Неужели его смерть? Неужели Джаснах пытается открыть тайну его смерти? подумал Далинар. Она никогда не стремилась к мести и всегда думала иначе, чем брат. Месть не увлекала ее. Но вопросы. Да, они ее увлекали.
"Еще один вопрос, дядя, — прочитала Данлан. — И снова я вернусь рыться в этом лабиринте, который называется библиотека. Временами я чувствую себя грабителем могил, ворошащим кости давно умерших людей. Но сейчас не об этом речь. Паршенди, о которых ты говорил, они быстро выучили наш язык?"
— Да, — сказал Далинар. — Через несколько дней мы говорили и хорошо понимали друг друга. Просто замечательно. — Кто бы мог подумать, что мозги этих странных паршменов способны на такое чудо? Большинство обычных паршменов не разговаривали вообще.
"О чем они говорили с тобой во время первых встреч? — сказала Данлан. — Ты помнишь самый первый вопрос, который они задали?"
Далинар закрыл глаза, вспоминая дни, когда лагерь паршенди стоял на другом берегу реки. Гавилар ими восторгался.
— Они хотели посмотреть наши карты.
"Они упоминали Несущих Пустоту?"
— Несущих Пустоту? Нет, я не помню. А что?
"Я бы не хотела сейчас говорить об этом. Однако я хочу показать тебе кое-что. Пусть писец вставит новый лист бумаги".
Данлан прикрепила к столешнице новый лист. Она поставила перо в угол и отпустила. То поднялось и забегало взад и вперед, быстрыми широкими движениями. Рисунок. Далинар подошел ближе, Адолин за ним. Перо и чернила не самый лучший посредник, и рисунок через океан не мог быть точным. Перо оставляло капли чернил там, где их не должно было быть, и, хотя чернильница была на том же месте — позволяя Джаснах смачивать чернилами одновременно оба пера, — иногда чернила в пере Данлан кончались раньше, чем у нее.
И все-таки рисунок был замечательным. Это не Джаснах, сообразил Далинар. Кто бы ни рисовал сейчас, она намного талантливее, чем его племянница.
На листе появилась высокая тень, нависшая над зданиями. Одинокие чернильные линии изображали панцирь и когти, тени были сделаны линиями, нарисованными близко друг к другу.
Данлан отложила рисунок в сторону и положила на его место третий лист бумаги. Далинар взял рисунок, Адолин встал рядом. Кошмарное чудовище в линиях и тенях казалось смутно знакомым. Как...
— Скальный демон, — уверенно сказал Адолин. — Слегка искаженный — лицо более угрожающее, плечи шире, и я не вижу второго ряда передних лап, — но совершенно очевидно, что кто-то пытался нарисовать одного из них.
— Да, — согласился Далинар, потирая подбородок.
"Это рисунок из одной из книг, хранящихся здесь, — прочитала Данлан. — Моя новая подопечная очень искусна в рисовании, и я попросила ее воспроизвести его. Скажи мне, он ничего тебе не напоминает?"
Новая подопечная? Прошли годы с тех пор, как у нее был кто-то. Она всегда говорила, что у нее нет времени на них.
— Это скальный демон, — сказал Далинар.
Данлан записала его слова. Мгновением позже пришел ответ.
"В книге написано, что это изображение Несущего Пустоту. — Данлан нахмурилась и вскинула голову. — Эта книга является копией текста, написанного за много лет до Измены. Иллюстрации, однако, скопированы из другого текста, еще более древнего. Некоторые даже считают, что рисунок был нарисован через два-три поколения после ухода Герольдов".
Адолин тихонько присвистнул. Действительно очень старый. Насколько помнил Далинар, имелось несколько рисунков и текстов из сумрачных времен; "Путь Королей" был одним из самых старых и единственным полным. Хотя и переводом: копий на языке оригинала не сохранилось.
"Не делай поспешных выводов, — прочитала Данлан. — Я не считаю, будто Несущие Пустоту и скальные демоны одно и то же. Я думаю, что древняя художница не знала, как выглядят Несущие Пустоту, и нарисовала самую ужасную тварь, которую видела в своей жизни".
Но откуда художница знала, как выглядит скальный демон? подумал Далинар. Мы узнали о них только тогда, когда нашли Разрушенные Равнины...
Конечно. Сейчас Ничейные Холмы необитаемы, но когда-то они были королевством. Кто-то в прошлом знал о скальных демонах, и знал настолько хорошо, что нарисовал одного из них, снабдив, правда, подписью "Несущий Пустоту".
"Я должна идти, — сказала Джаснах через Данлан. — Позаботься о брате, пока меня нет, дядя".
— Джаснах, — начал Далинар, тщательно подбирая слова. — Здесь творятся дела очень странные. Шторма приходят в неположенное время, здания стонут и дрожат. Вскоре ты можешь услышать новости, которые тебя поразят до глубины души. Было бы очень и очень неплохо, если бы ты вернулась и помогла.
Он молча ждал ответа, и, наконец, перо заскребло по бумаге.
"Я бы хотела назвать дату своего возвращения. — Далинар почти слышал холодный уверенный голос Джаснах. — Но я не могу оценить, когда закончу свое исследование".
— Это очень важно, Джаснах, — сказал Далинар. — Пожалуйста, подумай еще раз.
"Будь уверен, дядя, я приеду. Со временем. Но не могу сказать когда".
Далинар вздохнул.
"Кстати, учти, — написала Джаснах, — что я очень хочу увидеть скального демона сама".
— Только мертвого, — сказал Далинар. — Я не дам тебе повторить выходку твоего брата несколько недель назад.
"О, — послала ответ Джаснах. — Дорогой, чересчур заботливый Далинар. Однако даже тебе придется согласиться, что твои любимые племянница и племянник выросли".
— Я буду относиться к вам как к взрослым, когда вы будете вести себя как взрослые, — сказал Далинар. — Приезжай как можно скорее, и мы покажем тебе мертвого скального демона. А пока позаботься о себе.
Они еще подождали, не придет ли другой ответ, но гемма перестала мигать, передача Джаснах закончилась. Данлан вернула на место самоперо и столик. Далинар поблагодарил клерков за помощь. Потом клерки вышли; Адолин вроде хотел задержаться, но Далинар жестом отослал его.
Далинар снова взглянул на рисунок скального демона, неудовлетворенный. Что он вынес из этого разговора? Несколько смутных намеков? Неужели исследование Джаснах настолько важно, что она предпочитает не замечать угроз, нависших над королевством?
Наверное, он должен написать ей более откровенное письмо и объяснить, почему решил отречься. Возможно, оно приведет ее назад.
И тут с потрясением Далинар осознал, что принял решение. Где-то между рвом и приемной он перестал думать об отречении как если и стал думать о нем как тогда. Правильное решение. Оно ему не нравится, но иногда человек должен делать то, что ему не нравится.
Все прояснил разговор с Джаснах, подумал он. Об ее отце.
Он стал делать то же самое, что и Гавилар в самом конце. А это чуть не уничтожило королевство. Ему нужно остановиться, пока дело не зашло слишком далеко. Возможно, то, что произошло с ним — душевная болезнь, унаследованная от родителей. Это...
— Ты очень любишь Джаснах, — сказала Навани.
Далинар вздрогнул и оторвался от рисунка скального демона. Он был уверен, что она вышла вслед за Адолином. Но нет, она осталась здесь и сейчас глядела на него.
— Почему, — спросила Навани, — ты так настойчиво просил ее вернуться?
Он повернулся к Навани и сообразил, что она вместе с клерками отослала и двух своих подопечных. Они остались одни.
— Навани, — сказал он. — Это неприлично.
— Ба. Мы родственники, и у меня есть вопросы.
Далинар заколебался, потом вышел на середину комнаты. Навани стояла около двери. К счастью, ее подопечные оставили открытой дверь в конце вестибюля, и в зале за ней виднелись два стражника. Не самое лучшее положение, но пока Далинар видит стражников, а они его, разговор с Навани становится почти приличным.
— Далинар? — спросила Навани. — Ты собираешься ответить мне? Почему ты так доверяешь моей дочке, когда почти все остальные вокруг ругают ее?
— Я считаю всеобщее презрение лучшей рекомендацией, — ответил он.
— Она еретичка.
— Она отказалась присоединяться к девотариям, потому что не верит в их учения. Вместо того, чтобы пойти на компромисс, для виду, она честно отказалась признать религию, в которую не верит. Я считаю это признаком чести.
Навани фыркнула.
— Вы оба два гвоздя в одной дверной раме. Непреклонные, жесткие и упрямо сопротивляющиеся любой попытке себя выдернуть.
— Тебе надо идти, — сказал Далинар, кивая в сторону коридора. Внезапно он почувствовал себя очень усталым. — Пойдут сплетни.
— Пускай. Ты — самый важный кронпринц в...
— Навани, — оборвал он ее. — Я собираюсь отречься в пользу Адолина.
Пораженная, она мигнула.
— Я отрекусь, как только сделаю необходимые приготовления. Самое большее через несколько дней.
Он почувствовал себя странно, как если бы только сейчас, произнеся слова вслух, сделал свое решение настоящим.
Навани поглядела на него страдальческим взглядом.
— О, Далинар, — прошептала она. — Это ужасная ошибка.
— Я вправе сделать ее. А сейчас я должен повторить свою просьбу. Мне нужно еще много о чем подумать, и сейчас я не могу поговорить с тобой. — Он указал ей на дверь.
Навани округлила глаза, но вышла, как он и просил, захлопнув за собой дверь.
Наконец, подумал Далинар, испуская долгий вздох. Я принял решение.
Слишком истощенный, чтобы снять с себя Доспехи без чужой помощи, он уселся на пол, опершись головой о стену. Утром он скажет о своем решении Адолину, потом объявит во всеуслышанье на празднике. А потом вернется в Алеткар, в свое имение.
Все кончено.
Интерлюдия
Ризн. Аксис. Сет
И-4
Ризн
Ризн неуверенно вышла из головного фургона каравана и почувствовала под ногами неровную мягкую землю, которая слегка просела под ней.
Она содрогнулась, частично из-за того, что слишком толстая трава и не подумала исчезнуть. Ризн несколько раз коснулась ее ногой. Трава только вздрогнула.
— Не будет прятаться, — сказал Встим. — Здесь трава ведет себя совсем не так, как везде. Конечно, ты слышала об этом.
Пожилой мужчина сидел под желтым плотным навесом первого фургона. Опираясь одной рукой о боковые поручни, он держал второй связку гроссбухов. Одну из своих длинных белых бровей он закинул за ухо, другой разрешил свисать вдоль лица. Он предпочитал носить жесткую накрахмаленную одежду — синюю с красным — и плоскую на конце коническую шляпу. Классическая одежда тайленского купца, уже несколько десятилетий вышедшая из моды и, тем не менее, все еще известная.
— Я слышала про эту траву, — сказала ему Ризн. — Но это так странно. — Она обошла первый фургон по кругу. Да, она слышала про траву, растущую в Синоваре. Говорили, что она слишком медленно движется и поэтому не исчезает.
Но нет, она вообще не движется. Как же она выживает? Почему ее не съели животные? Она изумленно покачала головой и посмотрела на равнину. Трава полностью покрывала ее. Травинки росли так тесно, что землю было не видно. Что за беспорядок!
— Слишком упругая земля, — сказала она, возвращаясь в фургон. — И не только из-за травы.
— Хмм, — сказал Встим, все еще работавший с гроссбухами. — Да. Это называется почва.
— Мне казалось, что еще немного, и я провалюсь в землю по колени. Как могут сины жить на такой земле?
— Они — интересный народ. Не установишь ли устройство?
Ризн вздохнула, но пошла в заднюю часть фургона. Остальные шесть фургонов каравана поставили таким образом, что образовался неровный круг. Она спустилась на землю через задний борт головного фургона, таща за собой деревянный треножник, почти с нее ростом. Вскинув его на плечо, она поплелась к центру травянистого круга.
Она одевалась по последней моде, не то что ее бабск, в самую современную одежду для юной женщины ее возраста: темно-синий шелковый жакет поверх светло-зеленой блузки с длинными рукавами и жесткими манжетами. Юбка, доходящая до колен — тоже зеленая, — была жесткой и деловой по крою, но элегантно украшенной.
На левой руке она носила зеленую перчатку. Закрывать безопасную руку — глупая традиция, результат культурного преобладания Ворин. Но надо было сохранять приличия. Большинство из более традиционных тайленов — включая, к сожалению, ее бабска, — считали неслыханным скандалом женщину с неприкрытой безопасной рукой.
Она установила треножник. Пять месяцев назад Встим стал ее бабском, а она его подмастерьем. Он хорошо относился к ней. Не всякий бабск был таким; по традиции он являлся кем-то большим, чем хозяин. С точки зрения закона, он был ее отцом, пока не решал, что она готова стать самостоятельным купцом.
Она бы хотела, чтобы он не проводил так много времени в таких странных местах. Его считали великим купцом, и она предполагала, что великие купцы путешествуют по экзотическим городам и портам. А не по пустым лугам в захолустных странах.
Установив треножник, она вернулась в фургон за фабриалом. Задняя стенка фургона — вместе с толстыми стенками и прочным верхом — образовывала убежище от сверхшторма, а ведь на Западе даже самый слабый из них был крайне опасен, по меньшей мере пока не проходил через ущелья и не попадал в Синовар.
Она поторопилась к треножнику с ящичком в руке. Откинув деревянную крышку, она вынула большой гелиодор. Бледно-желтый драгоценный камень, не меньше двух дюймов в диаметре, был жестко закреплен в металлической оправе. Он слабо светился, далеко не так ярко, как можно было ожидать от геммы такого размера.
Она поставила его на треножник и повернула некоторые из его дисков вниз, настроив фабриал на людей из каравана. Потом притащила из фургона стул, уселась на него и стала смотреть. Она всегда спрашивала себя, для чего Встим купил это устройство — одно из новых, недавно изобретенных видов, — которое только предупреждало о приближении чужих. Неужели это так важно?
Она откинулась на спинку стула, наблюдая, не стал ли камень ярче. Ветер раскачивал странную траву Синовара, которая упрямо отказывалась отступить, даже под самыми сильными порывами. Вдали поднимались белые пики Туманных Гор, защищавших Синовар. Горы гасили ярость сверхштормов, делая Синовар одним из немногих мест на Рошаре, где сверхштормы не правили.
Плоскую равнину вокруг нее усеивали странные деревья с прямыми стволами и жесткими скелетообразными ветками, полными листьев, которые тоже не отступали перед ветром. Весь ландшафт был настолько мрачен, что казался мертвым. Ничего не двигалось. Вздрогнув, Ризн сообразила, что еще не видела спренов. Ни одного — ни ветра, ни жизни, вообще ни одного.
Как будто в этой стране все слабоумные. Вроде человека, родившегося без мозгов, который не знает, как защитить себя, и, распуская слюни, смотрит на стену.
Она копнула землю пальцем, потом подняла его вверх и внимательно осмотрела эту "почву", как назвал ее Встим. Обыкновенная грязь. Интересно, почему сильный ветер не может вырвать из земли всю траву и унести прочь? Хорошо еще, что никакой сверхшторм не может проникнуть сюда.
Слуги и стражники выгружали из фургонов корзины и разбивали лагерь. Внезапно гелиодор запульсировал ярким желтым светом.
— Мастер! — крикнула она, вставая. — Кто-то идет!
