Но ни Дара, ни медсестра ничего не могли поделать. Дара просто тряслась от животного ужаса всеми своими обнаженными прелестями под стерильной "бумазейной" распашонкой, отчего не могла сделать ни шагу в сторону операционного стола. А все из-за "фиксаторов" для рук и ног, красовавшихся на углах узкой металлической койки. Очень уж не вовремя вылезла память о казалось бы забытом "приключении" в далёком солнечном городе. Девушка понимала, что ведет себя глупо, но физически не могла переступить через вдруг охвативший душу иррациональный ужас.
Медсестра же была "чистая" и, согласно инструкции, не имела права прикасаться ни к чему, кроме стерильного инструмента. Поэтому она ничего не могла поделать, и расправа пока откладывалась. Надо было искать не силовые пути решения.
— Девочка, да не волнуйся, все будет хорошо. Не надо доктора задерживать, у него и так сегодня много работы. Да ты и глазом моргнуть не успеешь, как все кончится. А потом можно будет пойти в палату и поспать. Правда, — проникновенный и, казалось, мягкий на ощупь голос прокрадывался в самую душу, но просто так сдаваться Дара не собиралась:
— Ага. А пристежки зачем? Только залезь, и мигом начнете ковырять без всякого наркоза: "Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается!" — брякнула она логическое объяснение собственному страху, первое пришедшее на ум. И, судя по тому, как грозно сошлись у переносицы брови медсестры, угадала:
— Немедленно прекратить истерику и марш на стол!
Оставалось только помотать головой и, выставив перед собой на манер когтей пальцы с обломанными ногтями, забиться поглубже в спасительную щель.
— Та-а-к... — гневное рычание медсестры перешло в змеиное шипение. — Тогда — марш отсюда! В самый конец очереди! Нечего своими дурацкими глупостями у других время отнимать! Это сейчас ты потому такая бодрая, что доброхоты тебя промедолом из аптечек нашуровали до синих зайчиков, а как отпустит — сама приползешь!
Логичная бесчеловечность такого предложения пробрала до печенок, но преодолеть ужас Дара так и не смогла. Оставалось только стиснуть зубы, чтоб не расплакаться, и мотать головой из стороны в сторону, дескать — "не выйду, и все!"
— Сестра! — В новом голосе прозвучало столько властности, что сердце выбралось из пяток, чтобы посмотреть, кто это такой грозный пришел, а потом забилось еще глубже. Хотя щупленький хирург с красными глазами (остального под синим балахоном и повязкой толком не различишь), не особо впечатлял. Тем не менее, громадная сестра из грозного пещерного медведя мгновенно превратилась в послушную моську и на задних лапках попрыгала жаловаться начальству.
— Виктор Иванович! Она боли боится, не знаю, что и делать.
— Если не знаете, что делать с пациентами, то идите подальше из операционной. В прозекторскую. Там вам никто возражать не будет, — "прибил к полу" медсестру хирург и, повернувшись к Даре, произнес совсем другим, усталым голосом: — Вот что, девочка, ты действительно права — обезболивающее нужнее другим раненым, да и время дорогого стоит, но давай с тобой договоримся — я приложу немного больше усилий, зато сделаю косметические швы. Так что потом ничего особенного на твоей пострадавшей шкурке видно не будет. Шрамы пусть мужиков украшают, а нам не надоть. Согласна? Вот и молодец — не будем терять времени.
Оставалось только кивнуть и, прикусив губу, выбираться из "убежища", да топать в сторону чертова стола. Поверхность неприятно холодила тело через тонкую распашонку.
— Сестра! Машу вать, — прозвучал грозный рык, и Дара тут же оказалась намертво пристегнута к этому пыточному приспособлению. Вот теперь точно все пути отрезаны.
— Ну что ж приступим.
— Ы-ы-ы!
— Ну не стоит так волноваться. Это ведь совсем не больно. Когда будет больно — я скажу. Сестра, где лоток? Да не туда, сюда его!
"Б-зынь!"
— Ы-ыыыыыы!!!
"Бд-зынь-бзынь"
— И это еще цветочки! Кстати, милочка, какие у вас планы на сегодняшний вечер? А? Деточка, не дергайся и не думай лишнего, меня отнюдь не твои мослы интересуют... — и уже другим тоном. — Сестра! Нахр-рена нам прогрызенный стол или пациентка без зубов? Капку!
— А не пошел бы ты полем, лесом и потом в трамвайчике, — и, уже Даре: — Солнышко, разожми зубки, моя хорошая, тебе с этим будет удобнее... Вот и молодец! Вот и лапушка.
— Так, а вот сейчас будет немножко больно.
-Хр-рррр!!!
"Стук!"
— На чем мы там, голубушка, остановились? На планах на вечер?
— Я вообще-то замужем, яхонтовый... — голос сестры спокойный и насмешливый. Видно, не впервой им так препираться.
— И когда это мешало?
— М-мммм...
— Ну а ты, деточка? Сладкое любишь? А может солененькое?
— Хррр.
— Не любишь, значит! Вот незадача, а у меня банка меда пропадает, не знаю, куда и девать. Сестра! Протирайте уже! Ни хрена же не вижу! Воо! Да ты просто красавица, деточка. Да еще и счастливица.
— Поч-чему?
— Зачем капкой плеваться? У нас другой нет! Ну как же! Самое твое сокровище зашивать не придется. Муж опять-таки не расстроится.
— Док-кторррр!
— Сорок лет уже доктор, а такого красивого вида не довелось еще лицезреть.
— У-ууууу!
— Ну не реви, я ж как ценитель, деточка, а не потребитель. Художник в душе, знаешь ли. Ага... И здесь тоже. Эх, красота! Как новенькая будешь!
* * *
Спать в палате пришлось на животе. Хотя и "спать" и "палата" — одни названия. Последняя представляла собой двадцатиместную брезентовую палатку с двумя рядами складных коек, поставленных вдоль скатов. Довольно просторненько, хотя можно уже заранее представить, в какой ад превратится это место, когда пойдет настоящий поток раненых. Пока же тут даже сортировали, правда, без разбора пола, а по типу ранений, и в их "палате" собрались сплошь обезноженные.
Дара, наверно, была единственной, кто добирался до койки самостоятельно. Ничего не поделаешь — носилки положены только тем, кто действительно не может ходить, а все прочие извольте топать, пусть и на трясущихся ногах с подгибающимися коленками. Остальные же ковыляли на костылях или лежали тихонько, задрав к небу конечности.
Оживляж, вызванный её появлением, прошел мимо сознания — сил хватило только пристроить рядом с кроватью возвращённую на выходе из операционной винтовку — остальные вещи ей пока не вернули. Вот и пришлось ковылять в бахилах, да новой распашонке, выданной вместо старой — разрезанной пониже спины и заляпанной кровью. Улегшись на живот, закрыла глаза, стараясь скорее заснуть, пока еще не полностью закончилось действие обезболивающего.
План удался ровно наполовину. Сначала спать мешали свежие швы, ноющие в паре десятков мест на заднице и ногах, да вскрики соседей, у которых наркоз уже отошел. Потом, едва провалилась в сон, как стало понятно — лучше б не засыпала. Всепоглощающая жажда пронизывала всё её существо. Но, увы, теперь не удавалось, наоборот, проснуться и попросить избавить её от страданий. Или, хотя бы, добить из жалости.
— Пей! — смутно знакомый голос вырвал из уже ставшего привычным кошмара, но в данный момент Дару интересовала только божественная влага, замершая прямо под носом, в считанных миллиметрах от пересохших губ.
Не выдержав, девушка, забыв про все манеры, просто сунула лицо в широкую чашку, в один момент всосала в себя все её содержимое, да еще и вылизала стенки языком, старясь подобрать последние капли.
— Еще! — собственный хрипящий голос было не узнать.
Зато, неспешно, из-за необходимости опираться на костыль, удаляющаяся мускулистая спина, с повязкой на левом плече, оказалась очень даже знакома. Тело само, разом забыв про боль и немощь, повернулось набок, а патрон неслышно скользнул в ствол.
— Стреляй уж, чего тянуть. — Спокойно сказал Бероев, не оборачиваясь и продолжая набирать в чашку воду из бачка, подвешенного на стойку палатки.
— Ты у нас в плену? — поинтересовалась Дара, держа винтовку у бедра — с такого расстояния все равно не промахнуться, а изменить направление проще, если Вадим попробует отпрыгнуть.
— Нет.
— Работаешь под прикрытием?
Бероев плавно развернулся и, как-то застенчиво улыбнувшись, развел руки в стороны.
— Так уж получилось, что федералы и ассамблейцы в этой войне оказались на одной стороне... Извини, что разочаровал.
— Да свой он, свой, не сумлевайся, — пробурчали с соседней койки, — и госпиталь этот — федералов. Сама посуди, откуда у нас такая роскошь?
— Набрали блин, детишек, все им черно-белое, везде сразу шпионы мерещатся — недовольно раздалось из другого края палатки, — только спать мешают своими малышовыми разборками.
— Занимайтесь любовью, а не войной! — пискнул из противоположного угла невесть откуда взявшийся там пацифист.
— Цыц! — рявкнули на него хором.
— Нашел что подсказать, ирод, тогда точно никому спанья не будет, — снова пробурчал сосед.
— Держи, — дохромавший до Дары Бероев сунул в руки чашку и приземлился на соседнюю койку. Пришлось винтовку положить рядом и заняться борьбой с обезвоживанием.
С сожалением отложив пустую (и вылизанную) чашку, поймала нескромный взгляд Вадима, направленный за слишком широкий ворот распашонки. Похоже совет пацифиста пришелся ему по душе. Решительно поставила его "лицом к стене", а остальных шепотом попросила накрыться (никто правда не пошевелился, спят типа, ага) и, не раздумывая, полезла в обнаружившийся рядом с кроватью рюкзак за вещами. Штаны, впрочем, надевать посчитала лишним, тем более с дырками на заднице. А вот пятнистая футболка и старая родная камуфляжная куртка ее здорово порадовали — в палатке было не особо жарко.
Чем прикрыть низ решила просто — пролезла в ворот рубашки до пояса (на слонов их, что ли, рассчитывают?) и прихватила оставшуюся часть ремнём, выдернутым из штанов — получилась этакая тонкая юбка до пяток. Не сползает — и ладно.
— Тогда с кем же мы воюем? — поинтересовалась Дара. Очень своевременная, надо сказать, мысль — и двух дней не прошло.
— Десант... — Бероев перевел тоскливый взгляд на брезентовую стену, и стало понятно, насколько ему сейчас хреново. Не физически. Душа — она посильнее переломанной ноги болеть может. — Десант, разумеется, не мог начать высадку без ведома федеральных властей.
— Нихренасе! А ведь мы их даже побили... — и немного смутившись собственного хвастовства, продолжила: — Поначалу. А потом они нас как котят гоняли... — и почему-то разозлившись: — А ты, вояка, много положил?
Вадим отвел виноватые глаза, и Даре стало так стыдно, что от полыхнувших ушей непонятно как не задымилась подушка. Нашла, о чем спрашивать! Дура!
— Я даже ни разу не выстрелил... Сопровождали колонну с беженцами из Ново-Плесецка, сидел в кузове возле заднего борта, когда водитель шедшей следом машины не удержал дистанцию, и вот...— Бероев задумчиво потрогал затянутый тканью бочонок ниже колена. — Прикинь, тут до сих пор пользуются аппаратами Илизарова. Ладно, хоть не гипсуют, — с наигранной бодростью добавил он.
— Ага. Хорошо хоть мне задницу дезинфицировали не кипящим маслом, — в тон ему вспомнила излюбленный прием средневековых хирургов Дара, — хотя ощущения были малоотличимые.
Сдержано похихикали, стараясь не разбудить остальных.
— Слушай, а может выйдешь за меня... Ну, замуж в смысле? — вдруг с посерьезневшими глазами поинтересовался Бероев. — Ну раз мы теперь вроде как оба сепаратисты...
Дара выколупала из пяток ухнувшее туда сердце и постаралась ответить с максимальной серьёзностью.
— Вадим, ты мне тоже нравишься.
— Только нравлюсь? — хмыкнул он.
— А тебе мало?
— Ага!
Вот вся же раненная, а туда же. Чуть не попросила доказать. Отвела взгляд от его обветренных губ. Еле удалось продолжить деловым тоном:
— Давай подождем до конца войны, а? Каким бы он ни был.
— Давай... А ты многих завалила, милая? — нет, ну каков нахал, а? Зато от этого слова даже ноги как-то... потеплели.
— Троих. А потом только зигзагом бегала. Пока не отбегалась.
— Ну, я всегда знал, что ты круче меня, — поспешил "подлизаться" Вадим. И добавил теплым голосом, поглаживая большим пальцем её ладонь и запястье, отчего жар от кисти расходился огненными ниточками по всему телу. — Не бери дурного в голову, мы с тобой еще натанцуемся до упаду — медицина пообещала.
— Эх, молодежь, то несутся сломя голову, когда не надо, то собираются жить вечно. — Прокомментировали их решения с соседней койки. — Могли б и пошевелиться, мы б ужо как-нибудь потерпели... черт с ним, со сном.
Дара с Бероевым, который неизвестно как успел перебраться на ее кровать и ухватиться за руку, густо покраснели и отпрянули друг от друга, парень снова оказался на своей койке. Но перешептываться, вспоминая прошедшее и строя планы на будущее, не перестали. Так и болтали, пока Дара не отрубилась посреди фразы.
Остальные отнеслись к этому с молчаливым пониманием.
* * *
Проснулась Дара от ужаса. Впрочем, не так, от УЖАСА. Пропитанная болью и смертью атмосфера полевого госпиталя и раньше давила страшно, но именно в этот момент чужая смерть показалась неправильной. Хотя можно подумать, что она вообще бывает правильной — смерть.
И вот опять. И снова. И ведь совсем рядом! В тишине спящей палаты, наполненной болью и бормотанием, переносить происходящее стало невыносимо.
— Вадим, — одними губами позвала девушка. Бероев не подвел, моментально открыв глаза без тени сна.
— Вадим, происходит что-то страшное, неправильное, — торопливо, но тихо зашептала она, буквально чувствуя, как также сторожко следом просыпаются остальные. Ох и перепадет ей за поднятую панику! Да по многострадальному филею!
Но тут все несущественные опасения из головы просто вымело — через вход в палатку уверенно и очень быстро, шагнул человек в камуфляже, прикрывая лицо ладонью чтобы не быть ослепленным светом, пусть и неярким, но режущим привыкшие ко тьме глаза. И вроде бы ничего не выдавало в нем чужака, и одежда была как у всех, и кошачья, экономная пластика движений та самая, какую девушка видела у многих охотников, а вот только ни секунды Дара не сомневалась, что перед ней не просто Враг, а сама Смерть. Конкретно её и всех, кто рядом.
Враг стремительно скользнул вбок, освобождая проход для идущих следом, и начал опускать руку, но ни того, ни другого движения закончить не успел. Ударив будто громом в тишине палатки, выстрел из ставшей частью тела винтовки-штатива (Дара ведь забыла, что не извлекла патрон из патронника, а руки, выходит, помнили!) попавший в плечо, закрутил его и бросил под ноги идущим следом.
А Дара имела сомнительно счастье "полюбоваться", как тяжелая оперенная пуля выбивает из спины еще живого человека метровый фонтан разрушенной плоти. Омерзительно! Но вот только шедших следом ни резкая смена ситуации, ни душ из крови, ни рухнувший под ноги товарищ — не смутили. Через упавшего они попросту перешагнули. И разом прянули в сторону, одновременно вскидывая оружие для "работы" — каждый в своем секторе.
И шарахнувшись еще дальше от брошенного Вадимом складного стульчика, невольно выпустили кувыркающуюся через кровать Дару из прицела. Вовремя! А то уже волосы на голове подниматься начали. Заглядывать в направленное на тебя дуло — не самое приятное времяпрепровождение.
