Базел уже мог предвидеть некоторые потенциально неприятные последствия этой непобедимой откровенности, но у нее были свои преимущества. Наездники скакунов могли сомневаться в его статусе защитника или сомневаться в его пригодности как наездника ветра; сами скакуны этого не делали. И, как указывало внезапное изменение выражения лица Лютира Бэттлхорна, терпение скакуна по отношению к своему наезднику не было безграничным.
Не то чтобы это, казалось, могло изменить мнение Бэттлхорна в ближайшее время. Действительно, темноволосый, дородный всадник ветра, казалось, не мог решить, какая концепция показалась ему более оскорбительной — всадники ветра градани, защитники градани или целый отряд градани Ордена Томанака. Если бы его скакун, сэр Келтис, и по крайней мере еще трое его товарищей-всадников ветра не объединились, чтобы выкрутить ему руки, он, вероятно, все еще сидел бы в углу где-нибудь в поместье лорда Идингаса и дулся.
Что, как признал Базел, к некоторому своему огорчению, вполне бы его устроило. Бэттлхорн не стал одним из любимых людей Конокрада.
— Ну, — сказал Келтис, — если я и импортировал дополнительных идиотов, то только потому, что мне нужно было найти людей, с которыми у вас было бы что-то общее, милорд защитник.
— Вероятно, тут вы были достаточно справедливы, — признал Базел с улыбкой. — Но даже если это не так, у меня все равно не больше планов, чем было после прошлой ночи.
— Должны ли мы послать разведчиков? — это была светловолосая, темноглазая Шалсан Варламп, еще одна из недавно прибывших всадников ветра, и та, кто проделал лучшую работу, чем большинство, приняв Базела таким, какой он есть.
— Против другого врага, да, — ответил Базел. — Против этого одного..? — Он покачал головой, наполовину прижав уши. — У меня есть все "разведчики", которые нам должны понадобиться, прямо здесь. — Он постучал себя по лбу. — И я не допущу, чтобы кто-то из наших людей находился впереди, где те, на кого мы охотимся, могли бы уничтожать их по одному за раз.
Варламп выглядела скептически, но прежде чем он смог сказать что-нибудь еще, заговорил Брандарк. Обычная беззаботность Кровавого Меча отсутствовала, и его голос был очень серьезным.
— Базел прав, Шалсан, — сказал он. — Знаю, это звучит нелепо, но я видел это раньше, когда он отправился на охоту за Шарной. Если Базел Бахнаксон скажет вам, что он знает, где найти Тьму, поверьте ему на слово. Он знает.
— Что ж, — сказала Варламп через мгновение, — тогда, полагаю, это конец делу. — Она повела плечами, как человек, почувствовавший, как холодный ветерок прошелся по его спине, затем пожала плечами. — Просто мне кажется неправильным не посылать разведчиков, когда мы знаем, что враг ждет где-то впереди.
— Больше так не бывает, — согласился Базел. — Но это не тот враг, на которого ты привыкла охотиться, Шалсан.
* * *
— Они идут, хозяин.
Существо, которое когда-то было человеком по имени Джергар Шолдан, открыло глаза и село при звуке раболепного голоса. Конечно, на самом деле он не спал — он не нуждался во сне уже очень, очень давно, — но ему потребовалось мгновение, чтобы отогнать воспоминание о темной, продуваемой ветром пустоте, где он дрейфовал среди языков невидимого черного пламени на крыльях ревущей бури. Где-то за этими стенами ледяного огня чувствовалось чье-то Присутствие, Имя, затерянное в реве бушующего ветра. Он знал их обоих и боготворил их, но сама мысль о них одновременно наполняла его ненавистью и страхом.
Но это тоже было правдой в течение очень долгого времени, напомнил он себе, нежно дразня кончиком языка острые, как бритва, клыки, которые были внешним признаком того, кем он стал. А ненависть и страх, как и осознание собственного порабощения, были ничтожной платой за бессмертие и силу, которая его поддерживала.
Хотя, признался он себе, очень тихо, в самых потаенных уголках своего сознания, были времена...
— Где? — резко потребовал он.
— Все еще на юге, — подобострастно сказало существо, разбудившее его. — Далеко на юге, но приближаются!
Оно потерло свои бесформенные лапы друг о друга, склонило голову и заискивало перед ним, вырисовываясь силуэтом на фоне солнечного света за пределами пещеры. Джергар смотрел на это с презрением, но под этим презрением скрывалось нечто большее, чем просто след страха. Не о существе, а о сходстве, параллели между ними, которую не могло стереть все его отрицание.
Длинный, скользкий язык шардона высунулся, как мокрая черная змея, чтобы облизать свои свиноподобные клыки, и он пригнулся еще ниже, почувствовав на себе его взгляд.
— Пожалуйста, хозяин, — заскулило оно, и он наклонился и злобно ударил его, когда его крайний страх породил гнев. Этот удар раздробил бы человеческую кость, но шардон только взвизгнул — больше от страха, чем от боли — и упал на бок, подняв крылья, чтобы прикрыть голову. Джергар отвел руку, чтобы ударить его снова, затем позволил руке упасть на бок.
— Вставай, — прорычал он, и шардон вскочил на ноги и встал, сгорбившись, перед ним, уставившись вниз и отказываясь встречаться с ним глазами.
— Где они находятся "на юге"? — зарычал он, и существо, казалось, замкнулось в себе. Он заскулил, и Джергар заставил себя не ударить его еще раз. Это было трудно, но он напомнил себе о его ограничениях. Ночь и тьма были уделом Крэйханы и ее созданий. Сам Джергар мог переносить свет, хотя прямые солнечные лучи причиняли боль и оставались слегка дезориентирующими, несмотря на обоняние, которым снабдил его Варнейтус, чтобы защитить его от этой слабости и помешать другим заметить его странно удлиненные зубы. Но шардоны пострадали гораздо сильнее, чем он, и даже когда они были защищены от самого солнца, дневной свет делал их неуклюжими и медлительными... и глупыми.
— Скажи мне, где они сейчас находятся, — сказал он, говоря очень медленно и отчетливо, и шардон заметно оживился, как будто вопрос наконец был переведен в понятные ему слова.
— Возможно, в одной лиге к югу от того места, где мы пировали на лошадях, хозяин, — нетерпеливо сказал он, протягивая когтистую лапу, как будто хотел коснуться его колена. Он отказался от фамильярности и отдернул лапу, и Джергар хмыкнул в неохотном одобрении.
— Очень хорошо, — сказал он через мгновение. — Возвращайся в свою стаю. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.
— Да, хозяин, да! — пробормотал шардон, подпрыгивая и кланяясь, а затем поспешил прочь, забившись поглубже в тень пещеры. Джергар проводил его взглядом, затем присел на выступ скалы, чтобы подумать.
Если сообщение шардона было точным — что, вероятно, так и было, — то у него все еще оставалось по крайней мере три или четыре часа до прибытия Базела. Достаточно долго, чтобы солнце село.
Его губы скривились при этой мысли, но, несмотря на это, он жалел, что у него нет инструментов получше для работы. В своей стихии, под покровом темноты, шардоны были гораздо менее глупы, чем можно было предположить из того, что ему только что доложили. Они также были грозными противниками для любого смертного существа, вооруженные ядовитыми когтями и клыками и способные принимать облик волков. Их нельзя было "убить" большинством смертных средств, и было чрезвычайно трудно даже уничтожить их физические тела. Хуже всего то, что с точки зрения живых врагов они разделили сущность своей госпожи, Крэйханы. Они были виртуальными продолжениями Ее — отдельными и бесконечно более слабыми, правда, но часть того, чем они питались, также питала Ее. Тех, кого они сбивали с ног, они пожирали, и они не довольствовались только плотью, костями и кровью.
И все же, несмотря на все это, по отдельности они были ничтожными созданиями, по сравнению с более великими демонами, которых контролировал Шарна. Действительно, Джергар часто думал, что их самая большая ценность заключается в том, что они сами являются пищей. Эссенция, наполнявшая их, была гораздо менее сладкой и удовлетворяющей, чем неиспорченная жизненная сила смертных, но она могла поддерживать такого, как Джергар. И, как все создания Крэйханы, меньшие существовали для того, чтобы быть съеденными большими при необходимости... или даже по прихоти.
Он подумал о том, чтобы призвать посланника обратно к себе, представил момент, когда его клыки погрузятся в отвратительную плоть существа, и сущность его потечет в него, как сам эликсир жизни. Но затем он решительно отбросил эту мысль в сторону. Ему понадобятся все шардоны, которые у него были, и он подозревал, что пожалеет, что у него их не было больше, прежде чем закончится эта ночь. Кроме того, искушение напомнило ему, что, если он потерпит неудачу в этой миссии, в иерархии Крэйханы есть те, кто выше его, и что его жизнь будет для них намного слаще, чем для него жизнь простого шардона.
Нет, пришло время сосредоточиться на том, чего требовала от него его госпожа.
Он снова закрыл глаза, страстно желая вернуться в успокаивающую темноту пустоты, пока солнце, сияющее за пределами пещеры, не исчезнет. Как бы он ни презирал шардонов, он был вынужден признать, что его мысли тоже были медленнее, менее острыми в дневные часы, чем в темноте. Варнейтус едва потрудился скрыть свое презрение к Джергару в Балтаре, и презрение волшебника-жреца задело его. Но Варнейтус никогда не сталкивался с Джергаром во тьме ночи, когда тот был на пике своих сил. Были времена, когда Джергар жаждал принять Варнейтуса в свои объятия, показать ему цену презрения. Этого не произойдет, по крайней мере, до тех пор, пока Варнейтус был ценен для Карнадосы, поскольку Крэйхана распорядилась, чтобы избранных слуг ее сестры никто не трогал. И все же, если волшебник-жрец впадет в немилость, если Карнадоса откажется от его защиты...
Он отбросил и эту мысль, мысленно проклиная то, как она доказывала, что его разум блуждал под влиянием проклятого солнца даже здесь, под пятьюдесятью футами твердой земли и камня.
Он знал, что он должен был сделать, и он знал, каким мощным оружием одарила его Королева Проклятых. Но, несмотря на это, и несмотря на тот факт, что его враги приходили к нему по его выбору и подготовке, он чувствовал то, что смертный человек назвал бы дрожью страха, когда размышлял о своей миссии.
Было бы намного лучше, если бы он осмелился напасть на Уорм-Спрингс, напасть на поместье вместе с шардонами и перебить в нем все живое. Но планы его хозяйки запрещали шардонам нападать на поместье после первоначального нападения на табун скакунов. Уорм-Спрингс, как и нападение на зимовавших там скакунов, были приманкой в ловушке, которая захлопнулась бы для барона Теллиана. В конце концов, все владения лорда Идингаса будут захвачены и медленно, с любовью съедены. Но только после того, как будет привлечен Теллиан, чтобы его можно было включить в пир.
Только... Теллиан не пришел. Вместо этого его засосало в Кэйлату, заманило подальше от Крэйханы в паутину. Джергар не должен был знать подробностей того, что намеревались сделать Далаха и ее госпожа, но он знал многое, чего ему не полагалось знать. Если Варнейтус был слишком уверен в глупости Джергара, чтобы понять, что его попытки предотвратить это с треском провалились перед тем, кто распоряжался ресурсами его госпожи, тем хуже для него.
И все же замена барона Теллиана Базелом Бахнаксоном грозила нарушить даже ее планы, и ответственность за то, чтобы этого не произошло, лежала на Джергаре. Он испытывал сильное искушение продолжить атаку на Уорм-Спрингс, которая всегда была частью первоначального плана, но скорость, с которой Базел и его спутники добрались из Балтара до лорда Идингаса, застала его врасплох. Базел уже прибыл и излечил скакунов от застарелого яда шардонов — во что Джергар не верил, будто это возможно даже для защитника Томанака — почти за целый день до того, как Джергар ожидал его прибытия. К тому времени, когда Джергар сам принял непосредственное командование шардонами и дополнительными слугами, ожидавшими его, и должным образом организовал свои силы, Базел сделал гораздо больше, чем просто исцелил скакунов. Ему также был дан один полный бесценный солнечный день, чтобы оправиться от этого испытания, и он хорошо использовал свою передышку.
Джергару потребовалось лишь самое осторожное расследование со стороны одного из его подчиненных-слуг, чтобы узнать, что проклятый градани возвел защитный периметр, который невозможно пересечь. На самом деле, сама сила барьера, который сумел воздвигнуть Базел, была больше, чем просто пугающей. Конокрад был защитником менее одного года, но бесшовная, непроницаемая сила этого барьера — ярко пылающего ужасающим синим светом Томанака для тех, у кого есть глаза, чтобы увидеть это — превзошла все, с чем Джергар когда-либо сталкивался. Слава госпоже, что он не смог взять с собой этот неподвижный, сосредоточенный вал! Должно быть, ему потребовались часы концентрации, чтобы вообще воздвигнуть его, и он должен был закрепить его в самой почве поместья Уорм-Спрингс.
Но, похоже, градани был достаточно уверен в себе, чтобы наконец выйти из-за своей защиты. Что было либо очень хорошо... либо самое худшее, что могло случиться. И если отчет шардона был верен, Джергар должен выяснить, что это было этой самой ночью.
Глава сороковая
<Ты готов, Базел? А ты, Уолшарно?>
На этот раз глубокий, раскатистый голос, эхом отдающийся в голове Базела, принадлежал не боевому коню. Это был голос Томанака Орфро, Бога войны и главного капитана Богов Света.
Базел даже не моргнул, но его подвижные уши дернулись, двигаясь совершенно параллельно ушам Уолшарно и указывая вперед. Градани почувствовал реакцию скакуна как эхо своей собственной, но Уолшарно воспринял каскадный музыкальный гром этого голоса гораздо спокойнее, чем Базел воспринял свой первый разговор с Томанаком. В его эмоциях чувствовался привкус глубокого уважения, оттенок удивления и восторга, но не благоговения.
<И разве это не глупый вопрос?> Базел вспомнил о своем божестве. <И вот я здесь, думая о том, как мы все себя чувствовали после поездки на пикник!>
Уолшарно не разделял опасений, граничащих с ужасом, которые, как правило, вызывали у двуногих зрителей колкие перепалки Базела со своим богом. Он продолжал бодро бежать вперед, размахивая хвостом, чтобы отпугнуть особенно назойливую муху, и с веселым интересом наблюдал за происходящим, словно с другой точки зрения в сознании Базела.
<Базел,> глубокий, звучный голос заметил со своего рода болезненным весельем, <Я понимаю, что ты не самый обычный Меч, который у меня когда-либо был, но ты, возможно, захочешь поработать над своими социальными навыками в моменты, когда мы ведем эти небольшие беседы.>
<Конечно, мог бы, но думаю, что если бы я когда-нибудь это сделал, вы, возможно, были бы в полном замешательстве и задавались вопросом, тот ли вы парень на другом конце провода.>
<О, я сомневаюсь в этом, брат,> — вставил мысль Уолшарно. <Я очень сомневаюсь, что у него могло быть два таких раздражающих защитника, как ты.>
<Совсем как ты, после того, как помирился с самим собой только потому, что он бог и все такое, — парировал Базел, и смех Томанака прокатился по его телу, как грохот землетрясения. Затем бог продолжил, но его голос почему-то стал мягче.
