Зал наполнился грубым хохотом. Огромные портреты на стенах, посредственные во всем, кроме размеров и дорогих рам, смотрели вниз неодобрительно. Наверное, это неодобрение, было странным. Блеклый род мелких баронов, который предоставил — недобровольно — своё родовое гнездо Валленштейну моглу похвастать немногим, кроме неотесанности. Но такие люди, когда позируют для провинциального художника, практически всегда хмурятся. Возможно — в попытке выглядеть значительнее, или просто пытаясь совладать с мочевым пузырем.
Валленштейн подошел к столу в центе зала. Стол сильно выбивался из интерьера комнаты — это был большой, массивный кухонный стол, который приволокли в зал солдаты в тот день, когда Валленштейн завладел особняком. Вычурные и хрупкие стулья и диваны, привезенные из Вены, находились зале и раньше. Теперь они стали еще более хрупкими, хоть и менее роскошными — пребывание офицеров Валленштейна, задевавших их шпорами и проливавшими на них вино, не прошло для них даром.
А вот стол обладал достаточным запасом прочности, и спокойно сносил закинутые на него ноги в кавалерийских сапогах, бутылки с вином, а также огромную карту, занимавшую большую его часть.
Достигнув стола, Валленштейн оперся на него руками и склонился над картой. Офицеры собрались вокруг него. Где-то через минуту Валленштейн длинным костлявым пальцем указал точку на карте.
— Здесь? Демонстрация.
Это будет задачей Пикколомини. Итальянский генерал наклонился и глянул на указанную местность.
— Ну если только демонстрация, да. Что-то большее...
Валленштейн кивнул.
— Умоляю. Я же не кардинал, и не думаю, что война просто может быть измерена монетой. Он может плевать на свидетелей, а я нет. Любая армия, которая пойдет в открытую на американцев, сломается как гнилая соломинка. И это мнение исходит от ветеранов Тилли, а не кучки вонючих монахов и попов — он продолжил изучать карту — Я не рассчитываю, что вы и впрямь возьмете Зуль. Это только отвлекающий маневр, чтоб ы оттянуть часть их сил.
Генералы вокруг стола расслабились. Не последней причиной, по которой Валленштейн стал крупнейшим деятелем в имперской армии было то, что его люди были ему преданы — по крайней мере за то, что он не требовал от наемников невозможного. Все офицеры лично слышали донесения. Непробиваемые стальные повозки, не имеющие лошадей, которых можно бы было убить, невероятная скорострельность, винтовки, безошибочно разящие на треть мили, даже какая-то пушка, извергающая целый ливень пуль.
— Просто демонстрация — повторил Валленштейн и бросил короткий взгляд на Пикколомини — Убедительная демонстрация, вы понимаете? Будет подозрительно, если они не вступят в соприкосновение. Должны быть умеренные потери.
Пикколомини пожал плечами.
— Я могу разменять пару сотен. Использую этих швабских мудаков, все равно от них ничего кроме геморроя с тех пор как они здесь появились. Будет лучше если они погибнут.
Валленштейн кивнул. Держа правый указательный палец на Зуле, он сдвинул второй на запад по карте, и остановил его на точке подписанной "Айзенах".
— Испанцы должны ухитриться взять Айзенах. Если они не преуспеют — пусть отходят в замок Вартбург.
Генерал Галлас шмыгнул носом.
— До сих пор поверить не могу, что американцы не разместили гарнизон там. Пусть и старый, но Вартбург до сих пор мощнейший замок в Тюрингии. Идиоты.
Валленштей покачал головой.
— Я не разделяю вашего мнения. Боюсь, что если Соединенные Штаты не разместили там гарнизон — в таком очевидном месте! — то этому есть причина. И я считаю глупым предполагать, что причиной является простая некомпетентность.
— Возможно, недочно войск, — задумался Пикколомини. — Все шпионы, которых мы туда посылали сообщают, что они содержат только небольшую постоянную армию. — он тоже втянул воздух. — Торговцы и банкиры — и спаси Господи, фабриканты. Вот они кто и не более. Мне неважно, какое у них там оружие — они не думают как солдаты.
Валленштейн выпрямился во весь рост. Он был высоким, хоть и очень худым, К сорока пяти он слегка облысел ("вдовий пик"). Длинный нос точащий нос соседствовал с высокими скулами и обрамленным тонкими усами и козлиной бородой ртом, чья нижняя губа была такой мясистой и выступающей, что вызывала слухи о том что ее владелец он внебрачный сын кого-то из Габбсбургов. Вообщем довольно неприглядное лицо, холодное и невыразительное. В сочетании с фигурой оно делело его довольно похожим, на общепринятое изображение Мефистофеля.
— Я тоже не думаю как солдат, — сказал он и осмотрел своими темными глазами офицеров вокруг себя — и поэтому, вы работаете на меня, а не я на вас.
Офицеры не отреагировали на это резкое замечание. Частично, от того, что это была правда, но в основном — потому, что одергивать Валленштейна было себе дороже. Богемский генерал — хотя термин "военный подрядчик" подошел бы лучше — мог стерпеть дискуссию, спор, даже ссору, но с офицерами не уважавшими его старшинство он был скор на расправу. И в том что касалось "скорой расправы", Валленштейн тоже не думал как солдат, его душа была душой убийцы, а не дуэлянта.
— Неважно. — властно заявил он — какой бы ни была причина — некомпетентность, нехватка людей, или, как я подозреваю, то что американцы знают что-то чего мы не знаем — пусть это выяснят испанцы, а не мы.
Его офицеры кивнули в унисон. Этот коллективный жест вобрал себя всё удовлетворение наемников, собравшихся получить свои деньги, и пусть умирают другие.
Валленштейн снова склонился над столом и снова широко развел указательные пальцы.
— Испанцы, крупными силами идут на Айзенах. Пикколомини, вы проводите убедительную демонстрацию на Зуль. Этого будет достаточно, чтобы оттянуть всё значительное сопротивление. И тогда...
Он отвел пальцы и хлопнул по карте ребром правой ладони.
— Хорваты — прямо через чащу леса. Охотники, которых мы наняли, заверили меня, что там есть хорошая тропа, идущая через ненаселенную местность. Хорваты выйдут на расстояние удара даже раньше, чем их обнаружат. И им не сможет преградить путь никто кроме городских констеблей.
Он наклонился над столом и вытащил карту поменьше и положил ее поверх большой.
— Вот — сказал он указывая. Он кивнул Галласу, которому подчинялась хорватская легкая кавалерия. — Убедитесь, что хорваты поняли. Главный удар должен прийтись сюда.
Галлас посмотрел на указанное место на карте. Это была очень хорошая, детальная карта городка — теперь уже небольшого города — называвшегося Грантвилль. Ее составили на основании дюжин шпионских докладов за последние несколько недель.
Галлас слегка нахмурился.
— Не сам город?
Валленштейн кивнул.
— Нет. О, разумеется — убедитесь что порядочного размера конный отряд погромит город так хорошо, как только сможет. — Он коротко кашлянул. — Если они сумеют зарубить пару евреев — тем лучше. Но главный удар должен прийтись сюда.
Он подался назад и снова встал прямо.
— Кардинал Ришелье может нести чушь о деньгах, банкирах и еврейских финансовых чудотворцах. Но сердце Соединенных Штатов находится там. Я пришел к этому выводу на основании всех докладов. Именно там это новое змеиное гнездо и там она производит своих отпрысков.
Он снова наклонился и снова указал своим дьявольским пальцем.
— Здесь. Сжечь всё дотла. Всех убить, всех зарезать. Даже собак если они там есть.
Когда раздался его собственный хохот, он был таким же грубым, как и смех его офицеров.
— Кто их знает? А вдруг это замаскированные евреи?
Глава 50
"Мне это не нравится" — проворчал Густав Адольф негромко. Он слегка помахал в воздухе письмом, которое сжимал в своих толстых пальцах — "Абсолютно не нравится".
Он поднял глаза и уставился на Торстенссона. "Леннарт, ты можешь придумать хотя бы одно правдоподобное объяснение, почему Бернард начал такой маневр? Так далеко на юг?"
Молодой генерал артиллерии начал было какое-то саркастическое замечание в стиле "он хотел полюбоваться своим отражением в Женевском озере", но сдержался. Он чувствовал, что король был искренне обеспокоен. Он кивнул в сторону письма в руке Густава.
"У Акселя есть какие-то идеи по этому поводу?"
Густав покачал головой. "Нет, но он беспокоится, это видно."
Стоя на стенах земляного укрепления, которое шведы построили там, где речка Редниц втекает в Нюрнберг, Торстенссон повернулся и уставился на северо-запад. Король скопировал его движение. Оба мужчины напряженно пытались представить себе рельеф Рейнланда. О чем только думал Бернард Саксен-Веймар? У него не было никаких логических оснований для того, чтобы отвести войска так далеко на юг, до самого Кельна.
Их взгляды скользнули по огромному комплексу укреплений, окружавших город, но и король, и его генерал проигнорировали зрелище. В большинстве своем это были грубо сооруженные земляные укрепления, и большинство из них были новыми. Как и тот редут, на валу которого они стояли, всё это было построено наспех за последний месяц.
Как только он вошел 3 июля в город, Густав мобилизовал жителей Нюрнберга на земляные работы для постройки этих укреплений. Горожане совершенно не жаловались на принуждение. Нюрнберг был в союзе с королем Швеции, и они были почти в экстазе от вида того, что король выполняет свое обещание: Нюрнберг не станет ещё одним Магдебургом.
Густав Адольф появился здесь в самый последний момент. Огромная армия, которую Валленштейн собрал в Богемии, шла к городу. Насчитывающая примерно шестьдесят тысяч человек, его армия была крупнейшим войском, когда-либо выводимым в поле в ходе этой долгой и жестокой войны. Баварские войска Тилли, в настоящее время находившиеся под прямым командованием курфюрста Максимилиана, шедшие на соединение с Валленштейном, насчитывали ещё примерно двадцать тысяч человек. И Паппенхайм, Черные Кирасиры которого провели весну и раннее лето в Вестфалии, как сообщалось, тоже шел на соединение с ними. Маршрут Паппенхайма был неясен, но шведы предполагали, что он воспользуется уходом Густава в Нюрнберг для того, чтобы совершить марш по Франконии. Если это так, Нюрнбергу угрожали с трех сторон: Валленштейн с северо-востока, Максимилиан с юга, Паппенхайм с запада. Армия в сто тысяч человек вот-вот должна была подступить к Нюрнбергу, готовя ему участь, постигшую Магдебург.
В то время как горожане, под руководством шведского инженера Ханса Олафа, отчаянно строили укрепления, Густав снова вывел свою армию в поле. В течение нескольких дней шведы маневрировали вокруг приближавшегося противника, замедляя его продвижение и выигрывая время для Нюрнберге. Но 10 июля баварские и имперские войска наконец объединились в Ноймаркте.
Хотя у него и было вчетверо меньше сил, Густав продолжал посылать Валленштейну вызовы на бой в открытом поле. Валленштейн отказывался. Богемский военный подрядчик предпочитал более верные, если и более медленные, методы осадной войны. Неуклонно, уверенно, неизбежно, как подступающий ледник, его огромная армия заняла позиции, угрожающие городу. Но, к тому времени лихорадочная программа строительства укреплений привела к появлению новой оборонительной линии вокруг Нюрнберга, заменявшей старые внутренние стены города. Линии обороны, сооруженная инженерами Густава, была спешно возведенной, но хорошо спроектированной. Она была слишком велика для того, чтобы даже Валленштейн мог её окружить целиком.
Таким образом, богемец был вынужден "осадить" Нюрнберг, воздвигая то, что можно было бы назвать "контркрепостью". Остаток оюля люди Валленштейна провели, сооружая гигантский укрепленный лагерь в нескольких километрах к юго-западу от города. Используя реку Биберт в качестве главного источника воды для армии, Валленштейн соорудил полевые укрепления протяженностью в дюжину миль. Ключевым пунктом укреплений Валленштрейна был лесистый холм на севере, прямо напротив шведских позиций. Это холм назывался Бургшталь. Он возвышался над рекой Редниц приблизительно на двести пятьдесят футов, протекающие вдоль его восточноого склона. По сути, Редниц служил ров для лесистого холма, увенчанного развалинами древнего змака, называвшегося Альте Весте. Валленштейн превратил Альте Весте и весь Бургшталь в крепость. Палисады и рвы появились на холме, как грибы, а рсположенные на склонах тяжелые орудия имели прямые линии огня.
Потом наступила пауза. Раз за разом Густав совершал вылазки из Нюрнберга, бросая Валленштейну вызов на открытом бою. Валленштейн не принимал вызов. "Достаточно сражений" — сказал онсвоим генералам — "Я покажу им, что есть и другие методы ведения войны."
Метод хладнокровного, как никакой другой представитель своего времени, Валленштейна был прост. Через короткое время после начала осады голод и болезни начнут бить по обеим армиям. люди начнут умирать тысячами, а затем десятками тысяч. И у него было гораздо больше людей, чем у короля Швеции.
"Измена" — прошептал Густав — "Это может быть только измена".
Торстенссон нахмурился. Он терпеть не мог младшего герцога Саксен-Веймар, это правда. Но — измена?
"Я не вижу..." — молодой генерал колебался — "Боюсь, что я не вижу логики в этом поступке, Ваше Величество". Он указал на запад. "Это правда, что Бернард оставил дверь открытой для испанцев, если они захотят в неё войти. Но даже если в этом и была его цель, какой в ??этом смысл? Нижний Пфальц до сих пор заблокирован. Чтобы испанская армии могла угрожать нам, они должны..." — Он запнулся, замолчал, его глаза расширились.
Король кивнул. "Пройти по Тюрингии", заключил он мрачно. "Что, конечно, было бы невероятно окольным путем для того, чтобы угрожать Нюрнбергу. Но что, если они не намерены идти так далеко? Что делать, Леннарт, если их цель состоит не в походе через Тюрингию, а просто в том, чтобы напасть на него?"
Торстенссон повернул голову. Теперь он смотрел на север, а не на запад. "Может быть" — вслух размышлял он — "Это, по крайней мере, сделает маневр Бернарда разумным — если предположить, что он действительно совершает предательство". Торстенссон прищурился. "Но, даже если это так, какой в этом смысл?"
Плечи артиллерийского генерал дернулись. Жест выражал больше раздражение, чем недоумения. "Я никогда не видел американцев в действии. Но, судя по всем полученным нами докладам и по личному отчету Маккея, который я слышал собственными ушами, они могут вдребезги разнести любую армию, наступающую на них в лоб. Особенно эти неуклюжие испанские терцио".
Король фыркнул. "Да. Но спросите себя, Леннарт — кто-нибудь сообщил испанцам об этом?"
Теперь глаза Торстенссона были широко открыты. Как и весь высший шведский генералитет, Торстенссон был посвящен в сложные и извилистые дипломатические маневры, которыми был вынуждены заниматься их король в течение последних двух лет.
"Ришелье", пробормотал он.
Густав кивнул. "О да, это весьма вероятно. У Ришелье достаточно денег и влияния, чтобы предложить Бернарду эксклюзивную цену за предательство. Эльзас, возможно, в замену его драгоценной Тюрингии. Или Лотарингия. Пара слов испанцам — которые в течении многих лет пытались найти любой предлог для того, чтобы вторгнуться в германские земли — и готово. Открытая дорога для испанской армии из Габсбургских Нидерландов для того, чтобы нанести удар по Тюрингии."
