Насколько знала Лисбет, она и Самил — и брат Самила, Хоуэрд — теперь были единственными людьми на землях Храма, которые вообще знали о связи Анжелик с Кругом. Поэтому, когда она поняла, что за ней и детьми наблюдают, что любая попытка сбежать будет немедленно пресечена, она решила разработать собственный план. Вместо того, чтобы держаться подальше от Зиона, она написала — открыто, используя свои привилегии жены старшего викария, чтобы отправить это по церковному семафору, — чтобы сказать Самилу, что она присоединится к нему там этой зимой, в конце концов. И она приняла меры, чтобы сделать именно это.
Затем она заключила несколько иные (и гораздо более спокойные) договоренности с Анжелик. Она не ожидала, что все трое инквизиторов, которые шпионили за ней, в конечном итоге умрут в процессе, но она также не пролила ни одной лицемерной слезы по поводу их кончины. К сожалению, первоначальный план Анжелик немедленно вывезти ее и детей из земель Храма оказался неосуществимым в свете тайных, но интенсивных поисков, которые спровоцировал Уиллим Рейно. Открытая охота на "похитителей" ее семьи была бы серьезным препятствием при лучших обстоятельствах, но именно безжалостно эффективная тайная охота Рейно заставила Анжелик проявить осторожность.
И ее решимость вывезти из города как можно больше других семей, — напомнила себе Лисбет сейчас. — Эгоистичная мать в ней — мать, которая хотела, чтобы ее дети были в безопасности, и Шан-вей с чьими-либо еще детьми! — горько возмущалась этим решением Анжелик. Большая часть ее, однако, была полностью согласна. Несмотря на свой страх за безопасность собственной семьи, она знала, что просто бросить кого-то еще, кого они могли бы спасти, было бы предательством всего, за что когда-либо выступал Круг.
И поскольку ее муж, и ее шурин, и большинство их самых близких друзей в викариате собирались умереть за то, за что выступал Круг, Лисбет Уилсин не могла предать их дело больше, чем Анжелик.
Ничто из этого не облегчило изматывающие нервы многие пятидневки пряток здесь, в Зионе, городе, который стал сердцем самого зверя. Хорошей новостью было то, что Чантахал Бландей совсем не походила на Лисбет Уилсин. Она была старше, волосы у нее были другого цвета, на подбородке виднелась родинка, и она была по меньшей мере на тридцать фунтов тяжелее стройной, юной мадам Уилсин. И не только это, но в то время как мадам Уилсин сопровождали оба ее сына и дочь, когда она исчезла, у Чантахал был только один сын.
Было удивительно, насколько опытным стал тот, кто последовал призванию Анжелик, когда дело дошло до косметики и краски для волос, а зимняя одежда намного утяжеляла фигуру, чтобы никто этого не заметил. И хотя большинство матерей обычно не хотели бы, чтобы их двенадцатилетние дочери и восьмилетние сыновья проводили зиму в том, что было "домом с дурной репутацией", каким бы элегантным он ни был, Лисбет не беспокоилась о случае Жанейт или Арчбалда. На самом деле, она не могла придумать, где они могли бы быть в большей безопасности, и ее больше всего беспокоило то, что один из них — особенно Арчбалд, учитывая его молодость — мог непреднамеренно выдать их всех инквизиции. С другой стороны, ее старшему сыну Томису сейчас было четырнадцать — серьезный мальчик, который уже разделял печаль (и гнев) своего отца по поводу того, во что превратилась Мать-Церковь. Однако он также был племянником своего дяди. Как и Хоуэрд, он собирался сделать карьеру в храмовой страже, и, несмотря на свою молодость, был искусным фехтовальщиком и отличным стрелком, будь то мушкет с фитильным замком, арбалет или стандартный лук. Он также отчаянно защищал свою мать и наотрез отказался присоединиться к своим скрывающимся младшим брату и сестре.
По правде говоря, Лисбет не так уж сильно старалась убедить его сделать это. Отчасти потому, что она узнала сына его отца и поняла, что это бесполезная попытка, когда увидела его. Но главным образом потому, что, как бы сильно она ни доверяла Анжелик и как бы эффективно Анжелик себя ни проявляла, Лисбет не смогла заставить себя сложить все яйца в одну корзину. Что также было причиной того, что Анжелик приняла совершенно другие меры, чтобы увезти старшую дочь Лисбет (ну, технически, падчерицу, хотя она была единственной матерью, которую Эрейс когда-либо знала), а также ее мужа и сына из-под носа инквизиции. Лисбет подозревала, что ее собственная готовность приехать в Зион была фактором, повлиявшим на способность Анжелик сделать именно это. Она так явно хотела попасть прямо в паутину, что бдительность инквизиции в отношении сэра Фреймана Жардо, его жены и сына ослабла, по крайней мере немного.
Она радовалась тихой, горячей благодарностью, когда Анжелик передала ей слова о том, что Фрейман, Эрейс и юный Самил благополучно спаслись... по крайней мере, в настоящее время. Но теперь, под отполированным ветром небом ледяной синевы, когда она пробиралась по обледенелому тротуару, наполовину заваленному ночными сугробами, растоптанными по середине ногами прошедших ранее пешеходов, она почувствовала знакомую тяжесть отчаяния. Не ради ее собственной безопасности, и на самом деле не ради безопасности ее детей и внуков — хотя это была гораздо более острая, более режущая тревога, чем любая, которую она могла испытывать за себя. Она не собиралась становиться беспечной, но все же пришла к выводу, что если бы инквизиция собиралась найти ее или ее детей, она бы уже сделала это. Нет, отчаяние, которое она испытывала, было не из-за себя, а из-за своего мужа и всего, к чему он так долго стремился. Для друзей и доверенных коллег, которые отдали ему свою преданность и свою помощь... и которые собирались разделить его мучительную смерть, когда настанет момент.
Не то чтобы он обманул или ввел в заблуждение кого-то из них, заставив поддержать его, — подумала она, плотнее обнимая себя под пончо, когда острый ветер свистел между многоквартирными домами по обе стороны улицы. Все они были так же злы и решительны, как и он, и все они знали, что это может случиться. И все же знать, что это произойдет, что кто-то вроде этого жадного, кровожадного ублюдка Клинтана все-таки победит...
Лисбет никак не могла понять, как ее собственные мысли, ее собственный гнев на Бога за то, что он позволил этому случиться, отразили реакцию ее шурина. Если бы она знала, это бы ее не удивило, она знала Хоуэрда так же долго, как и Самила, и во многих отношениях они с Хоуэрдом были больше похожи, чем она и Самил. Что, вероятно, и было причиной того, что с самого начала ее гораздо сильнее влекло к Самилу, чем когда-либо к Хоуэрду — по крайней мере, как к мужу и любовнику. Как зять, он всегда был ее любимцем. На самом деле он был ей дороже (хотя она никогда бы в этом не призналась), чем любой из ее родных братьев. Была причина, по которой она была так довольна, видя, что Томис так сильно похож на своего дядю, потому что она не могла представить лучшего образца, который он мог бы выбрать для себя.
Она дошла до угла, где улица Хариман пересекалась с Маркет-стрит, на полпути между ее дешевой, по-спартански обставленной квартирой в многоквартирном доме и третьим по величине рынком Зиона, и посмотрела через улицу на лавку модистки.
Она даже не остановилась, когда повернула за угол, и ее шаг никак не изменился, но ее глаза сначала расширились, а затем сузились, когда она увидела витрину магазина. Рулон синей ткани — шелк из стального чертополоха, подумала она, — был выставлен в этом окне, а грузчик угля в магазине, должно быть, уронил пару больших кусков угля прямо по другую сторону запертых ворот, когда он делал утреннюю доставку. По крайней мере, кто-то их там оставил. Лисбет могла видеть блестящие черные куски, отчетливо видимые на фоне грязного снега, достаточно далеко внутри ворот, чтобы никто из отчаявшихся городских бедняков не мог их достать.
Ей хватило всего одного взгляда, чтобы заметить шелк и уголь, и она наклонила голову немного глубже, обнаружив, что теперь идет прямо навстречу ветру.
Она решила, что продолжит идти к рынку. Это был обычный день покупок Чантахал, и она торговалась за разорительно дорогую картошку и зимнюю морковь, которую пришла купить. Она могла бы даже купить несколько луковиц, если предположить, что они не были слишком дорогими в конце зимы, прежде чем снова отправиться в свой дом.
Однако, что бы она ни делала, она не подавала никаких сигналов и вообще никаких признаков того, что видела этот голубой шелк или эти куски угля.
Что она распознала в них предупреждение Анжелик о том, чтобы быть готовой действовать в любой момент.
.XVI.
Особняк мадам Анжелик, и Храм, город Зион, земли Храма
Абрейм Жевонс посмотрел в зеркало на свои карие глаза и каштановые волосы. Было слабое — очень слабое — "семейное сходство" с Мерлином Этроузом и Нимуэ Албан, — подумал он. — Что-то в губах, что ему не удалось замаскировать так сильно, как он намеревался. Он задавался вопросом, было ли его подсознание ответственно за это, или это была просто перенесенная причуда в программном обеспечении ПИКА. До своего кибернетического перевоплощения Нимуэ никогда особенно не интересовалась программным обеспечением, которое позволяло по желанию изменять внешний вид ПИКИ. Ее больше интересовало его применение в экстремальных видах спорта. Если уж на то пошло, она вообще никогда по-настоящему не хотела ПИКУ; это был подарок от ее богатого отца, от которого у нее просто не хватило духу отказаться. Таким образом, она далеко не так хорошо разбиралась в "косметических" аспектах своего нынешнего физического аватара, как могла бы быть, и вполне возможно, что что-то в ее программном обеспечении могло быть ответственно за перенос.
Конечно, это могло быть так, — сардонически подумал Абрейм. — Но это было не так. Ты прекрасно это знаешь, Мерлин.
Это было странно, — подумал он, отворачиваясь от зеркала. Он все еще думал о себе как о "Мерлине", а не как о Нимуэ или Абрейме. — Вероятно, потому, что именно таким он был последние несколько лет. Или, возможно, потому, что он наконец смирился с тем, что Нимуэ мертва, а он — совершенно другой человек. Или, возможно, опять же, просто потому, что ему нужна была единая личность, на которую можно было бы повесить свое чувство личности, если он не собирался полностью сойти с ума. Что также могло бы объяснить этот маленький сбой с губами.
Что ж, все равно никто не заметит, даже если они видели и Абрейма, и Мерлина, — сказал он себе. Во всяком случае, не после того, как Мерлин отрастит усы и бороду.
Он выглянул из окна своего гостиничного номера. Снова шел снег. Его хватало здесь, в Зионе, и он еще раз задался вопросом, не выбирали ли "архангелы" место для города исключительно ради того, чтобы сделать "мистически поддерживаемый" внутренний комфорт Храма еще более впечатляющим для тех, кто его видел. Более вероятно, однако, решил он, первоначальное решение разместить штаб-квартиру планетной колонии в этом конкретном месте было принято потому, что климат был настолько плохим, что, вероятно, отбил бы охоту у низкотехнологичных колонистов и их потомков селиться в этом районе. До разрушения Александрийского анклава (и ответной атаки коммодора Пея на Лэнгхорна и Бедар) Храма еще не было. Мерлин начал подозревать, что Лэнгхорн и Бедар рассматривали место своей штаб-квартиры как нечто вроде труднодоступной горы Олимп — где-то за пределами обычной досягаемости простых смертных, но в достаточной близости к миру этих смертных, чтобы создать ощущение архангелов, постоянно парящих прямо над горизонтом. В конце концов, для них климат не был бы проблемой, а "сказочные дворцы архангелов" помогли бы укрепить божественный статус команды для любых колонистов, которые побывали здесь.
Конечно, у него не было никаких доказательств этого. С другой стороны, пара ссылок в загрузке коммодора Пея намекала на такое мышление, и вполне вероятно, что Чихиро и Шулер (которые, по-видимому, стали лидерами "архангелов" после уничтожения первоначального штаба ядерной микробомбой в жилетном кармане коммодора Пея), последовали тому же ходу мыслей. И также было вполне вероятно, что они намеренно строились на том же месте, чтобы подчеркнуть победу "сил Света" над "темными легионами Шан-вей из Ада". Точно так же, как они построили весь Храм как осязаемое напоминание о силе "архангелов".
В каком-то смысле это имело бы смысл, — снова подумал Мерлин, наблюдая, как снежинки танцуют на резком, неуклонно усиливающемся ветру. — После того, как так много людей Лэнгхорна погибло в огненном шаре коммодора, им понадобилось бы что-то, чтобы напомнить колонистам, что "архангелы" все-таки победили. Возможно, было бы немного трудно убедить в этом всех, учитывая потери, которые они понесли, без чего-то довольно радикального, чтобы довести дело до конца.
Какова бы ни была логика, стоящая за этим, это было совершенно жалкое место для размещения крупнейшего города планеты Сейфхолд — по крайней мере, зимой. Летом все было совсем по-другому. С другой стороны, "лето" в Зионе было мимолетным переживанием. То, которого не будет еще довольно долго, что имело печальные последствия для ближайших планов "Абрейма" на будущее.
Как он сказал Мейкелу Стейнейру, он тайно следил за Анжелик Фонда с тех пор, как поразительные откровения Эдорей Диннис показали, насколько Анжелик была большим, чем первоначально предполагал Мерлин. Он принял чрезвычайные меры предосторожности, используя дистанционно управляемые пульты, которые записывали свои данные, а затем физически извлекались, вместо того, чтобы передавать — пусть и украдкой — на его орбитальные коммуникационные системы. Это сильно затруднило его наблюдение, но также обеспечило дополнительный уровень безопасности, который казался весьма целесообразным, учитывая те источники энергии под Храмом.
Это также, к сожалению, сделало невозможным для него — или Совы — перемещать эти дистанционно управляемые пульты "на лету" так, как они могли бы делать в другом месте. В Зионе он не мог перемещать свои датчики, чтобы надежно отслеживать людей, как мог бы в любом другом месте на планете, а это означало, что у него было гораздо меньше полной информации, чем он мог бы пожелать. Однако, несмотря на это, за последнюю пятидневку он понял, что Анжелик вела свою опасную игру даже дольше, чем он предполагал после откровений Эдорей. На самом деле, он пришел к выводу, что Анжелик, вероятно, связалась с Самилом Уилсином, а не наоборот.
Мерлин противился такой возможности, когда впервые узнал об этом. Не из-за каких-либо сомнений в способностях Анжелик, а потому, что она, очевидно, была "всего лишь" ретранслятором связи для организации Уилсина. Учитывая то, что Мерлин видел молодого Пейтира Уилсина в Чарисе, и то, что он смог почерпнуть из изучения своими теллесбергскими удаленными средствами — как только Стейнейр согласился разрешить это — документов, которые Эдорей передала архиепископу, было очевидно, что участие семьи Уилсин в усилиях реформирования викариата было делом нескольких поколений. Исходя из этого, было очевидно, что Самил, должно быть, завербовал Анжелик.
