— Это действительно звучит... сбивающим с толку.
— О, это так. Но на самом деле время еще сложнее, чем кажется драконам.
— В самом деле? Как?
— Возможно, тебе будет интересно как-нибудь узнать точку зрения Базела на этот счет, — сухо сказал Венсит. — ...Множество возможных вариантов будущего находится в самом сердце войны между Светом и Тьмой. Но, по крайней мере, защитники Томанака движутся только в одном направлении во времени, из прошлого в то будущее, которое на самом деле происходит. Как и драконы, если уж на то пошло, но это не обязательно должно быть так. Во всяком случае, не для смертных; у богов... другие отношения со временем, которые не позволяют им вмешиваться в него, хотя они воспринимают его так же, как это сделал бы дракон, хотя и в гораздо большем масштабе. Некоторые маги тоже могут видеть будущее, но талант предвидения сильно отличается от таланта драконов или божеств. С другой стороны, некоторые волшебники действительно могут путешествовать во времени. К счастью, это чрезвычайно редкая способность. Лучшая оценка, которую я когда-либо видел, заключается в том, что, возможно, она есть у одного из десяти тысяч, а те, кто есть, редко экспериментируют с ней. Видишь ли, есть... недостатки. Никто не может двигаться вперед за рамки своего собственного опыта, поэтому путешествие в прошлое — это единственное действительно практическое "направление". Но путешествие в прошлое гораздо менее полезно, чем заглянуть в будущее, и это очень, очень рискованно, потому что все время изменчиво.
Кенходэн пристально посмотрел на него. — Ты имеешь в виду?..
— Именно, — мягко сказал Венсит. — Трудно даже представить, почему любой теоретически здравомыслящий волшебник сделал бы что-либо подобное. Волшебник, который путешествует назад, может изменить прошлые события, может фактически уничтожить будущее, из которого он пришел. Это интересный теоретический момент — если хочешь, как только мы вернемся в Белхэйдан, я могу забрать несколько книг из своей библиотеки и дать тебе прочитать дебаты между волшебниками о том, как именно все это сработало бы, если бы кто-то был достаточно глуп, чтобы попробовать это. Ты понимаешь, что никогда не было никакого соглашения по этому вопросу, и это одна из причин, по которой только сумасшедший мог бы попытаться это сделать. Возникший вопрос заключался в том, создаст ли его изменение прошлого ситуацию, в которой он никогда не существовал, а это означает, что он не сможет вернуться, чтобы изменить это, тем самым не уничтожив его. Но если бы он не был уничтожен, то разве он все равно не отправился бы обратно? Могли ли его действия создать своего рода...петлю во времени, которая эффективно заманила бы не только его, но и всех остальных в тот же тупик? Или он установил бы ранее существовавшую личность до изменения времени, таким образом, оставив его нетронутым, позволив ему уничтожить все — и каждого человека — которого он оставил в будущем?
Кенходэн долго обдумывал это и вздрогнул.
— Кто-нибудь когда-нибудь был достаточно сумасшедшим, чтобы действительно попробовать это?
— Самая длинная смена, которую я когда-либо видел, составила около пяти дней, — сказал Венсит, — и волшебник, который ее совершил, ничего не делал, кроме как наблюдал из своего кабинета, используя свой грамерхейн. Тот факт, что нет записей о более длительном прыжке, может означать, что он никогда не был предпринят, или что попытка просто не была записана, или что все теории о том, что произойдет, были неверными ... или, конечно, что волшебник действительно уничтожил себя и любое будущее, в котором он мог бы оставить записки о своих намерениях.
— Я понимаю. — Кенходэн вздрогнул и заставил себя улыбнуться. — Это не безумие, Венсит — это кошмары! Теперь я буду лежать без сна, ожидая, когда какой-нибудь волшебник, прыгающий во времени, уничтожит нас всех.
— О, я бы не стал слишком беспокоиться, — сказал Венсит. — Больше шансов, что ты утонешь в пустыне в разгар летней жары. Я сказал, что это редкий талант, и большинство из горстки волшебников, которые когда-либо им обладали, не могли представить ничего достаточно убедительного, чтобы рискнуть.
— Это облегчение. — Кенходэн преувеличенно вытер лоб. — Я с радостью оставлю процессы времени драконам.
— Ты сделаешь это? — Венсит усмехнулся. — Думаю, что это, вероятно, было бы мудро с твоей стороны.
Кенходэн снова улыбнулся, более непринужденно. Возможно, это было к лучшему, что он был готов оставить это другим, поскольку он все равно никогда не смог бы экспериментировать с этим. Он попытался представить себе то, что видели драконы, но это было выше его сил. Мысль была скорее обнадеживающей, чем надоедливой, потому что он скорее подозревал, что если бы он мог понять это, он бы сам больше не был в точности человеком.
* * *
Луга Колвании раскинулись под ними, звезды приблизились к рассвету, и Базел привел их к небольшой лощине как раз перед восходом солнца. Вокруг впадины росла высокая трава, скрывая их от посторонних глаз, а маленький родник был сердцем мягкое болота вокруг кристально чистого пруда с водой для скакунов и лошадей. Кенходэн поинтересовался, как Базел нашел это место, но градани только пожал плечами, когда он спросил. Возможно, тридцать или сорок лет на Равнине Ветров дали бы кому угодно такие навыки, подумал Кенходэн. Или, возможно, ответ был еще более прозаичным, учитывая острые чувства, которые Уолшарно и Бирчалка могли бы приложить к делу.
Лощина давала возможность передохнуть, и они с благодарностью остановились. Топлива не было, но солнце наполнило впадину таким теплом, какого Кенходэн не испытывал со времен Белхэйдана, и он расслабился на своих одеялах в мечтательной дремоте, пока утро переходило в полдень.
Они снова отправились в путь ранним вечером. Базел и Чернион подсчитали, что за ночь они прошли около пяти лиг, но оба надеялись развить большую скорость при дневном свете. Кобыле Чернион и вьючным лошадям были назначены частые остановки для отдыха, но Базел все еще надеялся до наступления вечера пересечь северное ответвление реки Саут-Уолл, которое приведет их к Беллуотер в двенадцати лигах к западу от города Энгтир.
— И я все еще говорю, как тебе понадобится мост, Венсит!
— Доверься мне, Базел, — успокаивал Венсит. — Я когда-нибудь вводил тебя в заблуждение?
— "Вводил в заблуждение", не так ли? — Базел фыркнул. — Если ты хочешь сказать, что солгал мне, то ответ — нет. Но если ты хочешь сказать, что ты никогда не был тем, кто доставлял мне неприятности...?
Он раздраженно покачал головой.
— Это профессиональный риск общения с волшебниками, Базел! — рассмеялся Кенходэн. — Если уж на то пошло, это, вероятно, относится к категории обычных профессиональных рисков для защитника Томанака, не так ли? Тем не менее, ты, кажется, до сих пор это переживал.
— Да, хотя и не всегда с таким большим отрывом, как мне могло бы понравиться!
— Выжить в компании волшебника с любым перевесом — это достижение, Кровавая Рука. — Чернион оторвала взгляд от уздечки, которую чинила. — Я мало видела волшебников — и не желаю видеть больше, — но это немногое не вызывает у меня симпатии к породе. С исключениями, конечно. — Говоря это, она кивнула Венситу.
— Не обращай на меня внимания, Элрита, — мягко сказал Венсит. — Учитывая твой опыт, я не удивлен, что ты не заботишься о практиках этого искусства. Я мог бы чувствовать то же самое на твоем месте.
— Мой опыт может удивить тебя, волшебник, — едко сказала она.
— Возможно, — пробормотал Венсит. — Но, тогда, твой опыт с моим волшебством, к счастью, пока был небольшим, не так ли?
Чернион, фыркнув, уступила ему и снова склонилась над своей уздечкой. Кенходэн был немного озадачен колким подтекстом, но Базел воспринял это спокойно, поскольку привык к людям, которые косо смотрят на всех волшебников. Если уж на то пошло, подавляющее большинство градани выразило бы себя даже более решительно, чем Чернион, учитывая опыт их народа с колдовством. Тем не менее, он не видел смысла в том, чтобы позволить словесной дуэли выйти из-под контроля.
— Если мы собираемся двигаться, нам лучше отправиться в путь, — пророкотал он. — Ты закончила с этой уздечкой, пограничная стражница?
— Настолько хорошо, насколько это возможно. — Чернион подняла исправленную узду. — Она не получит никаких призов за качество изготовления, но должна послужить.
— Тогда я думаю, что нам пора двинуться.
Они снова пришли в движение, не без укоризненных взглядов со стороны лошадей. Трава становилась все выше по мере того, как они продвигались вглубь Колвании. Теперь только Уолшарно и Бирчалка возвышались над бородатыми головами; они были по плечи даже для Глэмхэндро, а Кенходэн и Чернион высовывали над зеленым морем только свои плечи и головы. Насекомые жужжали в ярком свете, и время от времени высоко в небе парил ястреб. Кенходэн дремал в мирном солнечном свете, потому что, несмотря на долгие часы в седле, это была самая спокойная часть их путешествия с тех пор, как они покинули Синдор.
День клонился к вечеру, и их тени начали падать справа от них, а не слева. Ветерок усилился, и Кенходэн снова закутался в пончо. Более холодный воздух заставил его снова проснуться, как будто сонный полдень был сном, и он приподнялся в стременах, чтобы осмотреться.
Линия деревьев разделяла море травы перед ними. Он внимательно изучил его, глаза увлажнились, когда ветер подул ему в лицо, и ему показалось, что он почувствовал дополнительный запах свежести. Глэмхэндро фыркнул, ощутив ту же сырость, и стало понятно, что эти деревья обозначали реку.
Так они и сделали. Река Саут-Уолл обычно была мелким, мерцающим потоком через камни и песок. Теперь поток был более энергичным, и вода была высокой, хотя высохшие обломки показывали, насколько выше она поднималась во время пиковых паводков. Глядя на ожерелье ветвей и деревьев почти в полумиле дальше от русла реки, Кенходэн был рад, что прибыл после того, как эта вершина миновала.
Однако те более ранние наводнения очистили берега от подлеска, так что, хотя тут и там были навалены наклонные камни, большая часть берега была покрыта твердой галькой. Их лошади с облегчением выбрались из густой травы и в равной степени были рады хорошему питью. Кенходэн не винил их, и все же ему было не по себе, когда он стоял на мелководье и осматривал окрестности, пока на них наползали сумерки, а Глэмхэндро пил.
Стремительный, булькающий, рокочущий голос реки докучливым образом заглушал все остальное. Это был незначительный момент, но ему не понравилось, как он скрывал другие звуки. Он плеснул сапогом в реку и потрепал Глэмхэндро по шее, когда жеребец, фыркая, зашел в воду.
Чернион разделяла его неприязнь к маскирующему звуку реки и немного больше заботилась о том, что деревья по берегам закрывают ей вид на луга, но она ничего не сказала, потрепав уши своей кобылы и нахмурившись над своими собственными меняющимися мыслями и мотивами. Знал это Венсит или нет — а она подозревала, что он знал, — она была его верным союзником, пока Вулфра не была мертва. После этого, конечно, она должна выполнить первоначальное задание... но ей, как ни странно, не хотелось этого делать.
Она вздохнула. Вероятно, она могла бы избежать этого, если бы действительно захотела. Никто из ныне живущих — она подавила боль из-за Эшвана — не знал о ее личности Элриты. Было бы достаточно просто передать Совету Гильдии сообщение, в котором Чернион утверждал, что риски — и конечная стоимость — были слишком велики. Если бы она добавила, что Гильдию предали, Совет в любом случае предпочел бы отказаться от явно проигрышного начинания. В конце концов, после смерти Вулфры некому было бы подтвердить, что они когда-либо принимали контракт. Любые слухи об этом или о провале Гильдии со временем исчезнут, затерявшись на фоне гораздо большего ужаса всех тех случаев, когда Гильдия не терпела неудачу. И как только волшебник исчезнет из списка Гильдии, она сможет навсегда покинуть убийц, если захочет, и по-настоящему стать Элритой. Или, возможно, более точно, снова стать Элритой, потому что такой она родилась и выросла.
Новое направление ее мыслей потрясло ее, когда она впервые осознала это, но оно становилось все более приемлемым. Оно не было вызвано чувством товарищества с их целями, но время, проведенное с Венситом и его спутниками, убедило ее, что подозрения Совета были правильными — что финальная битва между Советом Карнэйдосы и потомками тех, кто бежал из Контовара, действительно была близка. И Совет также может быть прав в том, что Гильдия убийц не будет процветать ни в одном мире, в котором карнэйдосцы потерпят неудачу. Но что, если Совет ошибался относительно шансов карнэйдосцев на успех? Время, проведенное Чернион с Венситом, только усилило все легенды о нем, и она была далека от мысли, что он окажется кем угодно, кроме хитрого, опасного выжившего, каким он был последние четырнадцать столетий. В мире, где Совет Карнэйдосы потерпел поражение — снова — возможно, было бы неплохо, если бы у кого-то была возможность перестать быть убийцей.
Но это был не единственный фактор, потому что был еще один — тот, который проистекал из чего-то, чего она не могла до конца понять. Возможно, это возникло из-за сложных отношений, которые она чувствовала вокруг себя. На первый взгляд, в группе верховодили волшебник и Кровавая Рука, но на самом деле все было не так просто.
Она задумчиво постукивала зубами, и ее мозг вгрызался в эту мысль, как собака в кость.
Головоломка сосредоточилась на Кенходэне. Его потерянное прошлое было достаточно загадочным, но то, как другие отреагировали на его амнезию, было не менее поучительным. Как будто его прошлое было загадкой только для него, а не для них, что не имело никакого смысла. В то же время запах крови, который она почувствовала в Синдоре, становился сильнее, а не слабее. Он мог думать о драконе все, что ему нравилось, но она наслаждалась до боли прекрасным исполнением убийства — и железной решимостью, которая направляла каждое его движение. Он убил его, и никто другой, даже если другие сделали все возможное, чтобы помочь.
Нет, никогда не стоит поспешно убивать эту группу. В Кенходэне что-то действовало, и она намеревалась выяснить, что это было. Если вокруг него витает столько силы, как она начала подозревать, возможно, разумнее быть его союзником, чем врагом. В конце концов, она выбрала свое призвание, потому что оно давало власть; она всегда могла сменить профессию, если бы ей открылся лучший путь к власти.
* * *
Они двинулись дальше после наступления темноты, река пела и посмеивалась над ними, когда они шли по ее восточному берегу. Мерцали звезды, тускло освещая им путь. Под копытами время от времени попадались камешки, которые скользили по затопленной гальке, а звон сбруи и кольчуг в ложбине речного русла был громче.
Базел объявил привал перед полуночью, и они отступили к краю травы, чтобы разбить лагерь. Коряги служили топливом, а впадина реки скрывала их от наблюдения. Это позволило развести костер и приготовить горячую пищу, и Базел воспользовался случаем, выловив из реки дюжину форелей и поджарив их.
