5 августа приступили к освобождения своих товарищей с каторги и вторая полусотня 'моржей', оказавшаяся к началу штурма Портсмута за его пределами, штурмуя каторгу-каменоломню. Да какой там штурм. Как обычно, на рассвете, пришли к бараку, в котором обитали охранники каменоломни, да повязали их сонных, правда кое-кого пришлось и к Моране на встречу отправить, но эти издержки 'производства'. А неча было хвататься за оружия или пытаться закричать. Итог мероприятия, к восходу освобождены все моряки 'Луки', хотя и сильно истощенные, изможденные, но главное все живы, в отличии от их капитана. Бонусом пошли почти три десятка человек, за которых хлопотал резидент 'витязей'. И обуза, почти три сотни каторжников и не полная полусотня стражников. С первой обузой-каторжниками решили просто. Дав пинка, отпустили в сторону Лондона, порекомендовав не появляться в окрестностях Портсмута ближайшую луна. Вторую обузу— стражников, пришлось забирать с собой в Портсмут. Да еще с ними пошли, по рекомендации освобожденных побратимов, десятка три каторжников, решивших присоединиться к артели. Так, что в город уходила прилична колонна людей, оставивших после себя в каменоломнях развалины и еще теплые головешки.

* * *

Неделя на 'удовольствие' по сбору трофеев и полностью конный отряд в две тысячи всадников при восемнадцати 'единорогов' и десяти трофейных пушек, вышел на дорогу в Лондон, до которого было порядком ста тридцати— ста пятидесяти километров. О чем и особенно о скором взятии столицы королевства широко раструбили в Портсмуте и округе, еще сразу после захвата города, дав возможность уйти, 'обманув' патрули, одному-двум десяткам беглецов. Которые уже должны были достигнуть Лондона и уведомить об этом заинтересованных лиц.

Реакция Лондона не заставила себя ждать, и так парламент с правительством сильно задержались с ответным ходом. 'Витязи' ждали появление английских войск намного ранее, хотя бы еще в Саутгемптоне. Прибывший от одного из дозоров посыльный, чуть не загнавший коня, привез известие о движении по лондонской дороге от столицы в сторону Портсмута отряда правительственных войск. Тут же ушел с сопровождением гонец к вышедшему из города отряду, с приказом, выходит на предписанные позиции.

После прибытия второго посыльного от дозора, привезшего уточненные от 'языка' данные о приближающемся вражеском отряде, Полухин, прихватив сопровождение, в тысячу бойцов, ушел на соединение с первым отрядом, с которым вскоре и соединился на месте предполагаемой засады.

По уточненным данным в 'гости' к 'витязям' шли шесть с хвостиком тысяч пехоты, мушкетеров и пикинеров, чуть более двух с половиной тысяч конницы, обычное рыцарское ополчение и тысячи с полторы из лондонского городского ополчения, обычные лавочники да ремесленники решили повоевать или, что вернее всего, поправить свое финансовое положение, и не только за счет врагов. Война она все спишет на врага, да и кто там будет разбираться откуда появились монеты, те или иные вещицы. А разграбленные попутные войску поселения и трупы в них, так это пираты порезвились, весь спрос с них. При войске присутствовали с десяток различных орудий, перевозимых на телегах. Вот и двигалась эта армия под командованием королевского конюшего сэра Роберта Дадли, на посмевших напасть на землю Англии врагов.

Место, выбранное для встречи данной армии, располагалось на участке дороги, проходящего вдоль крутого бережка реки, ну как реки, маленького ручейка, который можно перейти чуть замочив сапоги. Однако текущего на выбранном участке около полутора километров прямо у подножия пары невысоких холмов с седловиной меж ними, только потом уходящего вправо до своего впадения в речушку Ривер Аран. Холмы с седловиной, давая преимущества при стрельбе ушкуйникам, не давали подняться к позициям морпехов, не только конницы врага, но и сильно затрудняя проделать это и его пехоте. Уйти влево мешал хоть и не высокий, но крутой берег, который препятствовал тяжелой конницы спуститься с него. Да и заболоченный противоположный берег то же не являлся эталоном скаковой дорожки. В грязи завязнет не только, сумевшая спуститься с берега конница, но и большая часть пехоты, меньшая, щуплого телосложения, этот участок болота проскочит. Да дополнительно, под берегом ручья, в начале засады, со стороны Лондона, заложили троечку небольших фугасов, на основе бочонка черного пороха и взрывателя на капсюле, благо производство капсюлей уже давненько отработано на Урале и в арсенале карибской артели имеется, навалив на них по более булыжников, для усиления осколочного воздействия. В каменистой земле холмов выгрызли дворики для орудий и траншею для стрелков. При этом трофейные орудия, заряженные крупной картечью, расположили как можно более параллельно дороги. Приготовив засаду, 'витязи' стали ждать.

И 'гости' не заставили себя долго ждать. Сперва пролетели галопом всадники корсарского дозора, перехваченные заставой через пару километров за засадой. Потом прошел кавалерийский дозор противника, так же перехваченный и ликвидированный заставой ушкуйников. А за ним появилась голова основного войска. Впереди шагом ехала разряженная группа всадников, сабель в сто, не менее, над которой там и сям развивались флаги и виднелись какие-то значки. Видимо это двигалось командование армии, не желавшее глотать пыль из под солдатских ног. Вот большая часть плотной колонны пехоты, следующая чуть ли не за конскими хвостами передовых всадников, втянулась в место засады. Первый и в большинстве единственный за все время битвы, выстрел произвели трофейные крупнокалиберные пушки. За ними загрохотали 'единороги', затрещали выстреле 'сакмарочек' и 'урарочек'. Более солидно бабахнули многочисленные пищали, осыпавшие копошившихся внизу людей 'градом' картечи. Двадцать минут огневого налета и на месте идущей плотными, хотя и не всегда ровными рядами, колонны, остались тела лежащих без движения или копошащихся людей. Первые ряды передовых всадников, успевшие миновать засаду и не попавшие под залпы, уходили вперед по дороге, только поднятая копытами коней дорожная пыль, долго висела за ними. В это пылевое облако ушкуйники разряжали 'уралочки', однако результатов стрельбы было не видно из-за пыли и вскоре стрельба прекратилась. Прямо внизу было еще много целей. Но ускакавшие не далеко ушли, через два километра они в лоб, наскочили на ружейный залп и разделили участь своего передового дозора. Большая часть умерла на месте сразу или в ближайшие двадцать минут. Меньшая осталась жива, но лишилась свободы, попав в плен к бойцам из заслона.

Попавшая в засаду пехота, хотя и потеряла чуть ли не три четверти своего состава, однако не вошедшая в засаду оставшаяся четверть и вся конница с охраной обоза из лондонских ополченцев, осталась боеспособна. Через полчаса конница, увлекая за собой пехоту и ополчение предприняла, хотя не подготовленную и откровенно дурацкую, но тем не менее яростную атаку позиций ушкуйников. Видимо покарать врага за убитого командующего армии, было насущней необходимостью командира конницы. Но на ярости с порывом, атака и окончилась. Кони отказались сперва идти в кровавые ручейки, стекающие с полотна дороги в ручей. Сильный кровавый запах пугал даже боевых коней рыцарского ополчения. Однако выучка взяла своё и большая часть бросившихся в лобовую атаку всадников сумели заставить повиноваться своих коней. Но заставить коней подняться по склону к засевшим на вершине холмов врагам, их хозяева, не смогли. Уж очень круты для лошадей оказались эти склоны и животные физически не могли это сделать. Не преуспели в атаке склонов и пехотинцы с ополченцами. Хотя они и не падали как лошади, однако и им приходилось идти в гору согнувшись, подставляла под вражеские выстрелы спину и фактически не имея возможность ответить выстрелом на выстрели. 'Шквал' картечи, пуль, ядер, буквально сбросил атакующих. Особенно огонь увеличился, когда к месту атаки подошли ушкуйники с другого конца засады, на котором все было окончено и, где для контроля остались единичные снайперы.

Попытка части кавалерии обойти противника с фланга или тыла, так же не увенчалась успехом. С обратной стороны и сбоку, склоны были так же круты, если даже и несколько положе, то ненамного и кони попросту не могли подняться на вершину холмов. Да и корсары не зевали. Перебросили на обратный склон часть 'единорогов' и установив их на открытых позициях открыли ураганный огонь по всадникам. К 'веселью' присоединилось и пехотное прикрытие в составе пяти-шести сотни стволов, растянулось цепью и били с колена по идеальным мишеням, еле ползущих по склону вверх английским конным эсквайрам и прочим сэрам.

Первыми, как и предполагали 'витязи' сломались и побежали лондонские лавочники. За ними стали отходить, сохраняя хоть какое-то подобие строя пехотинцы. Дольше всех пыталась атаковать конница. Но в конце концов и она, понеся огромные потери, более трети, была вынуждена отойти. И то, не из-за того, что всадники так решили. Просто измученные кони отказывались идти туда, где им страшно и жутко неудобно ходит. Как раз к этому моменту, по радиоприказу, нанес свой удар 'засадный полк', пять сотен более привычных к седлу чем морпехи, запорожцев, на лучших трофейных скакунах, обойдя по большой дуге англичан и простоявших начало сражения в придорожном лесочке, взяли в сабли обоз. Бегущие с тыла обозники сперва заразили своей паникой и так то сломленных большими потерями столичных ополченцев. Совместными усилиями, эта толпа смяла отходившую пехоту, принеся, на своих плечах, в середину её строя визжащую казачью лаву. А дальше охваченные страхом пехотинцы, со своими мушкетами и длинными пиками, практически ничего не могущие противопоставить всадникам, рубящих их с седел в разбитом строю, присоединились к обозникам с ополченцами и вся эта, в своем большинстве, воющая от ужаса орава, захлестнула конный строй эсквайров. Мгновенно смешав его, даже повалив с десяток всадников. Преследующие бегущих пехотинцев казаки, подскакав к этому бедламу, схватились за пистолеты, благо это оружие у всех ушкуйников имелось не менее чем в четырех экземплярах. И зазвучали выстрелы, в своем большинстве достигавшие цели и выбивавшие сэров из седел как кегли. Однако прицельно смогли дать только два первых залпа, после которых цели заволокло дымом. Но и последующие, куда-то туда, на уровне всадника, просто по вероятности массовой стрельбы в достаточно плотную толпу, собрали не плохую жатву. Пока английская конница разбиралась со своими пехотинцами и казаками, с фронта, ставшим одномоментно для наглов тылом, поднялись в пехотном строю в контратаку морские пехотинцы. Пули летящие в тебя и в грудь и в спину, невозможность из-за своих остолопов, полностью заблокировавших коней, добраться до противника, сильно не способствует поднятию боевого духа. И английская конница не выдержала. Раздавшись в стороны, англосаксы побежали на фланги, единственные места, где не было противника. Так получилось, что большая часть их кавалерии, стоптав часть своей пехоты ушла вправо, вдоль склона холма и попыталась оторваться на заморенных конях, от казаков, сидящих практически на свежих лошадях. Ушли хотя и разрознено но чуть ли не тысяча сэров. Правда казакам запретили далеко гнать кавалерию наглов, кому-то нужно было донести весть до парламента и королевы об разгроме армии, а королеве еще и о гибели её конюшего. Но на пехоте они оторвались от всей души, сумели уйти единицы наиболее удачливых. Тем островитянам, которые качнулись и побежали на левый фланг, через ручей, повезло менее, особенно коннице, хотя большинство этой части составляли пехотинцы. Ни один всадник не смог пересечь заболоченный луг. Все остались на нем, либо погибли еще ранее на ручье или под береговым откосом. Просто затоптанные бегущей толпой, когда конь не смог спрыгнуть с откоса берега и упал, либо от взрывов фугасов, активированных кем-то из беглецов, ни один из них не остальной не использован. Ручей и его прибрежная полоса, окрасившиеся кровью, стали полосой смерти для тысяч англичан. Стрельба по тяжело бегущим в грязи мишеням, очень эффективный способ сокращения вражеской армии. Однако тем, кто преодолей эту смертную 'полосу препятствия' и добежавших до виднеющихся в полукилометре от ручья кустам, удалось ускользнуть. И таких так же набралась не малая, почти двух тысячная толпа очевидцев разгрома. Ушкуйникам было запрещено преследовать наглов сумевших скрыться в кустах, и лишние информаторы столицы об разгроме, да и просто в лом было переться через грязь за не нужными корсарам островитянами.

Победа над противником была полная. А сбор трофее дал дополнительный неожиданный бонус, среди почти трех тысяч пленных оказался хотя и слегка раненный и помятый, но живой командующий разбитой армией, королевский конюший сэр Роберт Дадли, но главное, любовник королевы и отец её сына. Не зря ведь в прошлом году, когда она болела оспой и все считали, что её дни сочтены, она в нарушения традиций назначила его лордом-протектором королевства, хотя по статусу эту должность должен был занять её кузен Томас Говард, четвертый герцог Норфлок. Теперь надо дать понять Лондону, что пора начинать переговоры, а имея такие козыри на руках, можно и сыграть. И в столицу королевства пошел еще один 'беглец', ранее известный 'витязям' как отец Бенедикт, а сейчас лысый торговец из Фейхарма Яков Смит.

* * *

По прибытию в Лондон, Смит сумел прорваться к самому государственному секретарю, фактически главе правительства королевства Уильяму Сесилю, которому и поведал историю о том, как он видел плененного сэра конюшего королевы, привезенного безбожными пиратами в захваченный ими Фейхарм. А по дороге, видел их армию, не менее десяти тысяч, направляющуюся, судя по направлению движения, к столице. Прожженный пройдоха Сесил, полностью не поверил в слова 'торговца' и заключил его под стражу, но королеве о полученной информации доложил. Однако вскоре вблизи Лондона были замеченный многочисленные разъезды врага, которые в паре мест даже пытались пограбить окраины, да что там у нищебродов взять, но зато сумевших поджечь халупы окраиной нищеты. А там подтвердились сведения о пленении сэра Роберта Дадли. Отпущенный из плена эсквайр, привез письмо, написанное собственноручно сэром Робертом, и еще раз подтвердил информацию о многочисленной армии пиратов, стягиваемой к столице королевства. Пришлось отпускать 'фейхармсого торговца' и думать, какими силами отражать атаку десяти тысяч пиратов, которые откуда то вынырнули, сумев перед этим собраться в армию, захватившей практически всё южное побережье.

Экстренное совместное собрание правительства и парламента, в присутствии королевы, постановило, направить к врагам переговорщиков, может удаться откупиться. И в Портсмут, неожиданно ставший пиратским гнездом, ушла делегация королевства. Вскоре она вернулась с ошеломлявшим известием, пираты требовали выкуп за поселения с жителями южного побережья, за пленников и за свой уход громадную, фантастическую сумму в два миллиона фунтов золотом, то есть 70 тонн золота.

Выдвинутая пиратами сумма откупа в два миллиона фунтов золотом, огорошила всех в правительстве и парламенте. Однако некоторые намеки противной стороны позволяли надеяться, что удаться поторговаться и сбить цену. И начался ТОРГ, длившийся с месяц. Удалось сбить выкуп до 850 000 фунтов золота, суммы то же огромной, почти 30 тонн золота, но более приемлемой. Пираты затребовали 450 000 фунтов за то, что они уйдут с побережья, более ничего не разрушая, за исключением городов Портсмут, Фейхарм и замка Портчестер. Оставшуюся сумму в 400 000 фунтов потребовали в качества выкупа за пленных воинов с ополченцами и жителей побережья, опять-таки без учета обитателей городов Портсмут, Фейхарм и замка Портчестер. Такую нелюбовь к жителям этих несчастных поселений, пираты объяснили просто, за захват властями города Портсмут принадлежащего их нанимателю галеона 'Апостол Лука' с товаром и экипажем, зашедшего в их порт для исправления повреждений причиненных бурей. Казни капитана галеона и обращению в рабство остальных членов команды. Власти Портсмута во главе с его мэром и комендантом порта, уже понесли наказания, по приговору трибунала они все повешены за шею, высоко и надежно. Остальные обитатели этих злосчастных поселений так же должны понести наказания, а сами поселения разрушены.