— Флойд, — сказала она, — ты не хочешь сделать перерыв? Я могу некоторое время управлять кораблем.
— В твоем состоянии? Спасибо, но думаю, что смогу держать глаза открытыми еще несколько часов.
— Поверь мне: нам обоим потребуется время, чтобы доставить эту штуку домой.
Флойд мгновение изучал ее, затем кивнул, ослабил хватку на джойстике и почти сразу же откинулся на спинку сиденья и погрузился в глубокий сон. Это было так, как если бы он дал себе разрешение впасть в бессознательное состояние после того, как так долго сдерживал его одним усилием воли. Оже поинтересовалась, за сколько часов в море он отточил это особое умение, и пожелала ему сладких снов, предполагая, что у него хватит сил мечтать. Возможно, бессознательное состояние было бы самым добрым состоянием для них обоих, когда приближался конец.
— Найди выход из этого, — сказала она вслух, как будто это могло помочь.
Последовавшие за этим четыре часа были самыми долгими, какие она могла припомнить. Она приняла последнюю таблетку УВ, надеясь, что это правильный поступок. В течение первого часа она чувствовала пронзительную, слегка нервирующую ясность ума. Это было похоже на звон, вызванный тем, когда палец идет по мокрому краю винного бокала. Это казалось хрупким и не совсем заслуживающим доверия, заставляя ее задуматься, действительно ли она принимает правильные решения, даже когда они кажутся абсолютно, бесспорно правильными. Когда, наконец, эта ясная, как колокол, интенсивность начала притупляться, и она начала чувствовать туман в голове, неспособная сосредоточиться на какой-либо конкретной проблеме более чем на несколько секунд, это стало своего рода облегчением. По крайней мере, теперь у нее были объективные доказательства того, что ее мыслительные процессы, вероятно, были нарушены. Она могла бы учитывать эту серость в своей деятельности, допуская ее везде, где это возможно. Она полагала, что это было показателем ослабления ее власти над реальностью, что она могла даже считать это небольшой победой.
Теперь корабль двигался еще быстрее: на пятьдесят процентов выше обычной скорости в туннеле, и продолжал ускоряться. К этому времени Оже уже достаточно хорошо разбиралась в цифрах, чтобы оценить скорость их появления, и новости были неутешительными. Они войдут в портал Фобоса с вдвое большей скоростью, чем ожидалось, и даже это, вероятно, было занижено, поскольку ускорение само по себе начало расти по мере того, как геометрия суженного туннеля претерпевала судорожные изменения. Аппарат в пузыре восстановления никогда не смог бы справиться с таким импульсом. Транспорт должен был пробить люльку разрядника и стеклянную сферу пузыря, а затем размазаться по пластифицированным стенкам камеры в паре километров внутри Фобоса. Если бы кто-нибудь выбрался из этой передряги живым, это был бы очень удачный день, не говоря уже об Оже и Флойде.
Впечатляюще? Черт возьми, да.
Но скорость вредила им и в других отношениях. Ориентированные вперед датчики уже были повреждены в результате столкновений в туннелях, но даже в тех областях, на которые не влияли слепые зоны, датчики не могли заглядывать достаточно далеко вперед, чтобы своевременно предупреждать о микроизменениях в структуре туннеля. Препятствия и неровности, с которыми система наведения обычно могла бы справиться — обходя их с помощью отточенных, откалиброванных, экономящих топливо импульсов рулевой тяги, — теперь возникали перед кораблем слишком быстро, чтобы он мог отреагировать вовремя. Кораблю все еще удавалось уклоняться от худших из них, но усилия истощали рулевые двигатели с пугающей скоростью.
Но даже не это было главным на уме Оже. Какое-то время она даже не думала ни о проблеме замедления, ни о пуле в плече, ни о активности слэшеров в Париже.
Она подумала о Флойде и о том, как она собирается ему все объяснить.
Потому что из-за того, что туннель позади них закрывался, Флойду было бы очень трудно пробраться домой. Между Фобосом и Парижем больше не будет гиперсвязи; у него не будет возможности совершить обратное путешествие. Даже если бы они вдвоем каким-то образом пережили следующие несколько часов (а она предпочитала не думать о шансах на это), Флойд все равно оказался бы за бесчисленные световые годы от E2 и — что более важно — на три столетия выше по течению в будущем, которое даже не рассматривало его как настоящего человека, скорее, как очень подробную живую и дышащую копию... копию человека, который жил и умер во времена, когда у мира еще был шанс исправить тот бардак, в котором он оказался. Человека, к счастью, настолько заурядного, что не оставил ни малейшего следа в истории.
Примерно через два часа после того, как Флойд заснул, он пошевелился рядом с ней. Невозможно было сказать, что его разбудило: это могла быть все более жесткая езда или только что включившийся сигнал экстренной помощи, сопровождаемый записанным женским голосом, спокойно сообщающим им, что они вот-вот потеряют управление.
— Это так плохо, как кажется? — спросил Флойд.
— Нет, — сказала Оже. — Еще хуже. Намного хуже.
Система наведения израсходовала большую часть реактивной массы в рулевых соплах. Того, что осталось, хватило бы минут на десять... самое большее. Меньше, если бы их скорость продолжала увеличиваться, что они явно намеревались сделать. По расчетам Оже, толчок от конца туннеля почти настиг их, и он все еще демонстрировал явные признаки ускорения. Возможно, если бы у нее было понимание Скеллсгард теории гиперпаутины, какой бы несовершенной она ни была, она смогла бы объяснить, почему это происходит и как это связано с лежащей в основе метрической структурой коллапсирующей квази-червоточины. Не то чтобы такие знания были бы особенно полезны в каком-либо практическом смысле, но...
— Если мы не сможем управлять, — сказал Флойд, — не врежемся ли мы в стены? Я имею в виду, сильнее, чем мы уже делали?
— Да, — сказала Оже. — Но система подсчитала, что сейчас мы находимся всего в часе езды от Фобоса — может быть, меньше, в зависимости от того, насколько больше мы разгонимся. Есть слабый шанс, что корабль продержится достаточно долго, чтобы доставить нас туда, даже при полной потере контроля над наведением. Ударение на слове "слабый".
— Я ничего не буду записывать карандашом на следующую неделю.
— Это будет ухабисто — хуже, чем все, что мы испытывали до сих пор. И у нас все еще будет небольшая проблема с попаданием в портал со скоростью, в два с половиной раза превышающей обычную скорость в туннеле, даже если мы доберемся так далеко.
— Давай просто разбираться с одной вещью за раз, хорошо? Эта твоя подруга — Скеллсгард?
— Да, — сказала Оже.
— Ее голос звучал так, как будто она знала, что делала. Она найдет выход из этого, если мы сможем держаться целыми до конца.
Бедный Флойд, подумала она, если бы ты только знал, как обстоят дела на самом деле. Будущее, возможно, и было переполнено чудесами, но оно также предоставляло поистине потрясающие возможности для того, чтобы облажаться.
— Уверена, что ты прав, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал обнадеживающе. — Уверена, они что-нибудь придумают.
— Вот в чем суть.
— Последнее предупреждение, — произнес успокаивающий женский голос. — Управление регулировкой ориентации прекратится через десять... девять... восемь...
— Соберись с духом, Флойд. И если у тебя есть какие-нибудь талисманы на удачу, возможно, сейчас самое время вцепиться в них.
— Управление регулировкой ориентации теперь отключено, — сказал голос с каким-то радостным смирением.
На обманчивые десять или двадцать секунд поездка снова стала сказочно плавной. Это было так, как если бы они съехали на санках с края утеса в абсолютную тишину воздуха.
— Эй, — начал было Флойд, — это не слишком...
Затем они во что-то врезались, борт корабля сильно ударился о стену туннеля. Это был более сильный толчок, чем все, что они испытывали до сих пор. Они почувствовали и услышали ужасный треск, когда что-то большое и металлическое было изъято из корпуса. Флойд схватил джойстик и попытался скорректировать их траекторию, но ничто из того, что он делал, никак не повлияло на размытые контуры дисплея энергии напряжения.
— Это бесполезно, — сказала Оже со стоическим спокойствием, которое удивило даже ее саму. — Сейчас мы находимся в неконтролируемом полете. — Чтобы подчеркнуть этот момент, она отпустила свой собственный неисправный джойстик и откинула консоль управления. — Просто сядь поудобнее и наслаждайся поездкой.
— Ты собираешься так легко сдаться? Что, если в баках еще осталось немного топлива?
— Это не фильм о войне, Флойд. Когда система говорит "ноль", это значит именно это.
После первого столкновения возникла еще одна пауза, поскольку транспорт отскочил на другую сторону туннеля. Оже по-прежнему следила за сеткой и каскадом цифр. Нос корабля начал отклоняться от направления движения вперед. Должен был произойти еще один сильный толчок, когда они...
Удар пришелся раньше, чем она ожидала. Это пронзило ее, как электрический разряд, заставив сжать челюсти. Она прикусила язык, почувствовав во рту привкус крови. По всей кабине вспыхнули сигнальные огни. Включился один из уцелевших клаксонов, издав двухтональный вопль в ее черепе. Другой записанный на пленку голос — он подозрительно походил на голос той же женщины — сказал: — Осторожно. В настоящее время превышены безопасные проектные пределы целостности внешнего корпуса. Разрушение конструкции в настоящее время является событием с высокой вероятностью.
— Эй, леди! — сказал Флойд. — Расскажи нам что-нибудь, чего мы не знаем!
Но Оже понятия не имела, как отключить автоматические голосовые сообщения. Почти сразу после того, как закончилось первое, включилось второе, сообщив им, что теперь превышены безопасные пределы радиации для экипажа.
Затем они ударились снова, и отскочили, и снова ударились, а затем нос транспорта развернулся на шестьдесят градусов, так что следующий удар придал их движению отвратительный крен, который только усилился при следующем столкновении. С каждым поворотом Оже вдавливало в сиденье, а затем вытаскивало из него, все ее тело напрягалось, натягивая ремни. Рана в ее плече, онемевшая в течение нескольких часов, снова начала давать о себе знать. Контуры энергии напряжения текли слишком быстро, чтобы их можно было прочесть, система интерпретации стала такой же запутанной, как и сама Оже. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение. С потерей всякого контроля полет вслепую был почти милосердием.
Что-то еще оторвалось от корпуса с визгом истерзанного металла. Она почувствовала, как у нее в черепе что-то хрустнуло, когда давление воздуха внезапно резко упало.
— Мы только что потеряли... — У нее не было времени закончить фразу. Воздух со свистом вырывался из кабины, становясь все разреженнее с каждым вдохом. Затуманенными глазами она видела паническое выражение лица Флойда, когда его тело раскачивалось взад и вперед от того же самого вращательного движения, которое толкало ее на сиденье. Она изо всех сил попыталась поднять здоровую руку, чувствуя себя так, словно ей пришлось отодвинуть с дороги валун. Ее рука сомкнулась на желтой в полоску кнопке аварийного люка с маской. Она вжала ее, проклиная систему, которая должна была автоматически уронить маску. Она прижала жесткий пластик маски к лицу и сделала холодный, мгновенно придающий сил вдох.
Она жестом попросила Флойда сделать то же самое и нетерпеливо ждала, пока он найдет свою маску и с благодарностью наденет ее. — Ты меня слышишь? — спросила она.
— Да, — сказал он наконец, но его голос звучал тонко и отстраненно.
— Выброс стабилизировался. Думаю, что у нас снизилось давление примерно на треть от нормального рабочего. Нам нужно будет сохранить...
Слова вылетели у нее из головы, когда несущийся, кувыркающийся корабль снова ударился о стену. Она услышала, как отлетают новые куски корпуса. Большинство дисплеев к этому времени были либо мертвы, либо не показывали ничего вразумительного. Оже попыталась сосредоточиться на расчетном времени прибытия, но даже оно продолжало меняться, прыгая на десятки минут с каждым поворотом, поскольку корабль переосмысливал свою скорость в туннеле. Последовал еще один толчок, послав волну сжатия вверх по позвоночнику, которая ударила ее черепом о спинку сиденья.
Она на мгновение отключилась, возвращаясь в сознание сквозь кровавую дымку туннельного зрения с красным оттенком. Ее руки казались невероятно далекими и безрезультатными, привязанными к телу тончайшими нитями. Ее мысли были туманными, несфокусированными. Ей это, конечно, приснилось? Нет, это не так: она была в этом замешана. Но даже перспектива неминуемой смерти теперь несколько утратила свою остроту. Возможно, потеря сознания действительно была не таким уж плохим вариантом, в конце концов...
Она посмотрела на Флойда и увидела, что его голова мотается с одной стороны кресла на другую, когда корабль поворачивается. Его рот был открыт, словно в судорожном вздохе экстаза или ужаса. Его глаза превратились в узкие розоватые щелочки, а из-под повязки сочилась свежая кровь.
Флойд был в отключке.
Корабль продолжал кувыркаться; кувыркался, разбивался и медленно умирал. Оже попыталась плотнее вжаться в свое кресло, вцепившись в подлокотники и прижавшись туловищем к мягкой спинке. Издалека, как будто из другой комнаты, женский голос произнес: — Внимание. Выполняется окончательный подход к порталу. Выполняется окончательный подход к порталу. Пожалуйста, убедитесь, что все системы убраны и все члены экипажа подготовлены к процедуре торможения. Несоблюдение требований...
— Пожалуйста, заткнись на хрен, — сказала Оже, а затем помолилась о потере сознания.
Тряска и тычки достигли кульминации. Было мгновение — оно не могло длиться больше двух-трех секунд, — когда казалось совершенно невозможным, что корабль или его хрупкий человеческий груз переживут следующие несколько ударов сердца. Скорость и серьезность столкновений были просто слишком серьезными.
Но конец так и не наступил.
Кувырки продолжались, но — за исключением случайных глухих ударов — жестокие столкновения прекратились. Даже кувыркание упростилось, став регулярным и почти терпимым. И снова это было так, как если бы транспорт отплыл от края пропасти и теперь находился в обманчивом свободном падении: злорадное избавление от разрушительных воздействий, которые должны были возобновиться в любой момент.
Но они этого не сделали.
— Цифры, — пробормотала Оже окровавленным, распухшим языком.
Но цифры ей ничего не сказали. Корабль окончательно ослеп и лишился чувств, неспособный составить какую-либо связную картину окружающего. Изменение геометрии туннеля, подумала Оже, — это единственное, что могло объяснить только что происшедшее. Процесс обрушения, должно быть, каким-то образом привел к тому, что конец туннеля рядом с горловиной, к которой они приближались, раздулся шире, увеличив диаметр туннеля, так что транспортному средству пришлось пройти гораздо больше между столкновениями с бортами.
