Ещё один авларин стоял у дверной завесы, но Кесса увидела его не сразу — прежде её взгляд остановился на роскошном полотнище с вытканными на нём игривыми ящерками. Эльф шевельнулся и шагнул к двери, и Кесса растерянно мигнула. Он смерил её задумчивым взглядом, едва заметно усмехнулся и вышел из залы.
— Где я? И где... где Речник Фрисс? И Флона? И Аллан со своим ящером? — прошептала Кесса, тщетно нащупывая на груди Зеркало Призраков, а на рукавах — бахрому. Кто-то снял и унёс её одежду — и куртку, и рубаху, и плосколапые ботинки.
— Ты в Меланнате. Меланнат-на-Карне, наша крепость, — медленно, по слогам, проговорил авларин. — Тебя нашли на берегу Карны, принесли сюда. Никого больше там не было. Ты помнишь, что с тобой случилось?
— Ещё бы! — Кесса вздрогнула, вспомнив, как свистел в ушах ветер, и как мчались мимо отвесные скалы. — Но... Ты ведь знаешь всё это? Ты знаешь, кто я! Вы как-то залезли мне в голову, да? Как царица демонов-пчёл, как великие змеи Мваси...
— Храни нас Кетт, — поморщился Риланкоши. — Мы не лезем в чужие головы, нам хватает и своих. Ты уже просыпалась, Чёрная Речница. Мы кормили тебя, иногда ты что-нибудь говорила и засыпала снова. Пока срастались кости, мы не хотели тебя поднимать. А теперь ты, если хочешь, можешь встать. И рука, и бедро, — всё зажило.
— Это ты спас меня? — тихо спросила Кесса. Выбраться из кокона было нелегко — шаткое сооружение раскачивалось, и надёжной опоры в нём не было, да и пол, укрытый коврами, оказался коварным — она едва не утонула в нём, провалившись по щиколотку. Риланкоши придержал её под руку и покачал головой.
— Немного привёл в порядок, так лучше сказать. Откуда бы ты ни свалилась, это мало тебе повредило. Хочешь ещё яйцо?
— Хочу! — Кесса проглотила вязкий желток и задумчиво посмотрела на пятнистую скорлупу. — А чьи это яйца? Неужели чаячьи?
— Откуда же в Тарнавеге чайки? — невесело усмехнулся Риланкоши. — Я видел их только в книгах. Красивые птицы... Это яйца чёрной харайги.
— Харайги? — Кесса недобро сощурилась, вертя скорлупу в руке. — Вот это дело...
Осёкшись, она посмотрела на свои босые ступни, на незнакомую строчку вышивки вдоль подола, и шмыгнула носом. Холод накатывал изнутри.
— Речник Фрисс... Он же не мог умереть, правда? Он отбился от скальных змей... — она с надеждой посмотрела на авларина.
— Речник Фрисс? Воин, о котором рассказывали, что он шёл с тобой? — Риланкоши сощурился, что-то припоминая. — В тех слухах, что доходят до меня, правды столько же, сколько в стократно отражённом эхе. Его видели ещё несколько раз, уже одного. Он был там, где знорк-Некромант открыл врата в Запределье, и ещё говорят, что маленький панцирный ящер и его всадник-мечник спаслись от Чёрного Дракона. Это один и тот же воитель?
— Да! — Кесса сверкнула глазами. — Это Речник Фрисс и Флона! Они живы! И Некромант... Это был Саркес, верно? Фриссгейн покончил с его пакостями?
— Они закончились сами, естественным путём, — усмехнулся эльф — без особого, впрочем, веселья в глазах. — Запределье поглотило его. Врата, к счастью, удалось закрыть, и мы даже их не видели. Тебе пора сесть, Чёрная Речница. Твои силы ещё не вполне восстановились.
Это чувствовала уже и сама Кесса — она дрожала мелкой дрожью, и ноги подкашивались. Сердце колотилось под самым горлом. "Саркес мёртв. Жаль, что не мы догнали его, и он успел нагадить," — думала "Речница", разглядывая зелёную стену. "И как хорошо, что Речник Фрисс жив, и Флона тоже жива! Может, я ещё догоню их... расскажу, как попала в эльфийскую крепость, — они не поверят!"
— Ты скоро наберёшься сил, — сказал Риланкоши, наблюдая за ней. — Здесь в еде нет недостатка, и здесь спокойно. Вечером, если ты будешь готова, княгиня Миннэн придёт к тебе. У неё много вопросов, но мы постараемся не утомлять тебя чрезмерно.
— Княгиня? Она правит всеми эльфами? — Кесса оглядела свою рубаху и нахмурилась. — Тогда мне нужна моя одежда. Вся, и куртка тоже.
— Миннэн придёт к тебе, а не к твоей одежде, — покачал головой Риланкоши, но всё же открыл длинный сундук, покрытый причудливой резьбой. И куртка, и обе рубахи, и штаны, и башмаки, и все обмотки и повязки, — всё было тут. Кесса прижала к себе чёрную истёртую броню и уткнулась в неё лицом. Та пахла странно — незнакомыми пряными травами, и крохотные белые лепестки сыпались с неё.
— Теперь я Чёрная Речница, — довольно усмехнулась странница, когда последний ремешок был затянут, а пуговица — застёгнута. Риланкоши не мешал ей — всё так же наблюдал, стоя поодаль, как за неведомым зверьком.
— Ты всё время — Чёрная Речница, — строго заметил он. — Поэтому ты здесь. Твоё появление породило в Меланнате немало слухов. Многим интересно будет на тебя взглянуть. Очень давно никто из Чёрной Реки сюда не приходил.
— Давно? — эхом повторила Кесса, поднимаясь со скамьи. — И никого из Чёрных Речников нет сейчас в крепости? Но... они ведь приходят сюда? Здесь собираются Чёрные Речники... это все знают!
— Очень давно никто не приходит, — покачал головой Риланкоши. — Ты — первая за... да, за четыреста лет, может, годом больше или меньше. Последней была Ксилия Болотный Огонёк, после неё не приходил никто.
— Я слышала о ней, — прошептала Кесса, склонив голову. — У меня её лук. Можно с ней увидеться? Надо отдать ей оружие...
— Она умерла, — вздохнул авларин. — И, как говорят, ей не хотелось задерживаться среди живых. Она прожила тут четыре года... Не слишком весёлый разговор, так? Хватит скверных новостей на сегодня. Я здесь, если захочешь ещё о чём-нибудь спросить.
Он подошёл к большой глиняной чаше, чья ножка, причудливо изогнувшись, врастала в стену. Над сосудом нависала выступающая из камня рыбья голова — серебристая, блестящая, с маленькими плавничками по бокам и выпученными глазами. Из пасти рыбы потекла вода, и эльф подставил под струю каменный шарик, опутанный тесёмками.
"Вода приходит сюда сама," — покачала головой Кесса. "Кто-то проложил ей дорогу в камне. Удобно..."
Она встала у окна, прикоснулась к краям узкой прорези, закрытой цветными стёклами, — и камни зашевелились под её пальцами, расползаясь в стороны. Стеклянная ширма поднялась наполовину, и в лицо Кессе ударил сырой холодный ветер. Она увидела поодаль синевато-серые базальтовые стены с узкими щелями окон, тёмно-зелёные черепичные крыши, поливаемые дождём, и ветви с серебристой листвой, вознёсшиеся надо всеми строениями. Что внизу, Кесса не видела, — там смыкались, закрывая двор от дождя, лиственные навесы, и под ними что-то шуршало, звякало, изредка фыркало и взрёвывало. Небо тонуло в серо-белосой хмари, и просвета в тучах не было. Кесса вдохнула холодный воздух и растерянно замигала.
— Почтенный Риланкоши! Скажи, какой сейчас месяц?
— Первый день Маринни, — отозвался эльф, перебирающий склянки и камешки. — Ты проспала тринадцатый Семпаль.
— Маринни?! — Кесса опустилась на скамью, ошеломлённо качая головой. — Была же середина Айкени!
— Да, помню, — Риланкоши с трудом сдерживал смех. — А ещё было начало Дикерта, и конец Олэйтиса был тоже. Довольно много разных дней прошло с тех пор, как Миннэн Менкайхизгу пришёл сюда. И вот новая зима на пороге... Хорошее время для сна.
— Первый день Маринни, — прошептала Кесса. — И Речник Фрисс уже пришёл в Кигээл, и все, кто погиб, снова живы... и все они вернулись в Фейр... все, кроме меня!
Она всхлипнула и сердито провела по глазам рукой. "Фрисс, наверное, подумал, что я разбилась насмерть! Как же он расстроился..."
Тканая завеса с шелестом откинулась, пропуская незнакомого авларина, растрёпанного, перемазанного кровью и напуганного до полусмерти. Влетев в залу, он упал на пол — так быстро, что Кесса решила, будто он споткнулся — и опустил рядом с собой шевелящийся свёрток из огромного листа. Наружу торчал плоский оперённый хвост, а с другой стороны норовила высунуться узкая зубастая морда.
— Беда! — выдохнул авларин, рывком разворачивая лист. Лежащее в свёртке существо испуганно забило крыльями. Их было четыре — два побольше, два поменьше — и на каждом — по три изогнутых когтя. Оно рванулось, приподняло окровавленную голову и снова рухнуло на ковёр.
— Вот даже как? — нахмурился Риланкоши, быстро ощупывая крылья и спину существа, и осторожно подул на его шею. Клок кожи вместе с перьями отделился от головы и висел на тонком лоскуте, обнажив мясо, но от дуновения боль, причиняемая раной, как будто стала слабее. Существо повернуло голову набок, слабо заскребло когтями по листу, и он порвался на части. Кесса вздрогнула. "Харайга!" — теперь она вспомнила, на что похоже это создание. "Харайга о четырёх крыльях! Какой демон научил их летать?!"
— Все кости целы, как ни странно, — сказал Риланкоши, поднимаясь с пола и открывая сундук. — И раны неглубоки. Сегодня полежит у меня, потом отнесёшь его в башню, но к соплеменникам не выпускай. Кто так с ним поиграл?
— Он влетел в загон к алайгам, — поморщился молодой авларин, склонившийся над зверем. — Наверное, ему хотели откусить голову.
— Следить надобно за своей живностью, — покачал головой Риланкоши. — Держи, пока я перевяжу его...
Кесса подобралась поближе и присела на скамью. Пернатый ящер снова повернул голову — его сверкающий глаз неотрывно следил за странницей, и дружелюбия в его взгляде не было.
— Отпускай, он уснёт, — сказал Риланкоши, сжимая пасть существа с двух сторон и переворачивая его на спину. Второй эльф посмотрел на вымазанные кровью руки, хмыкнул и пошёл к водяной чаше.
— Вот оно что, — Риланкоши перевёл взгляд на Кессу. — Ещё один поселенец, которому нужно выжечь печать. Этим же вечером и сделаю. Ты уже достаточно окрепла, чтобы вынести немного боли.
— Выжечь? — Кесса поёжилась. — А иначе никак? У меня были рисунки, но стёрлись...
— Поэтому мы печати выжигаем, — эльф оттянул ворот рубашки, показывая небольшой, но витиеватый узор чуть пониже ключицы. — Тут много разных созданий, Чёрная Речница. Лесные шонхоры — не самые опасные среди них.
— Шонхор — так называется этот зверь? — Кесса решилась подойти к спящему существу. Риланкоши положил его в маленький кокон, подвешенный к стене, и ящер, не просыпаясь, убрал голову под крыло.
— А это птица или ящерица? — спросила Кесса на всякий случай. — Оно не сродни харайге?
— Сродни, — кивнул эльф. — И летает прескверно. Однако этот лес не слишком хорош для птиц. Это лесной шонхор. Говорят, они водились и в ваших землях. Но знорки питали к ним такую ненависть, что от них не осталось и пёрышка. Не трогай его — он, как и ты, ранен и напуган.
"Это всё наяву," — Кесса украдкой ущипнула себя, но зелёные стены, папоротниковые ковры и спящий ящер с четыремя крыльями остались, где и были. "Я в настоящем эльфийском замке, и тут меня знают. И это настоящие авларские эльфы, те, кто говорит со всеми живыми... Река моя Праматерь! Даже Речник Фрисс этому не поверит!"
За окном что-то взревело, Кесса бросилась к нему, но увидела внизу только навесы, а на стенах — лишь струи дождевой воды и серебристые листья. Риланкоши едва заметно поморщился.
— Надобно соблюдать осторожность, — пробормотал он. — Холодный ветер за окном, знорка. Прикрой его. Там закололи алайгу, ничего страшного в этом нет.
В коконе, почуяв чужую смерть, зашевелился шонхор, открыл зубастую пасть, попытался высвободить крылья. Авларин легко подул на него, издав несколько щёлкающих звуков. Ящер затих.
— А большая у вас крепость? — спросила Кесса. — Я видела из окна много стен и башен.
— Тут многим хватает места, — кивнул Риланкоши. — Даже зимой.
— А зимой вас становится больше? — слегка удивилась "Речница".
— Многие из лесных жителей зимуют у нас. Тут теплее... и спокойнее, — усмехнулся авларин. — Лесные дома по зиме пустеют. И ты, судя по всему, тоже будешь зимовать у нас.
"Зимовать..." — Кесса растерянно усмехнулась. Ей было не по себе — настолько, что по коже ползли мурашки. "Я всегда зимовала только в Фейре... А тут даже не пещера!"
— Мне надо вернуться на Реку, — нерешительно сказала она. — Там мои родичи... и Речник Фрисс. Я не думала, что уйду... так надолго.
— Холодные дожди уже идут, — пожал плечами Риланкоши. — А за ними с неба потечёт хашт, и он же поднимется из земли. Пятнадцать или двадцать дней — и явятся Хелигнэй, воины льда. Куда ты пойдёшь, и куда успеешь уйти? Ты не шонхор, чтобы перезимовать в дупле.
...Холодный дождь всё лил за окном. Кесса сквозь дрёму слышала, как стекает по стенам вода, и как колышутся за башнями широколистные папоротники. Завеса снова качнулась, пропуская в залу эльфа, одетого в чешую.
— Риланкоши! Когда мы увидим тебя в Зале Чаш? — усмехнулся пришелец, ставя на сундук большой круглый сосуд на четырёх лапах и выкладывая рядом пару коротких двузубцовых лезвий. — Питья не принёс. И вот ещё кое-что, для тебя и для раненых. Вот бы ты чаще выбирался из норы!
— Зачем бы? Вы, Дети Намры, без меня уже и с алайгой не справитесь? — нахмурился Риланкоши. — Даже здесь был слышен крик. Кто не уследил?
— Всему сразу не научишься, — пожал плечами чешуйчатый эльф. — Чёрная Речница! На ногах и в полном здравии? Скажу княгине Миннэн. Тебя-то мы увидим в Зале Чаш? Я зову тебя за стол Детей Намры. И еда, и питьё там хороши!
— Благодарю, — склонила голову странница. — Меня зовут Кесса.
— Иллингаэн, — авларин, согнув пальцы, легко прикоснулся ими к груди. — Угощайся. Свежайшее мясо, сам хотел съесть!
Шонхор, выбравшийся из кокона, перепрыгнул на край водяной чаши — свёрток, брошенный Иллингаэном на её дно, сочился кровью, и ящер с хриплым криком потянулся к нему. Риланкоши схватил существо за бока и затолкнул обратно в кокон.
— От Иллингаэна всегда шум и переполох, — поморщился он. — Всё их семейство такое — хоть внуки, хоть правнуки.
Кесса, забыв о кровавом свёртке, удивлённо присвистнула.
— Сколько же ему лет?
— Да немного, — проворчал Риланкоши. — Держи. Тебе сейчас надо есть!
Он протянул ей кусок тёмного окровавленного мяса, не тронутого ни огнём, ни кипятком. Кесса едва не выронила его на ковёр.
— Это кусок алайги? — спросила она, обнюхивая полученное. — Вы... едите мясо сырым?
— В ваших краях мы так делать не стали бы, — хмыкнул авларин. — Но тут не гостила сияющая смерть, и земля чище. Ешь, это печень алайги. Достаётся не каждому.
Шонхор, жадно проглотивший остатки мяса, теперь терзал окровавленные листья и вылизывал чашу. Рана, протянувшаяся по его шее и голове, почти уже закрылась, но кожа осталась голой — перья и не думали проклёвываться. Кесса сосредоточенно накручивала на двузубцовую вилку "белесую тину" — авларскую лапшу. Кусочки рублёного папоротника норовили упасть на пол, тёмно-розовая жижа, пахнущая рыбой и яртисом, плескалась на дне горшка, нарисованные на нём листья и существа притягивали взгляд, отвлекая от еды. Риланкоши уже насытился и ушёл к окну, в зале повеяло мокрым моховым лесом. Дождь так и шёл, не затихая ни на миг.
— Кесса Скенесова, Чёрная Речница?
Негромкий голос послышался за спиной, и странница обернулась. У двери стояла жёлтоволосая эльфийка, и её одежды были расшиты серебряными листьями.
