— Рон! — Крикнул Артур, сердито поворачиваясь к сыну. — Ты не будешь так выражаться в этом доме и оскорблять свою сестру!
— Но она, блядь, изменяет Гарри, папа! — Закричал Рон, указывая пальцем на Джинни и свирепо глядя на своего отца. — Она гребаная развратница!
— Я не шлюха, ты, тупоголовый придурок! — Джинни повысила голос, пытаясь сдержать свой гнев и спрятать палочку в карман. Как бы ей хотелось прямо сейчас предать забвению своего брата-идиота за то, что он даже предположил, что она могла так поступить с Гарри. — Гарри знает, Рон, мы расстались перед окончанием учебы в прошлом семестре.
— Гарри знает? — Рон недоверчиво покачал головой. — Забавно, но он никогда не упоминал об этом при мне.
— Ну, может быть, это потому, что ты не задержался здесь надолго, чтобы выяснить это! Процедила Джинни сквозь стиснутые зубы. Это был удар ниже пояса, и она это знала, но Рон превратился в огромного засранца, и она все меньше и меньше заботилась о сохранении его чувств, когда он был готов осыпать ее оскорблениями и ставить под сомнение ее честность.
Рон замолчал, на его лице отразилась ярость, а уши порозовели.
— Мы договорились держать наш разрыв в секрете до тех пор, пока я во всем не разберусь и пока мы не сможем рассказать всем вместе. Но, учитывая, как прошло это лето, у нас не было такой возможности, — продолжила Джинни, решив полностью игнорировать брата и вместо этого обратиться к остальным Уизли в комнате. Она отчаянно пыталась взять ситуацию под контроль и объявить об этом так, как ей хотелось. — Мы никогда не думали, что это затянется так надолго. Я хотел рассказать всем раньше, просто из-за войны и ухода Гарри, казалось, не было подходящего времени, чтобы поднять эту тему.
— Или, может быть, — выплюнул Рон, сжимая кулаки и готовясь к новой атаке после того, как оправился от удара Джинни. — Он просто смутился, узнав, что его девушка — извращенка. Сколько времени прошло после того, как вы "расстались", прежде чем вы с ней сошлись? Или ты поняла, что склонна к измене, только после того, как уже переспала? Так вот как это произошло? Ты изменила моему лучшему другу и чувствовала себя так плохо, что порвала с ним?! Неудивительно, что он никогда ничего не говорил!
— Ладно, хватит, — крикнула миссис Уизли и шлепнула Рона по голове. — Еще одно слово, Рональд Уизли, и ты пожалеешь об этом — в этом доме мы не разговариваем так с нашей семьей.
— Мы понимаем, что тебе трудно это осознать, Рон, но дело не в тебе, — угрожающе произнес Джордж.
Глядя на своих братьев, пока он говорил, Джинни поняла, что в какой-то момент, когда Рон оскорблял ее, Джордж, должно быть, вытащил свою волшебную палочку, потому что теперь он крепко сжимал ее в руке и направлял в лицо Рону. Фред, стоявший рядом с ним, выглядел еще более сердитым. Он пристально смотрел на Рона, а правой рукой осторожно держал Джорджа за рукав, словно не давая ему произнести заклинание.
— Джинни, — миссис Уизли повернулась к дочери с ошеломленным и растерянным выражением лица. Джинни почувствовала, как у нее упало сердце, когда мать заглянула ей в глаза. Было совершенно очевидно, что ее мама отказывается воспринимать информацию и что она не принимает происходящее. — Джинни, дорогая, ты уверена? Ты правда так думаешь?
— Да, мам. Я действительно лесбиянка, — сказала Джинни, закатив глаза при виде выражения отрицания на лице ее матери. — И прежде, чем кто-либо из вас начнет болтать, нет, я не встречалась с Гарри, когда мы со Сьюзен начали встречаться. Мы с Гарри расстались в конце прошлого года. Он был первым человеком, которому я рассказала об этом, и он поддержал меня. Он и сейчас поддерживает меня. Мы со Сьюзен начали встречаться только в начале этого учебного года.
Джинни бросила убийственный взгляд на Рона, который, нахмурившись, с отвращением смотрел на нее. Он недоверчиво сморщил нос и время от времени переводил взгляд на палочку Джорджа, но молчал.
— Значит, это все еще что-то новенькое, — в голосе миссис Уизли звучал отчаянный оптимизм, и Джинни сразу поняла, о чем она думает.
— Мы — да, но то, что я лесбиянка, — нет! Мерлин, мам, я знаю, о чем ты думаешь, и просто остановись. Это не период — я не могу просто не быть лесбиянкой, потому что это не то, чего ты хочешь. — Джинни почувствовала, как ее сердце замерло в груди. Она подозревала, что мать отреагирует именно так, но видеть это было намного хуже, чем думать.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть лесбиянкой, — неубедительно произнесла миссис Уизли, пытаясь взять свои слова обратно. Она в отчаянии провела рукой по волосам. — Просто... я, ну, просто...
— Просто вы не хотели, чтобы ваша дочь была лесбиянкой, верно? — Тихо спросила Джинни. Боль в груди усиливалась, когда она смотрела на выражение лица своей матери, которое говорило само за себя. Миссис Уизли не стала этого отрицать, и вместо этого женщина оглядела комнату, словно ища поддержки у семьи, которая ее окружала. — Вас не смущает, что другие люди геи, верно? Если в другой семье есть ребенок-гей, это нормально. Если бы чья-то дочь была лесбиянкой, вы бы поддержали это, не так ли? Ты просто на самом деле не хочешь, чтобы кто-то из них был в твоей семье, потому что это не входило в твои планы.
— Джинни, — мягко сказал Артур, заметив боль в глазах дочери, и шагнул вперед. Он явно чувствовал себя неловко. Джинни видела беспокойство в его глазах, когда он смотрел на нее, но она знала, что он не знает, как помочь. Он явно хотел поддержать ее, но не был уверен, что сказать или сделать. — Ты знаешь, что твоя мама любит тебя. Мы оба...
— Да, конечно. — Голос Джинни сорвался, когда она заговорила. Затем она услышала незнакомый, почти истерический смех, сорвавшийся с ее губ. Это было нереально — как будто она больше не контролировала свое тело. Она снова рассмеялась и провела свободной рукой по волосам. Она буквально чувствовала, как разрывается ее сердце. Она теряла самообладание и была бессильна что-либо с этим поделать. Это было гораздо больнее, чем она могла себе представить. — Ты любишь меня, но не всего меня, только не ту часть, где я лесбиянка. Потому что это не вписывается в ту жизнь, которую ты представляла для меня, не так ли, мам? Это не то, чего ты хотела. Это унизительно — иметь в своей семье ведьму-лесбиянку.
— Джинни, конечно, я люблю тебя, — проворковала миссис Уизли, подходя к дочери с отчаянием в глазах. — Просто... ты такая юная, и все это так ново... как ты можешь быть уверена? Ты на самом деле не знаешь, лесбиянка ли ты, Джинни. Я просто не хочу, чтобы ты отказывалась от того, что у вас было с Гарри, из-за какой-то непонятной причуды, которую ты скоро перерастешь. Если ты откажешься от этого, ты многое упустишь — детей, настоящую семью, — я не хочу, чтобы ты потом сожалел о своих решениях. Сейчас столько всего происходит — ты просто запуталась.
— Ты невероятна, — прошептала Джинни, хотя знала, что ее слышит вся комната.
Она отстранилась от матери и потянула Сьюзен за собой, приближая их к единственной настоящей опоре, которая, как она чувствовала, была у нее в комнате, — к Фреду и Джорджу. Она хотела уйти. Она хотела убежать. Она чувствовала, как в уголках глаз скапливаются горячие слезы, а грудь сжимается так, что вот-вот разорвется.
— Не смей пытаться думать так, будто это "в моих интересах". — Джинни старалась не обращать внимания на слезинку, скатившуюся из ее глаз. Она не хотела быть слабой. Она не хотела терять свою силу. Она сказала, что ей все равно, что думает ее семья, что это их проблема, а не ее, но, конечно, ей было не все равно. Это была ее мать. Единственная женщина во всем мире, которая должна была любить ее безоговорочно и поддерживать, несмотря ни на что, а она отвергла ее. — Это просто ты не хочешь принять тот факт, что у тебя дочь-лесбиянка. Я была лесбиянкой всю свою жизнь, мама. Я не просто проснулась в сентябре и сказала: "Боже, кажется, сегодня я могу стать лесбиянкой".
— Джинни, я просто думаю, тебе стоит уделить этому больше времени и не быть такой опрометчивой...
— Я не могу этого сделать, — выдохнула Джинни, схватившись за грудь, когда напряжение, которое накапливалось в ней, наконец-то прошло. Слезы потекли по ее лицу. Она едва могла видеть комнату перед собой, чувствуя, как ее дыхание становится прерывистым, когда она выдыхала слова. — Ты просто не хочешь потерять Гарри. Ты же не хочешь потерять будущее, о котором мечтал, — своих воображаемых внуков, свою воображаемую идеальную дочь. Я... я не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть.
Вслепую она потянула Сьюзен за руку и быстро направилась к камину, пытаясь выбраться из Норы.
— Джинни, подожди!
Она услышала, как отец окликнул ее, когда он двинулся к ней, но не остановилась. Ее сердце, казалось, вот-вот разорвется, когда она потянулась к цветочному горшку с каминным порошком. Она не позволила себе расклеиться на глазах у своей семьи. Ей нужно было уйти, ей нужно было отдышаться.
— Добрый день, Уизли! — раздался голос от двери, и в дом ворвался холодный сквозняк.
В комнате все замерли, и Джинни остановилась в двух шагах от камина. С каминным порошком в руке она обернулась и увидела, как из-под снега появляется ее брат Чарли с широкой улыбкой на лице. Его улыбка тут же исчезла, когда он осознал серьезность происходящего перед ним.
Рон сердито стоял в дверном проеме между кухней и гостиной. Казалось, он вот-вот взорвется, если не считать того факта, что его брат Джордж держал его под прицелом волшебной палочки. Джордж был в ярости. В его глазах плясали злые огоньки, в то время как Фред стоял рядом с ним, выглядя опустошенным, но продолжая удерживать брата от использования волшебной палочки. Флер крепко сжимала руку Билла, ее взгляд метался по комнате, казалось, она не знала, что делать. Билл выглядел растерянным, рядом с женой он держался уверенно, но в его глазах читалось смятение. Госпожа Уизли схватилась за кухонный стол, чтобы не упасть. Она выглядела отчаявшейся, в ее глазах была паника, как будто у нее вот-вот случится сердечный приступ. В то время как их отец, Артур, метнулся в гостиную, протягивая руку к камину. Отчаяние на лице отца заставило Чарли стиснуть зубы — нужно было очень сильно страдать, чтобы так сильно расстроить отца.
И, наконец, была Джинни.
Он перевел взгляд на свою младшую сестру, которая стояла в футе от камина, держа в руке горсть летучего порошка, из ее глаз текли слезы, в то время как она крепко сжимала руку великолепной рыжеватой блондинки, которую он никогда раньше не видел. Чарли, возможно, поначалу и был сбит с толку представшей перед ним сценой, но то, с какой яростью рыжеволосая блондинка стояла рядом с его сестрой, и очевидное опустошение на лице Джинни совершенно прояснили ситуацию.
Просто взглянув на нее, он мог увидеть обиду, почувствовать боль, почувствовать отвержение и ее потребность бежать.
— ой.
Это слово сорвалось с губ Чарли, когда его мозг быстро сложил все воедино. Напряжение в комнате было таким сильным, что его можно было разрезать ножом, и он мгновенно понял отчаяние на лице отца. Забыв о ботинках и куртке, Чарли, как и его отец, быстро направился в гостиную, желая добраться до Джинни и разрядить обстановку, прежде чем они больше никогда ее не увидят. Он знал, какой может быть его семья, и иногда их любовь или лучшие намерения приносили больше вреда, чем пользы.
— Хорошо, — спокойно сказал Чарли. — Может быть, нам всем стоит выпить чаю, а потом Джинни расскажет нам о своей замечательной девушке?
— Чарли...
Его имя сорвалось с губ сестры, как сдавленный всхлип, когда из ее глаз потекли новые слезы. Он добрался до девочек раньше Артура и заключил их обеих в крепкие объятия, прижимая Джинни к груди, в то время как она продолжала крепко сжимать каминный порошок. Он боялся отпустить ее. Он знал, какой решительной и сильной была его сестра. Если она была так расстроена, значит, ситуация была плохой. Если они позволят ей уйти сейчас, ущерб может оказаться непоправимым.
Он оглянулся через плечо на остальных Уизли, собравшихся на кухне, и посмотрел на них так, словно хотел сказать: "Что, черт возьми, вы наделали?" Он не был уверен, кто это сделал, но у него были подозрения.
— Это было бы замечательно! — Флер быстро и громко согласилась.
После всего хаоса, царившего в ее отношениях с Биллом, она часто предпочитала не вмешиваться в семейные разборки Уизли. Однако, очевидно, с нее было достаточно, и она отказалась оставаться в стороне от этого нелепого взрыва. Как и Чарли с близнецами, она намеревалась ясно выразить свою поддержку и знала, что им нужно всех успокоить и взять комнату под контроль, прежде чем Джинни снова сбежит.
Флер свирепо посмотрела на Билла, крепко сжав его руку и давая понять, что именно она думает по этому поводу. Она выгнула бровь, призывая его не соглашаться, но Билл решительно кивнул и взмахнул волшебной палочкой над чайником, чтобы заварить чай.
— Подождите, просто подождите, — быстро сказала миссис Уизли, заметив, что напряжение в комнате начало спадать, и она почувствовала, что у нее появился еще один шанс попытаться лучше донести свою точку зрения.
Она знала, что ее дочь упряма, и ей нужна была эта возможность, чтобы попытаться вразумить ее. Она не хотела отпускать это, не хотела, чтобы ее дочь продолжала разрушать счастливую жизнь, которая была у нее впереди с Гарри. С этими словами она оттолкнулась от стола и направилась в гостиную следом за Артуром, все еще отчаянно пытаясь изменить ситуацию.
— Чарли, подожди, — быстро сказала миссис Уизли. — Давай не будем торопиться — нам нужно это обсудить.
— А что тут обсуждать? — Спросил Артур, перебивая жену гораздо громче, чем обычно.
Он проигнорировал все еще открытую дверь и быстро сократил расстояние между собой и дочерью, которую Чарли в этот момент крепко удерживал на месте. Он крепко сжал плечо сына и кивнул ему. Чарли ослабил хватку, чтобы отойти от девочек, и Артур перевел дыхание, наклоняясь, чтобы заглянуть дочери в глаза. Ее лицо порозовело, глаза были налиты кровью, а по щекам продолжали течь слезы, но ее пламенная решимость никуда не делась. Она пристально посмотрела на него в ответ, ее взгляд был яростным и вызывающим.
Артур был великолепен в решении логических задач, организации, планировании и даже в объединении людей в трудную минуту. Однако он не был так хорош в утешении расстроенных людей или решении эмоциональных вопросов. Обычно это входило в компетенцию миссис Уизли, но эта новость явно оказалась непосильной для его жены. Между разочарованием Молли в Роне, ее чувством неудачи из-за Перси и стрессом войны это была всего лишь соломинка, которая сломала спину верблюду. Он знал, что она придет в себя в свое время, Молли любила Джинни, и ее реакция сейчас была просто спонтанной. Ее вспыльчивость затуманивала ее рассудок и заставляла действовать иррационально.
Это была та самая ревунья со второго курса. Быстрая, темпераментная и гневная реакция, о которой она пожалела после того, как успокоилась. Было неловко даже думать об этом — взрослый человек отправляет кричащее письмо ребенку в школу. Но, как и тогда, он знал, что когда его жена успокоится и у нее будет время смириться с заявлением Джинни и принять информацию, она, несомненно, будет подавлена своей собственной реакцией.
