— К бою! — только успел я крикнуть и в меня тут же ударили сразу три стрелы. Одна угодила в край пластины на груди, срикошетила и потеряв убойную силу, лишь клюнула напротив сердца. Вторая попала скользом в правое плечо и тоже скорее разозлила, чем навредила мне. Третья ударила точно в живот, как раз в то мгновенье, когда левая рука инстинктивно дернулась к кобуре с Кастетом. Угодила прямо в кисть, пробив ее насквозь. От боли меня просто скрючило и я дернулся вправо, под прикрытие толстой сосны. Нападавшие расположились грамотно, ударили сразу и одновременно по всему построению. Но тем не менее, я почти сразу услышал как сзади грохнул дробовик Максима, замыкающего колонну. Скрипя зубами и дурея от накатившей ярости, обломил древко, продернул острие сквозь кисть, разбрызгивая кровь на кольчугу, кинжал и кобуру с Кастетом. Так, понятно, теперь магию не применишь, рука совершенно не работает. Но есть еще пистолет и ружье, при некотором усилии возможно мне удастся передернуть цевье и дослать патрон в ствол. Ну а пока применим мой ГШ. Неповрежденной правой, выдернул пистолет и запястьем левой удалось взвести затвор, испачкав верх затворной рамы. Сзади меня уже гремел бой, несколько раз бухнул турок Макса, затем зачастил его пистолет. Щелкали стрелы, где-то сцепились в рукопашной, залязгали топоры, послышались первые предсмертные вопли.
Ага, вот и для меня появились цели. Осторожно выглядывая из-за ствола дерева, одновременно показались два лучника, готовые к стрельбе...
Бл%ть, это ж те самые кочевники, которые болтаются на юге! Чего им делать в наших лесах, как они сюда пробрались? Что вообще происходит, война что ли? Но пока голова думала над такой непростой задачей, правая рука действовала машинально, по знакомому алгоритму.
— Бах, бах, еще раз бах! И степняки, словив корпусом горячие маслины, свалились на землю. И тут закрутилось. В меня ударили еще две стрелы, сразу с двух направлений. Но я не дурак оставаться на одном месте, после выстрелов по быстрому перекатился влево и сменил позицию. И сразу же кинул обратку одному из лучников...
Так и воевал, крутясь как уж на сковородке, постоянно дергаясь, падая и переползая с места на место. Еще несколько стрел зацепили меня, но совсем не сильно. Одна четко ударила вскользь, перерезав ружейный ремень и дробовик просто свалился на землю. Но в азарте боя даже не обратил на такое внимание.
Ну а сейчас стоял за стволом старого, узловатого и корявого тополя, тяжело дышал и внимательно выцеливал следующих противников. Слух у меня словно переключился со всеобщего на узконаправленный. Что происходило сзади и с боков, не слышал совсем. В данный момент заточен только на схватку, только на победу. Еще двое врагов выскочили почти одновременно и наставив копья кинулись ко мне, завывая то ли от страха, то ли желая устрашить меня.
— Бах! один из них падает на землю и мой верный ГШ встал на затворную задержку. Я тут же, не думая ни мгновенья, кидаю пистолет в набегающего на меня мужика европейской наружности.
Бл%ть, да это же командор Симон! Только и успел сообразить мой сильно затупивший мозг. Тяжелый удар в грудь лишь на мгновенье притормозил нападавшего. Дернувшись, он выпрямился и заученным ловким выпадом достал меня копьем. Это случилось одновременно, я успел выдернуть из ножен кинжал, а он с хеканьем вонзить мне в бок копье. Страшная боль пронзает левый бок и почему-то начинает трансформироваться в дикую злобу в которой тонет мой разум. В следующий миг вижу перед собой кривящийся в ухмылке рот и злые глаза, и у меня окончательно срывает планку. Не ведая что творю, хватаю левой за древко и пытаюсь рывком выдернуть копье из раны. С одной мыслью, сейчас нет ничего главнее в мире, чем освободиться от лезвия в боку! Острие в теле удерживает ненавистного врага на расстоянии и не дает добраться до него коротким кинжалом. Но сильный матерый воин держит древко крепко, двумя руками. Молчит и словно думает, что будет дальше, сможет этот червяк соскользнуть с крепкого крючка?
Зло и ярость кипят во мне сотней вулканов. Упираясь ногами, постепенно двигаюсь вперед, левой намертво вцепившись в копье. Неумолимо надвигаясь на слегка изменившегося лицом воина, в растерянности сдающего назад. Все, при отступлении он уперся спиной в ствол ели, толщиной в два охвата и окончательно встал. Я не чувствуя боли, продолжаю давить корпусом, насаживая себя на копье, с одной только мыслью, достать до него! Еще немного, совсем чуть-чуть, боль сейчас не важна! В данный момент важно лишь одно — убить противника! Чувствую как наконечник копья протыкает мне бок со спины и натягивает пузырем кольчугу.
Глаза безмолвного командора чуть не вылезают из орбит от такой невидали, но мне уже плевать. Вложив остаток сил в последний замах, изгибаюсь как змея и вонзаю кинжал в грудь противника. И не верю своим глазам. Моя правая рука с кинжалом окуталась голубым цветом и кинжал, удлинившись на замахе в два раза, легко пробивает доспех и тело Симона, и пришпиливает его к стволу, вогнав клинок по самую гарду.
— Малый Сингертод! — еле слышно вымолвил он непонятные слова и ослаб, опустив руки. Но и мои силы вмиг закончились и я завалился на спину, совсем не по геройски. От удара на мгновение потерял сознание, затем снова пришел в себя. Подлый Симон так и висел пришпиленный кинжалом к стволу, словно бабочка в кляссере энтомолога. А я лежал на сырой траве и молча смотрел на высокое синее небо и голые деревья моей последней осени. Жизнь неторопливо-медленными толчками вытекала из тела вместе с последними каплями крови. Последний рывок забрал слишком, слишком много сил. Их уже не хватит чтобы повернуться боком и попробовать выдернуть копье и закрыть раны...
В затуманенном мозгу вдруг отчетливо и ярко зазвучали строки из песни Ю. Шевчука. — ... Ах Александр Сергеевич милый, ну что же вы нам ничего не сказали? О том как держали, искали, любили. О том что в последнюю осень вы знали. В последнюю осень...
Эпилог.
Поздняя осень уверенной поступью, постепенно и неизбежно, переходила в зиму. Холодные проливные дожди стали сменяться снежной крупой, ночные заморозки превращали грязь в подмерзшую корочку, снова раскисающую под дневными лучами солнца. Унылая, холодная пора скоро сменится еще более холодными месяцами со снегом и промозглыми ветрами. В один из таких дней, высоко в небе на границе степи и горного хребта Алашалар парил крупный коршун. Если окинуть глазами птицы окрестности замка Валленшафт, то можно было наблюдать следующую картину. Два всадника неспешно двигались вдоль опушки леса, оба были снаряжены для охоты. В руках арбалеты, в петле у седла длинное копье-рогатина. Один из них, барон Гумбольт Валленшафт, кривил рот и тяжелые думы одолевали его чело.
Кочевникам нельзя верить и нельзя с ними заигрывать. Ах, как оказался прав погибший на войне отец. А он-то, глупец, доверился сладким посулам вождя Мубарока и так прогорел! Вместо лихого налета на форт богатеев и расстрела колонны воинов из засады, вышло черт знает что. Даже вспоминать стыдно...
Вначале все было просто прекрасно. Две группы воинов под предводительством Симона и подлого Мубарока заняли свои заранее подготовленные позиции. Сам Гумбольт находился рядом, до начала атаки оставались считанные мгновения. Вдруг рядом в кустах страшно и незнакомо завыл волк. Кочевники заволновались но ничем не выдали себя. Ну воет серый и что из того? Да, привлекает внимание, да не вовремя. Но что сделать? И тут женский голос за стеной укрепления истошно закричал.
— Тревога, тревога! В лесу чужие воины!
После этого все пошло насмарку. Воины степняков и приданные им дружинники, дружно кинулись из леса на стену, понимая что они обнаружены. Но момент внезапности был уже упущен. Навстречу бегущим ударили огненные залпы, следом за ними полетели стрелы и болты из арбалетов. Защитников было совсем немного, но боевые жезлы грохотали безостановочно и косили нападавших наповал. А затем и вовсе, случилось страшное. От брошенного вниз боевого артефакта образовался ужасный грохот и дым, а двух ближайших дружинников просто разорвало на куски. После этого стало понятно что набег не удался и кочевники подвывая от ужаса, кинулись назад. Из двадцатипяти нападавших, к месту стоянки лошадей добрались только сам Гумбольт, один дружинник и восемь степняков. Уже находясь в седле, барон с ужасом увидел дикую картину. На раненого в живот, плетущегося последним степняка, сбоку налетел матерый волк. Сходу сбил с ног, полоснул зубами по горлу и тут же шмыгнул в кусты. Остолбеневшие от дикой картины, степняки даже не успели поднять луки и отомстить за смерть товарища явно не простому зверю. От такого кровь просто застыла в жилах, все принялись нахлестывать коней и умчались от страшного места подальше. Из двадцати воинов, севших в засаду против барона Вадима, никто не вернулся живым. Слышно было плохо, но там тоже шел ожесточенный бой. Так же грохотали магические жезлы, затем нападавшим стало не до того.
Ехавшие рядом степняки были страшно злы, недобро косились на Гумбольта и его дружинника, и барон понял что дело плохо. Когда уже стали приближаться к замку, он внезапно пришпорил лошадь и помчался вперед не жалея верного Беляша. Все верно, предчувствия его не обманули. Подлые союзники решили отыграться на нем, захватить в плен самого барона а потом получить выкуп. Но тут их план не удался, Гумбольта вынес верный конь а караульные вовремя заметили хозяина и подняли замковую решетку. Последнего дружинника конечно жалко, но что поделать? У каждого своя судьба...
Дальше получилось совсем плохо. Обозленные кочевники, объединившись с еще двумя родами, разом напали на его деревни. Стариков и малолетних детей вырезали, всех годных угнали в рабство. Деревни напоследок подожгли, скотину собрали в большое стадо и тоже угнали в степь. Все что награбили, вывезли на телегах мужиков. Гумбольт кипя от гнева, бессильно сжимал кулаки и смотрел как бесчинствуют внизу кочевники и издевательски машут ему руками. Мол выходи наружу храбрый батыр, яви всему миру свою мощь и отвагу!
Чего там являть, если в замке вместе с ним осталось всего 13 воинов?!...
Догорели крестьянские хаты, прошли дожди, прибив остатки пепелища. И только тут хозяина замка обуяла вселенская тоска. Как жить дальше без арендаторов, кто будет сеять зерно, собирать урожай? Где брать деньги чтобы рассчитаться с немалыми долгами? Чем заплатить оставшимся дружинникам, что отдать своему сюзерену?
Но ответов не было и оттого болела и ныла баронская душа, осознавая в какой жопе они все оказались. Мария с большим животом лишь кротко вздыхала и отводила взгляд. Слуги были чересчур угодливы, но в глаза тоже не смотрели. Дружинники были откровенно хмуры и им в глаза старался не смотреть сам Гумбольт. Еще бы, такие потери! За каких-то пол года гарнизон потерял три четверти своих бойцов. И ладно бы, в таких славных битвах как при Вигельбауме или осаде Сигельхоффа. А то вспомнить противно, два раза пытались напасть на своих соседей, таких же готенладских феодалов. И что в итоге? ... А ничего, оба раза получили по сусалам, а напоследок просрали свои деревни, лишившись арендаторов. И теперь приходится сидеть в замке тихо и безвылазно. И еще, от малого количества бойцов, увеличить время дежурств на башнях и стенах.
Чтобы хоть как-то скрасить свой досуг и обеспечить семью свежим мясом, Гумбольт в сопровождении доверенного десятника каждое утро выезжал на охоту. Вот и сегодня они отправились в объезд близлежащих лесочков. Но дичи не было и лишь в середине дня молодые глаза барона разглядели среди пышной хвои ели что-то яркое. Заинтересованные всадники подъехали ближе и увидели боевой топор, воткнутый в ствол дерева. Возле клинка обвязанный красной тряпкой. Что за дела, кто-то чужой кинул свой топор и оставил его в стволе ели? Кто это мог быть, здесь же не бывает людей? И зачем такое делать, вот загадка так загадка?
Барон подъехал к диковинке вплотную и привстал на стременах чтобы достать рукой до топорища. Затем дернул его, не желая оставлять добрый трофей в лесу. В хозяйстве теперь любой железке будешь рад. Неожиданно, за топором потянулась незаметная с виду веревка и сразу же щелкнули два арбалета-самострела, спрятанные в густой хвое. Оба болта ударили прямо в грудь Гумбольта Валленшафта, он захрипел, затем опустился на седло и сполз на землю. Десятник Гвидо соскочил со своего коня и наклонился над бароном. Но напрасно. Все, тут уже ничем не поможешь, оба ранения смертельные. Выпрямился, оглядывая округу.
Кругом было тихо, безлюдно и спокойно, так же высоко вверху кружил коршун, высматривая себе добычу. На соседней сосне заметил любопытную белку, которая вовсю пялилась блестящими глазками на непонятную картину. Настороженные неизвестными, самострелы сделали свое дело безукоризненно.
На соседней опушке, в густой хвое, стояли двое лучников в неприметной одежде. В одном из них можно было признать молодую женщину в мужском костюме. Она наблюдала за произошедшим в маленький бинокль.
— Это он, барончик, тот что сидел у нас в темной — удовлетворенно произнесла она. — Похоже насмерть его, правки не требуется. Работаем второго, дядька?
— Давай дочка — выдохнул старый воин и поднял длинный лук. Девчонка тоже взялась за свой.
— Хоп! — скомандовал Ульм и сразу две стрелы отправились в красивый полет и одновременно ударили в спину стоящего десятника. Тот подломился в коленях и упал на траву рядом со своим уже мертвым хозяином.
— Суки поганые, ненавижу! — скривилась девчонка и в глазах у нее показались слезы. — Это вам за моего Максима!...
Конец.
