Задавшись этим вопросом, я прислонился спиной к стене, подстелив под пятую точку сложенную вчетверо, гигантскую штору, сорванную со своего места вместе с гардиной, обгорелой по одному из углов и оттого воняющей гарью.
Задался. Задумался. Зевнул и вырубился — в отличии от Мэтта, вздремнувшего на базе, хоть пару часиков, я, дурак эдакий, занимался разбором трофеев, притащенных мне механизмом в ответ на просьбу подыскать хоть что-то, из чего можно сделать оружие.
Последнее, что помню, это то, как подкладываю под голову свой жесткий рюкзак, а дальше — тьма!
Бернар, будь благословен этот человек, мало того, что дал мне поспать вволю, он еще и укрыл меня второй шторой, в которую я закутался так технично, что он сам меня там не нашел, когда по мою душу явились гонцы от Милтона.
Я их и вовсе не услышал, качаясь на крыльях дедушки Морфея и давая отдых натруженным органам — ногам, голове и языку. Языку — особенно!
Проснулся, чувствуя себя по-настоящему живым, голодным и отдохнувшим. На миг даже поверил, что все мои похождения на Американском континенте лишь увлекательный сон, но запах гари, шибающий в нос от ткани и гул голосов, выясняющих отношения на все повышающихся тонах, заставили огорченно вздохнуть — сон оказался явью и впору ставить крест на том, что я называю своим прошлым.
Особенно если учитывать тот факт, что стоит мне только всерьез засобираться "домой", как жизнь вносит коррективы, оттянув резинку на трусах...
И отпустив ее...
Выбравшись наружу, охнул — спал я до самой темноты, часов десять, не меньше! Снаружи уже вовсю сияли своими колючими огоньками ночные звезды, да шумели насекомые, выжившие и радующиеся приходу ночи.
Закинул за спину рюкзак и зашагал в сторону любимого ручья — приводить себя в порядок.
Мое место оказалось занято — горел костер, вокруг которого полусидели, полулежали четверо, чьих лиц я не видел, а подходить, от чего-то, не решился, так и замерев в кустах, прислушиваясь к их беседе.
Кто бы эти четверо ни были, информацией они владели явно из первых уст, что называется. Обсуждали ее не таясь и, отчего-то, вызывали у меня раздражение, своим скучающе-кислым, диалогом.
-... Эрнест долго теперь будет на воду дуть... — Один из говорящих почесал затылок и икнул. — Приказал все особо важные объекты перетащить в портальные параллели. Детей, женщин — туда-же.
— Из других городов обещали помощь прислать, — перебил его другой, лежащий на спине и подложивший под голову руки. — Но, прознав о его планах — решили и сами туда переехать.
— Оборонять от Младших город и оборонять от Младших пару порталов — совершенно две большие разницы! Можно их и вовсе выключить... — "Икающий" согласно махнул рукой. — Оттого и злой такой Правитель, что умная мысля пришла тогда, когда *опа в мыле оказалась!
— Ну-да... — В разговор вступил еще один собеседник, до этого лишь молча глядящий в костер, да сопящий в две дырки. — Это еще не *опа... Это так, "песочница"... Сами задумайтесь, идиоты, отчего только Младшие пришли? Где их хозяева? Где новообращенные? Разведка боем это, вот что я вам скажу! Не уйдем сейчас — закопают нас, а потом примутся за соседей, вырезая по одному. Они — кулак, а мы... Так, сито... Сейчас надо всем собраться, а не каждому в свой портал прыгать... Собраться, сил накопить, подготовиться.
— Пока ты силы будешь копить — они тоже спать не будут... — "Икающий" покачал головой. — Тут надо тревожить их постоянно, долбить, долбить и долбить... "Тактика партизанской войны", слыхал, небось?
— А о "Тактике выжженной земли", напомнить? — "Лежащий" зло выругался. — Говорят, снова русские самолеты летали.
Я навострил уши и затаил дыхание.
— Вранье. Не русские — наши. — Голос четвертого едва не заставил меня вскрикнуть — сложно не узнать голос женщины собственного друга, пусть они вроде, как и в "разлуке", но она первая и, надеюсь, единственная, кому я подвесил синяк.
Хоть и не нарочно!
— Звезды на крыльях — белые. — Кайта устало перекатилась на другой бок, хрустнув суставами. — Умельцы пару "Б-17" восстановили.
— Говорят, у нас тоже самолеты есть, рабочие? — "Икающий" замер, дожидаясь ответа.
— Не самолеты. Экранопланы. Только для них пилотов нет. — Кайта подкинула в костер пару тонких веток и замерла, наблюдая, как их пожирает вечно голодное пламя. — Пилоты "Б-17" говорят, что с русскими связывались, болтали часа два...
— Пилоты... Говорят?!
— Не будь идиотом... Рации есть и у нас... — "Лежащий" демонстративно постучал себя по лбу кулаком. — А частоты...
— Так что там, с русскими? — Оборвал обоих "молчун". — Не тяни, рассказывай! Если собрала, значит, есть, что рассказать...
— Они правда не подписали "Договор..."?
— Их вырезают...?
Кайта дождалась, когда все вопросы утихнут и всхлипнула.
— Все у них так же, как и у нас. — Она быстро вытерла ладонью набежавшие слезы, едва заметно блеснувшие в свете костра. — И "Договор..." они подписали. И города им так же обрезали. И облавы — такие же... До первых морозов. А потом... Треть населения вымерзла. А, по весне...
Кайта снова всхлипнула и перестала скрывать слезы.
— Европейская часть, Восток — все отдали молодым кланам — "на развитие". Те, особо и не церемонясь, начали с больших городов. Народ побежал сперва на юг... Кто умней — тронулся на север.
— Все как у нас... — Вздохнул "лежащий". — Кто подписал договор, тех и выпили, первыми...
— Да погоди ты... — "Икающий" ругнулся. — А теперь там что?
— Северная часть — глобальная военная база. — Кайта сжала пальцы в замок. — Пилоты похвастались, что русские готовят им полосу и зовут в гости...
— Нельзя русским верить! — Наставительно поднял вверх указательный палец, "молчаливый". — Отберут самолеты и сюда прилетят, коммунизм строить!
— Дебил. — Со вздохом поставил диагноз, "икающий". — Боже, какой же ты, дебил!
Эти четверо не были похожи на заговорщиков или особо недовольных, точнее, если и недовольных, то всем сразу, кроме себя, любимых. Тем "странее и страньше" было присутствие в этой компании Кайты.
Уж ей-то чего быть недовольной, с ее послужным списком "на благо народа".
Ее вкладов в общее дело я не умалял, но и к числу ее фанатов, однозначно, не принадлежал.
— Говорят, "извозчик" новую девчонку притащил? — "Икающий" поспешил сменить тему и, сменил самым дурацким образом — переведя все на женский пол. — Рассказывают, аж светится вся!
Я серьезно обиделся на это заявление — тащил фею на своем плече — я, а притащил ее, оказывается, Бен!
Нет справедливости в этом мире!
— А о том, что эта "светящаяся красавица" росточком в 18 сантиметров, тебе никто не рассказал? — Кайта вздохнула. — Да и не девчонка она... Абстрактное понятие в образе...
Будь моя воля, запустил бы в нее, чем-нибудь, тяжелым и грязным. Всегда знал, что на самом деле ангелы еще те сплетники и зануды с завышенным ЧСВ, но видеть подтверждение воочию...
Обидно.
Мужская часть компании подвисла, переваривая сказанное и любуясь звездами, слегка дрожащими, и, то и дело прячущимися под тонкой вуалью легких облаков.
Отступив на два шага, развернулся и замер, наступив на сухую ветку, громкую в темноте и пустоте.
Повезло — никто из четверых внимания на хруст не обратил, продолжая обдумывать свои собственные думки.
За свою прошлую жизнь я привык нежно и трепетно относится к женщине, всячески оправдывая ее, не пытаясь понимать, а просто принимая такой, какая она есть.
С Настеной этого было достаточно — любимый человек, которого понимаешь с полуслова и этим все сказано.
"Росомаха" тоже нежно прошлась по моим мозгам, оставляя кровавые синяки, после которых, на женские "хитрости" стал смотреть с очень большой опаской.
"Бог создал женщину. Существо вышло злобное, но забавное!" — Любимое изречение моей наставницы, иногда повторяемое раз пять в день.
Исключения из правил мне встречались — не скрываю и даже горжусь тем, что в моем окружении таких вот "исключений" было большинство.
Кайта же, к исключениям не относилась.
Вернувшись к "кирпичному зданию", первым делом отправился в туалет — приводить себя в порядок там, раз уж не удалось на природе.
Из самого приятного, что меня ожидало в санкомнате — горячей воды, душистого мыла, электрического света, чистого фарфора и почти целого зеркала — горячая вода и мыло просто поразили меня в сердце!
Отмыв свою помятую во сне морду, рискнул побриться ножом.
Дважды порезавшись, махнул на это занятие рукой, отмыл лезвие ножа от мыльной пены и уставился на себя в зеркало, задавая самый любимый русской интеллигенцией, вопрос: "Что делать?"
Стоило податься в город — рабочие руки сейчас нужны везде: разбирать завалы или строить. Или, постучать в бубен Жан-Люку и напроситься обратно в лабораторию, на полный соцпакет и плюшки.
Не факт, конечно, что в бубен не получу я, но Жан-Люк человек свой и понимает меня очень даже и не плохо, хоть и строжится.
От боли в левом плече, только скрежетнул зубами и опустился на колени, прислонившись лбом к холодному краю раковины.
Через минуту или две, боль, ехидно улыбнувшись на прощание, ретировалась и я смог встать с колен, кряхтя и сжимая трясущиеся кулаки.
Посмотрел на себя в треснувшее зеркало и обмер — сквозь пухлое лицо моей теперешней оболочки, проступали высокие скулы и восточный разрез глаз меня ТОГО...
Помотав головой, отогнал наваждение.
С прошлым пора расставаться.
Со всем прошлым, включая и все то, что случилось на той самой базе "Центр".
Быть может, в городе и есть та, которой я небезразличен на самом деле.
Быть может, в городе есть мое место.
Быть может.
А может и не быть!
Развернулся и пошагал прочь от яркого света, прочь от всего этого мира, что теперь снова делаю прошлым. Там, через 50 шагов, меня встретит звездная ночь. Ветер и свобода. У меня нет резерва, но его никогда и не было — "запасных аэродромов" я не признавал, делая ручкой и стараясь закрыть за собой дверь максимально осторожно, чтобы веселящаяся компания не заметила моего ухода.
30 шагов и я вдохну воздух новой дороги, по которой снова попрусь в любую сторону: свет не без добрых людей, а лето — это лето, даже и в Канаде!
20 шагов и за спиной разбираемая баррикада, немногословные работники и их начальники.
10 шагов и над головой полуразбитый козырек, слева — кирпичная крошка, аккуратно сметенная в сторону и утрамбованная, справа — целехонький розовый куст.
Три ступеньки вниз, и я встану на истерзанную асфальтовую дорожку, помашу рукой пустоте за моей спиной, поправлю рюкзак и, только меня и видели!
— Думаешь, я так просто отпущу своего напарника? — Голос сверху, хорошо знакомый и даже родной, заставил меня сбиться с высокопафосных мыслей и шумно засопеть носом. — Забирайся, толстяк...
— Зараза, ты, Бенджамин Лайтинг Аркан! — Я закинул рюкзак на хорошо знакомый, матовый пол артефакта и вцепившись в крепкую руку приятеля, забрался следом. — Следил?
— Много чести... — "Стекло" широко улыбнулся. — Так топаешь, что и следить не надо.
— Бен... — Я погрозил морпеху пальцем. — Врать не умеешь...
— Сам такой. — Огрызнулся мой напарник, поднимая "ковер-самолет" в ночное небо. — Куда собрался-то? На ночь глядя?
Я подложил свой рюкзак под спину и задумался: а вправду, куда я хочу попасть?
Нет, то, что больше всего я хочу попасть назад в прошлое, даже обсуждению не подлежит... А вот именно в этом времени, сейчас, сию минуту... Куда меня тянет?
— Молчишь, мальчишка... — Аркан любовался Траннуиком с высоты птичьего полета, приоткрыв "борта безопасности" и крутя в руках сигарету, не решаясь сунуть ее в рот и подкурить. — Ждешь морали?
Я задумчиво почесал макушку и вздохнул.
— Кто бы ее мне прочитал... — Морпех сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. — А еще, до кучи, ответил на пару вопросов...
— Только на пару? Вот счастливец-то... — Съязвил я, не выдержав такого оборота дел. — Тут, парой вопросов умудрились целую страну с ног на голову поставить... Без ответов...
Вот удивительное дело — ночь вокруг, а я лицо своего собеседника различаю до малейшей морщинки. И огонек сигареты, вспыхивающий на вдохе, тут совершенно не при чем.
— Помнишь, как мы собирались "почистить" город и рвануть в твою сторону? За океан?
— Кто-то — после — жениться собирался и осесть в городе. — Напомнил я, подленько стукнув друга в его семейную идиллию с Кайтой. — А потом и вовсе...
Раздраженный Бен отшвырнул окурок, засопел и... Ничего мне не ответил.
Как ни крути, а хороши оба — планы строили вместе, вместе их и обвалили.
— Окла в городе останется. — Морпех устроился по удобнее. — Порталы обещала наладить, как положено и долго смеялась, когда ей о 30-ти метровом барьере рассказали...
— Она искин портального зала — ей и карты в руки. — Я пожал плечами, ругая себя за то, что не расспросил фею о всех секретах этого искусства, открывать порталы. — Народу легче будет. Да и вовсе...
— Олег... — Аркан прищурился. — Хочешь войти в одну и ту же реку?
— Агитируешь остаться? — Я поерзал, устраиваясь поудобнее. — Только вот какая штука, лейтенант... А смысл мне здесь оставаться? Лаборантом работать? Или очередной экзотической зверушкой? Как там меня Кайта называла? "Зомбак"? Не переживай, Бен... Не одна она так меня называет. Есть и другие, что не стесняются... Правду в глаза сказать... Твои островные любовницы были на порядок честнее, чем местные жительницы... Надоело мне, Бен, под конвоем на работу ходить. И любоваться женскими глазами, в которых нет ни грамма тепла — лишь работа.
— Сам догадался?
— Пить девушки не умеют... — Я довольно рассмеялся, вспомнив, как упоил в "свист" трех подружек, что опекали меня первые недели.
Они, конечно, подрались с полицейскими, но в том ни моей, ни их вины нет — парни и вправду зря полезли на рожон, требуя от "нетверезых" женщин "документики"... Оттого и не нашли девиц-дебоширок, что внутренняя служба безопасности давно их препроводила в соседние города, с глаз долой.
И с начальником "безпеки" я познакомился благодаря этим милым созданиям...
— Так, что решил? — Аркан поежился. — Холодает...
— Ничего я не решил. — Говорить правду легко и приятно. — Свет на мне клином не сошелся. Все в тартарары не покатится, если меня не станет, а прошлое осталось в прошлом.
— Это ты самовнушением занимаешься? — Бен просто сочился ехидством. — Олег, ты чего трусишь-то?! Решение надо принимать здесь и сейчас. "Там и потом" — это целая закрытая книга, которую мы толи откроем, толи и вовсе оставим на книжной полке, блестеть золотым обрезом и не истрёпанным корешком...
Ох, оказывается, все на самом деле очень плохо! Я достаточно изучил своего компаньона, чтобы понять такую простую истину: если Аркан перешел на "высокий штиль", обильно пересыпая свою речь метафорами, гиперболами и сравнениями, уходя в замудренные философствования, значит, дело полный гуталин и он сам ищет в собственных словах если и не оправдания, то понимания ситуации — точно.
