Она почувствовала, что пальцы до боли сжимают эфес клинка и поспешно сняла их с рукояти. Санцио дышал ей в спину, оскорбленным ритмом своего дыхания напоминая, кто она и что сейчас в гавань Валлены заходит корабль враждебного им ордена. Ее глаза метались по палубе корабля, но он развернулся окончательно, стало плохо видно, что там происходит, было только понятно, что брошен якорь и спускают шлюпку, которая должна подойти к самой парадной лестнице. Чтобы отвлечься, Рандалин посмотрела на остальных. Герцог Мануэль нервничал, как всегда, когда приходилось общаться с незнакомыми людьми, и подставлял лицо под взмахи огромного веера. Магистрат спокойно переговаривался, делая вид, что не слишком замечает приближающуюся шлюпку. Многие придворные открыто пялились на нее, и большинство со странным выражением лица. Своих воинов она не видела, они большей частью стояли за спиной, но их удивленную обиду ощущала с легкостью, как сгустившийся сумрак. Их Рандалин больше была не с ними, и понять это было трудно.
Я хорошо видел все это с флагманского борта. Мы готовились сесть в шлюпку, которая должна была причалить к нижним ступенькам парадной лестницы. Я прикинул расстояние, которое нам предстоит преодолеть до верхней площадки, и шумно вздохнул.
Мы — это Гвендор, Бэрд, Жерар, Жозеф и я. Из нас пятерых я единственный страдал только от усталости и от легкой царапины на плече. У Жерара голова была замотана грязной тряпкой в засохших бурых разводах. Бэрд заметно хромал, Жозеф держал руку на перевязи. Что касается Гвендора, то внешне он смотрелся совершенно потрясающе. Его темно-синий орденский камзол, позаимствованный уже на корабле вместо тюремных штанов и рубашки, был весь изорван шпажными ударами и покрыт темными пятнами. Он выглядел бы полным оборванцем, если бы кто-то из воинов не набросил ему на плечи новый белый плащ, отороченный мехом. Он носил, не скрывая, цепь Великого Магистра, и в руках держал парадную шпагу в украшенных золотом ножнах, о которую опирался, как на трость.
Но в лице его было не больше краски, чем у белоснежного меха на его плаще.
Мы вчетвером напряженно смотрели ему в спину, каждую секунду ожидая, что он упадет и считая ступеньки лестницы. За несколько часов до прибытия мы с Жераром положили новые повязки на его бесчисленные раны, потратив половину бинтов, корпии и мазей, которые мне вручила с собой Рандалин, провожая к лодке. Но все было надежно скрыто под камзолом. Хуже всего выглядела его искалеченная рука, поврежденная еще в тюрьме от сырости и кандалов. Видимо, из-за этого у него открылась лихорадка. Я с трудом представлял, как он держится на ногах.
И как всегда, он ничего не велел никому говорить.Особенно Рандалин.
Ступив вслед за Гвендором на лестницу, я внезапно поймал отчаянный взгляд из толпы воинов Чаши. Рандалин сделала движение вперед, но удержалась, только глаза наполнились бесконечной тревогой. Она оглянулась вокруг, на стоящих рядом с ней угрюмых Джулиана и Санцио, на магистра Олли, который рассматривал нас с исключительным любопытством, на сомкнутые ряды собственных воинов, на первом плане которых маячила значительная фигура Видарры, сложившего мощные руки на груди. Но никто, кроме нее, ничего не заметил. Все видели только немного усталого, но гордого победителя.
Герцог Мануэль обожал эффектные сцены. Ему казалось, что это очень красиво, когда пятеро воинов поднимаются по длинной лестнице, а восторженный народ на протяжении всего пути им рукоплещет и бросает цветы.
Цветов почему-то никто не бросал. Все наступали друг другу на ноги и вытягивали шеи, но пока еще не знали, как себя вести с крестоносцами.
Гвендор благополучно преодолел всю лестницу и остановился напротив помоста, строго перед креслом, на котором восседал великолепный Мануэль. Его лицо не изменилось, даже при взгляде на щеки и ресницы Мануэля, с которых герцог с сожалением стер половину краски, и воротник размером по метру с каждой стороны. Рандалин опять рванулась вперед и опять сдержалась — ей показалось, что он прилагает огромные усилия, чтобы не упасть.
— Высокородный герцог, — сказал Гвендор, и сразу наступила полная тишина. — Достопочтенные старейшины и Совет Валлены! Мы благодарны вам за то, что позволили войти в ваш город. Уверяю, что вы не раскаетесь в своем поступке и что мы не причиним вам большого беспокойства.
— Для нас большая честь принимать победителя Битвы у Островов, — с изысканной улыбкой произнес Мануэль. — Мы наслышаны о ваших подвигах.
— Наверно, молва преувеличивает, как всегда.
— Послушайте! — Рандалин наконец протолкалась к помосту. — Ему же плохо! Вы, что не видите? Помогите ему, кто-нибудь!
Гвендор посмотрел в ее сторону таким ледяным взглядом, что остатки слов замерзли у нее на губах.
— Вы опять что-то путаете, миледи Рандалин, — сказал он спокойным тоном. Если бы я не видел его раны своими глазами, я тоже смутился бы так же, как Рандалин. — Я понимаю, что моя внешность вызывает у вас испуг, но тут я ничем не могу помочь. А чувствую я себя превосходно, особенно сейчас, когда ступил на землю Валлены.
Он почти не глядел в ее сторону, еле шевеля бескровными губами.
Рандалин отшатнулась. Несколько мгновений ее глаза недоверчиво обшаривали его лицо. Краска выступила на ее щеках, и она опустила взгляд.
— Простите меня, Великий Магистр, — в ее голосе почти не звучало иронии, — видимо, у меня сложилось о вас неверное впечатление.
— Великий Магистр, — глава Совета старейшин Понтиус выступил вперед, оттесняя всеобщее внимание от Мануэля и Рандалин и показывая одновременно, кто истинный властитель города. — Вы имеете право отнести своих раненых на берег в странноприимные дома, где им будут рады. Вы имеете право вести открытую торговлю в гавани Валлены. Мы будем рады услышать от вас последние новости и обсудить положение, которое сложилось сейчас на Внутреннем Океане. Полагаю, что ваши мудрые советы будут как нельзя кстати.
Гвендор снова склонился в безупречном поклоне. Великое Небо, как я боялся, что он не сможет выпрямиться. Но человек, переживший Рудрайг, мог вынести и не такое.
— Только это завтра, — быстро вмешался Мануэль, нетерпеливо задвигавшийся в кресле во время величавой речи Понтиуса. — Сегодня вечером в вашу честь состоится небольшое торжество. От моего имени, — прибавил он грозно, покосившись в сторону старейшин. — Я приглашаю вас, и ваших храбрых воинов, милорд Гвендор, разделить его с нами.
— Мы безмерно благодарны вам за подобный прием, сир, — теперь я был абсолютно уверен, что Гвендор действительно половину жизни провел при дворе. — Мы счастливы принять ваше приглашение.
Он даже не обернулся в сторону Рандалин. Впрочем, я прекрасно понимал, что он полностью погружен внутрь себя и собирает силы, чтобы не закричать от боли.
Лица всех воинов Чаши были весьма красноречивы. Олли не скрывал испытывающее-снисходительной улыбки, словно разглядывал нас через лупу. Джулиан и Санцио оба уставились на свои башмаки. Они даже слегка отодвинулись от Рандалин.
Она плотно сжала губы, но ее взгляд по-прежнему был полон тревоги. Она смотрела прямо на меня, словно надеясь на что-то.
Я только слегка пожал плечами за спиной Гвендора. А что еще я мог сделать?
Примерно к середине торжественного приема все наконец-то позволили себе несколько расслабиться.
Гвендора это, конечно, не касалось. Он сидел за почетным столом, напротив герцога и избранных старейшин, и одинаковым, словно заученным движением подносил ко рту кубок каждый раз, когда провозглашали тосты в честь победителей. Выражение его лица было похоже не на победителя, а скорее на завоевателя, которому безразлично все, что происходит вокруг. Когда было нужно улыбаться, он слегка дергал углом рта, но в целом лицо оставалось неподвижным. Вместе с тем я отчетливо видел, что он не спускает с меня глаз, и поэтому не мог подойти к Рандалин.
Несмотря ни на что, он ухитрился вежливо поговорить с Понтиусом и совершенно очаровал Мануэля. Герцог пожирал его глазами, прижимая к груди неизменный веер и даже забывая ткнуть вилкой в очередное блюдо, которое ставили перед ним. Время от времени до меня доносились восклицания: "И что, всех заложников освободили?" "Только горцы могут быть такими жестокими!" "А луна в Ташире правда такая красивая?"
Чашники расположились подальше от главного стола. Рандалин тоже ела мало. У нее было такое истерзанное тревогой и тщательно скрываемой обидой лицо, что я несколько раз порывался встать. Скильвинг так и не присутствовал ни на пристани, ни на приеме — это тоже было хорошо заметно.
Остальные гости после пяти первых тостов все-таки перестали напряженно смотреть в тарелки. Понтиус расстегнул сначала один, а потом все крючки на камзоле. Видарра наконец перестал давить на окружающих своим защитным полем и придвинул к себе блюдо с жареным поросенком. Остальные, видимо члены городского совета и приближенные герцога, уже поглядывали в сторону оркестра, ожидая, когда начнутся танцы.
Жерар рядом со мной, несмотря на обвязанную голову, ел с большим аппетитом. У меня мелькнула мысль, что теперь он будет чувствовать себя совсем безнаказанно, ссылаясь на повреждение мозга.
— Радость моя, — отозвался Жерар, словно подслушав мои мысли, — ты напрасно полагаешь, что я здесь самый сумасшедший. Наоборот, я единственный занимаюсь исключительно правильным и возможным в данной ситуации делом. Я набираюсь сил, потому что они нам скоро понадобятся.
— Почему ты так думаешь?
— А ты посмотри на взгляды, которыми обмениваются все достопочтенные гости. Сколько в них взаимной любви, сколько доброжелательности! Я готов прослезиться, но боюсь, что это помешает мне быстро жевать. Здесь все любят друг друга — магистры чашников любят нас, старейшины любят герцога, тот отвечает им не менее пылкой страстью. Наш бедный Гвендор вообще скоро задохнется под напором всеобщего восторга. Эта рыжая кошка была права, хоть и не достаточно настойчива — самое время уложить его в постель недели на три.
Он помолчал, покосившись на Рандалин обычным двусмысленным взглядом, но в нем после Эмайны сквозило скрытое уважение.
— Впрочем, бьюсь об заклад, что она все равно уложит его в постель. Тут человеку в его состоянии и придет конец.
— Не говори ерунды, — начал я, и в этот момент Гвендор поднялся. Он шел прямо к столу, где сидела Рандалин.
— Знаешь, что меня больше всего пугает в нашем Великом Магистре? — шепотом сказал Жерар, наклоняясь ко мне. — То, что он всегда пытается поторопить судьбу. Вместо того, чтобы забиться в дальний угол, и надеяться, что она тебя минует.
— Ты опять собираешься подслушивать? — спросил я подозрительно.
— Нет, — Жерар с деланным равнодушием пожал плечами. — Полагаю, я не услышу там ничего интересного.
Вот так и получилось, что следующую сцену мы пропустили, и поэтому о ней нам рассказал Бэрд, который как раз не страдал лишним любопытством. Он просто следил за Гвендором как за своим пациентом, начиная с того момента, как он приблизился к Рандалин.
— Не уделит ли достославный магистр великого Ордена пару минут для беседы? — он слегка поклонился, и она опять не увидела выражения его глаз.
— Неужели вы хотите потанцевать со мной? — Рандалин удивилась, насколько хрипло прозвучал ее голос. Она сама не заметила, как поднялась и положила руку на его рукав, как всегда, обернутый плащом. Она попыталась заглянуть в его глаза, он смотрел в сторону на танцующих. Холодное выражение лица настолько пугало ее, что она даже не знала, что и подумать.
— Нет, я хотел бы поговорить с вами, блистательная Рандалин. И желательно без посторонних ушей.
На этот раз она почти ухитрилась посмотреть ему в глаза. Ни капли человеческого чувства, словно захлопнутые окна. Почему-то она вспомнила, как рыдала на полу его камеры, и какое лицо у него было тогда.
— Хорошо, — сказала она, стиснув зубы. — Пойдемте, я знаю в этом дворце несколько мест, где не очень велика вероятность, что подслушают.
Она провела его по краю зала, чуть не наступая на ноги танцующим и жующим, и нырнула под крайнюю портьеру. Дальше был темный коридор и небольшая дверка под лестницей, ведущей на хоры, где обычно размещался оркестр.
— Говорите, Великий Магистр, — сказала Рандалин, закрывая дверь. Она не удержалась и добавила: — Думаю, что только дело величайшей важности заставило вас оторвать меня от такого великолепного празднества.
Он, казалось, не заметил ее иронии.
— Сегодня утром вы утверждали, будто мне нужна помощь, — начал Гвендор.
Кровь бросилась в лицо Рандалин, и она подняла руки к щекам.
— Небо, неужели вы до сих пор на это обижаетесь? Но это же нелепо, хорошо, я ошиблась, я попросила прощения и взяла свои слова обратно. Вы слишком обидчивы даже для Великого Магистра, или вы получили в наследство от Ронана все его комплексы? — быстро заговорила она. Вдруг до нее дошло, что он стоит, слегка наклонившись вперед, и держится одной рукой за спинку кресла.
С его лица полностью исчезло равнодушно-презрительное выражение, теперь это было лицо живого человека с огромными темными глазами, горящими лихорадочным блеском, И это лицо кривилось от боли.
— Простите, — прошептал он , — я не хотел... там, чтобы все видели... Рандалин, только вам... Если можете, позовите лекаря.
На этом речь закончилась, потому что он упал, боком соскользнув с кресла, и растянувшись ничком на полу.
Она растерянно метнулась к нему, и в этот момент в двери ворвался Бэрд.
Только глубокой ночью мы с Жераром, заподозрив неладное, с трудом разыскали орденский дом, в котором жила Рандалин. Нашли мы его с пятой попытки, потому что нас все посылали по разным адресам, из чего можно было сделать вывод, что Рандалин в Валлене считается личностью хоть популярной, но довольно загадочной.
Первый, на кого мы наткнулись, был Бэрд. Он сидел внизу, в маленьком зале, за столом перед зажженными свечами и отхлебывал из огромной кружки, над которой поднимался пар.
— Что с ним? Где он?
Я сам понимал, что моя интонация чем-то напоминает интонацию Рандалин, когда она вчера утром бросилась к моей лодке, схватив меня за руки.
— Ясно что, — угрюмо проворчал Бэрд. — Лихорадка. Все раны воспалились.
— Ты не ответил на второй прямо поставленный вопрос, — Жерар упер руки в бока, — но я и так попробую догадаться. Неужели ты осмелился оставить нашего Великого Магистра в самом сердце вражеского логова?
— А куда ты предлагаешь его отнести? В дом герцога Мануэля? Кстати, он и не предлагал свои услуги.
— Вот вам еще одно доказательство, что мой провидческий гений не вызывает сомнения, — исполненным гордости голосом заявил Жерар. — Как я и предсказывал, она все-таки уложила его в свою постель.
Я внимательно посмотрел на Бэрда — он выглядел еще более мрачно, чем всегда.
— Все очень плохо?
— Не знаю, — пробурчал Бэрд, отставив кружку и поднимаясь. — Знаю точно, что это очень надолго. Пойдемте, увидите сами.
Спальня Рандалин была довольно маленькой, окнами на море и раскинувшуюся внизу гавань. Гвендор лежал, вытянувшись, на постели, и его лицо по цвету уже не совпадало с белоснежными простынями. Напротив — оно потемнело от прилива крови. Время от времени он вздрагивал и пытался приподняться, но делал это явно совершенно бессознательно. У его изголовья сидела женщина со стянутыми в узел волосами, в которой я узнал Рандалин только со второй попытки, да и то исключительно по цвету волос.
