Возможно, Фердинанд действительно не верил в невиновность Колумба, учитывая многочисленные обвинения, выдвинутые против него. Он мог также сомневаться в том, сохранит ли Колумб, будучи иностранцем, ему верность, когда приобретет власть над огромными и богатыми колониями, находящимися так далеко от метрополии. Сам Колумб, упоминая в своих письмах распространяемые его врагами слухи о том, что он намеревается либо, захватив власть, отделиться от Испании, либо передать свои открытия в руки других претендентов, опасался, что эта клевета может произвести на Фердинанда известное впечатление. Но было еще одно соображение, которое оказало на поступки короля не меньшее влияние, не позволив ему осуществить акт величайшей справедливости. Он уже не нуждался в Колумбе. Великое открытие было сделано, путь в Новый Свет проложен, и теперь любой желающий мог по нему проследовать. Появилось много талантливых мореплавателей, приобретших опыт во время этих путешествий. Они денно и нощно осаждали трон с предложениями оснастить за свой счет экспедиции, а затем уступить короне часть своей добычи. Почему же он должен был жаловать царственные права и привилегии за то, что ему изо дня в день предлагалось совершенно бесплатно?
Как следует из последующих действий Фердинанда, именно такие завистливые и эгоистические соображения удержали его от восстановления Колумба в правах и привилегиях, торжественно пожалованных ему по договору, хотя и было известно, что Адмирал никогда не совершал действий, противоречащих этому соглашению.
Несмотря на то, что утверждалось, что это отстранение временное, восстановление Колумба в должности откладывалось под различными благовидными предлогами. Указывалось, что на острове все еще находятся участники недавних вооруженных мятежей, поднятых против Адмирала, и его немедленное возвращение может привести к новым возмущениям, вследствие чего возникнет угроза его личной безопасности, а остров опять охватят беспорядки. Хотя Бобадилью и следовало немедленно отстранить от управления колонией, считалось более разумным послать туда вместо него какого-нибудь способного и осторожного офицера, который мог бы беспристрастно расследовать происшедшие беспорядки, загладить причиненные обиды и выслать оттуда всех распущенных и мятежных колонистов. Он должен будет управлять островом в течение двух лет, а когда страсти улягутся и все мятежники уедут, Колумб сможет беспрепятственно вернуться на остров к вящей выгоде короны. Колумбу ничего не оставалось, как довольствоваться этими доводами и сопутствующими им обещаниями. В искренности Изабеллы и ее намерении полностью вернуть ему права и привилегии по истечении этого очевидно необходимого срока сомневаться не приходится. Что же касается Фердинанда, то все его последующее поведение не предоставляет возможности вынести о нем столь благоприятного суждения.
Вместо Бобадильи губернатором острова был назначен Николас де Овандо, командор ордена Алькантара. По описаниям, это был человек среднего роста, светлокожий и рыжебородый; держался он скромно, однако в нем чувствовалась властность. Он отличался красноречием и изящными манерами. Лас Касас говорит о нем как о человеке осмотрительном и способном управлять большим количеством белых людей, но не индейцами, на которых он навлек неисчислимые беды. Превыше всего он почитал законность, был врагом стяжательства, жил без излишеств и отличался невероятной скромностью, о чем говорит тот факт, что когда он стал великим командором ордена Алькантара, он никогда не позволял употреблять этот титул при обращении к нему. Так его рисуют историки, однако его действия во время многих значительных событий прямо противоречат этому описанию. За изящными и непринужденными манерами скрывались хитрость и изворотливость, за скромностью — властолюбие, в отношении же Колумба он выказал отнюдь не великодушие, а явную несправедливость.
Отплытие Овандо несколько задерживалось, поскольку в соответствии с новым планом колониального управления необходимо было принять кое-какие меры. Тем временем с каждым кораблем с острова доходили сведения о катастрофическом положении, до которого его довели деяния Бобадильи. Его управление являло собой полную противоположность управлению Колумба. Вообразив, что жестокие меры были тем самым камнем, о который споткнулись его предшественники, он пытался умилостивить народ всяческими поблажками. Ослабив с самого начала правосудие и требования к нравственности, он полностью утратил контроль над колонией, а последовавшие за этим беспорядки и праздность колонистов дошли до такой степени, что даже многие противники Колумба с сожалением вспоминали о решительном, но благотворном руководстве делами колонии им самим и его братом-аделантадо.
Бобадилья был не столько плохим, сколько неосмотрительным и слабым человеком. Он не предвидел опасных последствий своей политики. Проявив решительность при захвате власти, он оказался робким и нерешительным, когда возникла необходимость ее употребить: он не видел дальше текущего момента. Потакая колонистам, он уже не мог остановиться и совершал ошибку за ошибкой, поскольку одно послабление неизбежно влекло за собой другое, являя яркий пример того, что власть в руках человека слабого не менее опасна, чем в руках негодяя.
Он по низким ценам распродал фермы и поместья, принадлежащие короне, заявив, что монархи стремились не к личному обогащению, но к процветанию своих подданных. Он позволил всем желающим разрабатывать шахты, уплачивая правительству лишь одну одиннадцатую часть добытого золота. Чтобы доходы казны, однако, не уменьшались, возникла вполне естественная необходимость увеличить объем его добычи. Поэтому он обязал касиков предоставлять каждому испанцу индейцев как для работы в поле, так и в шахте. Чтобы добиться более строгого выполнения этого распоряжения, он сделал перепись всех туземцев, разбил их на классы, а затем по собственному усмотрению раздал их колонистам. Последним же он предложил объединиться в пары, став, таким образом, партнерами с тем, чтобы помогать друг другу как своими капиталами, так и индейцами; один из партнеров должен был наблюдать за работой в поле, в то время как другой — руководить поисками золота. Единственной целью Бобадильи была добыча большого количества руды. Одна постоянно повторяемая им фраза показывает, сколь пагубны и недальновидны были принципы, которыми он руководствовался. "Пользуйтесь, пока есть возможность, — говаривал он, — кто знает, сколько это еще продлится", — имея в виду возможность своего скорого смещения. Колонисты следовали его совету и так заездили бедных туземцев, что одиннадцатая часть от добычи золота, передаваемая правительству, составила больший доход, чем когда-либо составляла третья часть в бытность Колумба губернатором. Тем временем несчастные индейцы невероятно страдали от жестокости своих бесчеловечных надсмотрщиков. Непривычные к труду, хрупкого телосложения, они привыкли вести на своем прекрасном и богатом острове жизнь беспечную и свободную и теперь изнемогали под бременем непосильного труда и жестокости, с которой их к нему принуждали. Лас Касас, негодуя, повествует о том, как взбалмошные и капризные испанцы, многие из которых были доставлены в колонию из кастильских тюрем, где они отбывали заключение, стали настоящими тиранами по отношению к коренным жителям острова. Эти негодяи, у себя на родине бывшие отбросами общества, здесь приобрели замашки знатных вельмож. Они настаивали на том, чтобы их повсюду сопровождала многочисленная свита. Силой захватив дочерей и родственниц касиков, они превратили их в своих служанок, или, скорее, в наложниц, при этом ничуть не ограничивая себя в их количестве. Когда они путешествовали, то вместо предоставленных им мулов и лошадей, использовали туземцев, которых заставляли нести себя на носилках или в гамаках, в то время как другие слуги держали над ними в качестве зонтов пальмовые листья, чтобы защитить своих господ от солнца, и обмахивали их веерами из перьев. По свидетельству Лас Касаса, спины у несчастных носильщиков были постоянно изранены и кровоточили. Когда эти наглые выскочки прибывали в какую-нибудь индейскую деревню, они захватывали и присваивали провиант ее обитателей и вообще все, что бы им ни вздумалось, а касиков и их подданных заставляли танцевать для своего увеселения. Даже их развлечениям неизменно сопутствовала жестокость. Они обращались к туземцам только в самых унизительных выражениях, а за малейшую провинность или просто из прихоти избивали и пороли этих несчастных, причем, случалось, что забивали их насмерть.
Такова была лишь приблизительная картина несчастий, порожденных беспомощностью Бобадильи и с горестью описываемых Лас Касасом, который сам имел возможность их наблюдать, посетив остров на самом закате его карьеры губернатора. Бобадилья надеялся, что огромные количества золота, добытого за счет страданий туземцев, покроют все его ошибки и обеспечат ему благосклонность монархов, однако он жестоко просчитался. Вскоре до королевской четы дошли известия о его злоупотреблениях, а самое главное, великодушная Изабелла узнала о несправедливости, допущенной по отношению к индейцам. Ее негодованию не было предела, и она ускорила отплытие Овандо, чтобы положить конец этим чудовищным преступлениям.
В соответствии с уже упоминавшимся планом, Овандо предстояло стать губернатором колоний как на островах, так и на континенте, Эспаньола же превращалась в метрополию. Он должен был вступить в свои права немедленно по прибытии, отослав назад свой флот с Бобадильей на борту. Ему было поручено надлежащим образом расследовать все злоупотребления и, безжалостно наказав виновных, выслать всех негодяев с острова. Он был обязан немедленно отменить разрешение Бобадильи на неограниченную добычу золота как выданное вопреки воле монархов и от имени короны потребовать сдачи одной третьей части уже добытого золота и половины того, что будет добываться в дальнейшем. В его обязанности также входило строительство городов, власти которых должны были обладать всеми правами испанских муниципалитетов, а рассеянных по острову испанцев, и в особенности солдат, он должен был заставить жить в этих городах. Среди многих мудрых мер, которые надлежало принять Овандо, были и другие, вредные и недальновидные, но характерные для той эпохи, когда мало кто понимал законы коммерции, хотя Испания продолжала упорствовать в своих ошибках еще долго после того, как весь остальной цивилизованный мир отказался от них, как от заблуждений непросвещенных времен. Корона монополизировала торговлю с колониями. Никто не имел права самостоятельно привезти туда свой товар. Была учреждена королевская фактория, которая должна была стать единственным посредником в обеспечении колоний европейскими продуктами. Корона оставляла за собой исключительное право владения не только золотодобывающими шахтами, но также и драгоценными камнями и другими предметами, представляющими значительную ценность, а также красильными деревьями. Иностранцам, а в особенности маврам и евреям, запрещалось селиться на островах или же отправляться в экспедиции. Таковы были наложенные Испанией ограничения на торговлю с колониями, за которыми последовали другие, в неменьшей степени недальновидные. Ее коммерческая политика сейчас выглядит посмешищем, но не станут ли современные ограничения на торговлю, вводимые самыми просвещенными правительствами, также предметом удивления и насмешек грядущих поколений.
Изабелла особенно беспокоилась о добром обращении с индейцами. Овандо было приказано собрать касиков и объявить им, что монархи берут их и их народ под свое личное покровительство. Отныне они должны были, как и другие подданные короны, лишь платить дань, которую следовало собирать со всей возможной мягкостью. Двенадцать францисканских монахов во главе с прелатом по имени Антонио де Эспиналь, человеком почтенным и благочестивым, были посланы на остров, чтобы надлежащим образом позаботиться о религиозном просвещении туземцев. Это было первое официальное учреждение францисканского ордена в Новом Свете. Но вся забота монархов об индейцах была сведена на нет их собственной предусмотрительностью, проявившейся в том, что они ии использовать туземцев в шахтах и на других работах, ограничивая это, однако, лишь королевской службой. Их наемный труд должен был неукоснительно оплачиваться.
Таким образом, монархи, беспокоясь об облегчении участи индейцев, со свойственной всем людям непоследовательностью сами поощряли грубое нарушение прав и благополучия другой расы. Среди многих принятых по этому случаю указов мы встречаем и тот, что положил начало рабству негров в Новом Свете. В нем позволялось привозить в колонию чернокожих рабов, рожденных среди христиан, то есть в Севилье и других частях Испании, детей и потомков уроженцев атлантического побережья Африки В ходе истории нередко встречаются такие знаменательные события, которые поначалу представляются лишь временными мерами. Стоит заметить, что Эспаньоле, на которой впервые в Новом Свете было допущено это огромное прегрешение против природы и Человечности, первой суждено было испытать и ужасное возмездие.
Среди многих забот, занимавших внимание монархов, не были забыты и интересы Колумба. Овандо было приказано изучить все его счета, но не оплачивать их. Он должен был установить размеры ущерба, нанесенного Колумбу его заключением, отстранением от власти и конфискацией его имущества. Всю конфискованную Бобадильей собственность надлежало вернуть, а если она была продана, то выплатить компенсацию. Ущерб надлежало возместить за счет казны, если указанная собственность была употреблена на королевской службе, и из средств самого Бобадильи, если он ее использовал в собственных интересах. Точно так же следовало позаботиться и о братьях Адмирала, также понесших урон вследствие их несправедливого ареста.
Колумб также должен был получить доходы от своей собственности, которые надлежало неукоснительно выплачивать и в будущем. Ему было позволено послать на остров доверенного человека, который должен был присутствовать при выплавке и маркировании золота, собирать причитающиеся налоги и вообще представлять интересы Адмирала на острове. Для этой должности он избрал Алонсо Санчеса де Карвахаля, и монархи распорядились, чтобы к представителю Адмирала относились с глубочайшим уважением.
Флот, которому предстояло доставить Овандо в его новую вотчину, был самым большим из когда-либо отправлявшихся к берегам Нового Света. Он состоял из тридцати кораблей, пять из которых имели водоизмещение от девяноста до ста пятидесяти тонн, еще двадцать четыре каравеллы — от тридцати до девяноста, и лишь один барк имел водоизмещение в двадцать пять тонн. С этим флотом в колонию отправлялось около двух с половиной тысяч человек, среди них было много высокопоставленных граждан знатного происхождения со своими семьями.
