся на них людей, приняли тех "на остриё штыка", полагая, что это наступающий противник. Завязалась "потасовка", сумятицу в которую внесли подоспевшие самодвижущиеся телеги и русские легионеры, скорострельной ружейной пальбой, из безопасного расстояния, поддерживая "боевой порыв" гвардейцев.
