— Ты не хмелеешь. А мне хочется быть пьяной.
— Зачем?
— А вот. Давай по полному.
В руках у нас двухсотграммовые стаканы с коньяком.
— За что?
— За нас. За эту ночь. За то, чтоб утром мы расстались и никогда больше не встретились.
На мою удивлённо вздёрнутую бровь Мирабель пояснила:
— Настоящая любовь может быть только мгновенной, разовой, как искра Божья, как молния. А потом начинается привыкание, сожительство, порабощение. И ложь.... Ложь.... Ложь! Самое отвратительное в этой жизни.
— У вас был несчастный брак?
Мирабель замахнула коньяк в несколько торопливых глотков, спрыгнула с кровати, метнулась к двери, распахнула, шагнула за порог, обернулась.
— Ха-ха-ха! Была ли я замужем? Я похожа на женщину, способную променять свободу на семейную каторгу?
Она разметала волосы по плечам, вскинула руки к разверзнутым небесам, и они щедро кропили её ладное тело крупными частыми каплями, более похожими на струи. Освещали стрелами громовержца. Грохот его колесницы придавил окрестность, сады и крыши, но не Мирабель. Она скакала в луже у порога, размахивая руками, то ли райской фурией, то ли адской гурией.
— Студент, кончай журиться, айда плясать.
Но меня не увлекала вакханалия.
— Тогда грей постель, — приказала гостья.
И я с охотой нырнул в кровать, до подбородка натянул ватное одеяло. Будто бронёй прикрылся — вернулись уверенность и ирония.
Мирабель сушила волосы полотенцем, изящно изгибая стан. Мой взгляд ей не понравился — она поджала губки.
— Теперь слушай сюда. Из того, что ты рассказал, правда, что мы с мамой жили на Готланде, и нарекла она меня Мирабель. Отец был русским моряком и после её смерти забрал к себе. Назвал Машей. По паспорту я — Мария Сергеевна Забелина. Закончила юрфак и по распределению попала в столицу. Работаю судьёй в районном суде Москвы. Встречался ли мне человек по фамилии Гладышев? Да. И оставил о себе самые негативные впечатления.
— Вот как! — я тоже был не против поджать губы.
— Владимир Константинович, занимался фармакологией — разрабатывал и внедрял новые лекарства. На том и попался. Один из рекомендованных им препаратов был недоработан и повлёк ряд смертельных исходов. Но следствие провели безграмотно и обвинение развалилось. Я вынесла оправдательный приговор, хотя сомнения в обратном отсутствовали напрочь.
— И всё?
— Нет, не всё. Владимир Константинович страшно боялся на суде и своё счастливое освобождение из-под стражи истолковал неверно. Он почему-то решил, что обязан сим произведённому впечатлению, и решил его развить. Начал присылать цветы, подарки....
— Он был женат?
— Говорил, что разведён. В его квартире я не заметила женского присутствия.
— У вас родился мальчик?
— В том то и дело..., — Мирабель вытерла ноги, скомкала полотенце и швырнула в угол, где ворохом лежала моя сырая одежда. — Выпить хочешь?
— С тобой не интересно, — на мой отрицательный жест.
Налила рюмку коньяка, замахнула глотком. Двумя пальцами выудила из банки дольку ананаса, отправила в рот.
— Не интересный ты, говорю, собутыльник, посмотрим каков в постели.
Гостья погасила свет и нырнула под одеяло. Прильнула прохладным телом.
— Дверь открыта, — попытался сдержать её натиск, избавляясь от оптимизатора.
— Пусть, так романтичнее.
— Так был у вас ребёнок или нет?
— Потом все разговоры, — Мирабель обвила мою шею и прильнула губами. — Потом....
.... Гроза отдалилась, но невидимый во мраке дождь продолжал стеной качаться за порогом. Мирабель дотянулась до сигарет на столе, щёлкнула зажигалкой, высекая пламя.
— Не кури, — попросил я.
— Это хорошие сигареты, — Мирабель направила мне в лицо струйку дыма. — Зацени.
— В той жизни ты не курила.
— И родила мальчика твоему отцу.
— Костю.
Мирабель швырнула смятую сигарету в чёрный проём двери.
— В этой жизни всё не так. Гладышев подсыпал мне отравы, и случился выкидыш.
— Вы расстались?
— Потом было много мужчин, но никто из них не смог сделать меня матерью.
— Ты утратила способность рожать?
— Увы.
Мне стало жаль Мирабель. Притянул её голову на своё плечо, поцеловал макушку.
— Хочешь, помогу?
— Ты гинеколог?
— Я биолог и занимаюсь репродуктивной генетикой растений.
— Какая связь?
— Это сложно объяснить непосвящённому, но, если ты хочешь ребёнка, он у тебя будет.
— Нет, наверное, уже поздно в моём возрасте.
— Ерунда. Сколько примеров в мире.... Главное, чтоб желание было.
— Хорошо, юноша. Я хочу иметь от тебя ребёнка. Мы обсудим это утром. Ты отдохнул? Набрался сил? По пять капель примем и продолжим. Вино, коньяк? Нет, я смешаю коктейль, который сделает тебя могучим.
Мирабель позвенела посудой в темноте, вернулась ко мне.
— Прими.
Мы чокнулись и выпили.
Наверное, она что-то подмешала в пойло — какое-нибудь реактивное снадобье, делающее мужика неутомимым. Семнадцать потов сошло, я всё никак не мог излить свою страсть. Настонавшись, нарыдавшись, накричавшись подо мной, Мирабель готова была отойти ко сну:
— А ты продолжай, продолжай — я люблю вот так засыпать. И просыпаться.
Ну, уж дудки! Мы тоже не пальцем деланы. Извлёк из-под подушки оптимизатор и защёлкнул на запястье. В то же мгновение ощутил оргазм и через минуту провалился в небытиё.
Пробуждение было не лучшим в моей жизни. Да что там, совершенно отвратительным. Головокружение, тошнота, сушняк. Такое ощущение.... Не подмешалась ли простуда к похмелью?
— Ты куда смотрел, Билли?
— Тяжковато?
— А то. Небось, за грехи караешь?
— Бог свидетель — всю ночь за твою жизнь сражался.
— С кем, если не секрет?
— О, это изощрённейший из ядов — растворяется в крови бесследно. Ни какой криминалист не докопался бы до причины смерти.
— Меня пытались отравить? — открыл глаза, повертел головой.
Мирабель в сторожке не было. И никаких следов вчерашней нашей пирушки. Только моя мокрая одежонка лежала кучкой в углу. И полотенце сверху.
— Что это было, Билли?
— Думаю, любовные игры царицы Тамар.
— Полагаешь, она сознательно пыталась отравить меня? Зачем?
— Видно, не важный любовник — одноразовый.
— К чёрту иронию — мне действительно весьма отвратно. Впору аспирин глотать.
— Потерпи немного — кровь дочищу.
Мы снова в Зазеркалье. Мой двойник, тутошний Лёшка Гладышев, студент биофака МГУ, отличник и государственный стипендиат, победитель всевозможных олимпиад, активный участник Студенческого Научного Общества, сделал гениальное открытие.
Суть его в следующем. Жизнь — не будем говорить обобщёнными категориями, а поскольку автор идеи ботаник, то и имел в виду жизнь растений — бесконечна. Природа определила её механизм плодоношением. Это решение поставленной задачи, но не единственное, решил наш герой. Более того, работала творческая мысль, это решение перечёркивает все остальные возможные. Производя на свет Божий плод, растение выносит себе смертный приговор, освобождает жизненное пространство для следующих поколений. Если переписать этот, заложенный природой алгоритм, любой представитель флоры будет существовать бесконечно, не страшась старения и естественного отмирания. То есть, нет семян — нет и повода покидать белый свет.
Это революционное предположение Алексей озвучил на заседании СНО.
Ну что, реакция была вобщем-то предсказуема. Издевательские смешки вместо "браво!" и "ура!", покручивание пальцем у виска вместо аплодисментов.
— Я докажу! — хлопнул дверью докладчик и покинул альма-матер.
Что он мог доказать? Чтобы изменить заложенный природой алгоритм, надо, как минимум, знать генетический код объекта. Для студента-недоучки это весьма и весьма проблематично.
— Сопьётся и умом тронется, — спрогнозировал Билли мрачные перспективы гения. — Надо помочь.
— Помоги, — не загорелся я. — Подсунь анализатор или лучше аппарат по изменению генетического кода с функциями анализатора.
— Прыткий такой! С ними надо уметь обращаться.
— Научи.
— Чем так утомился? Не хочешь больше в Зазеркалье?
— Вот именно, Зазеркалье. Перевёрнутый мир. Сексуальные здесь Никушки там недотроги. Дашенька интриги плетёт....
— А четверокурсник Алексей Гладышев додумался до того, что тебе, дипломированному выпускнику биофака, и в голову не приходило.
Умеет спорить виртуальная скрипучка. Убедил, короче. Загнали мы душу гения в пятки, и балом начал править я. Впрочем, конечно же, Билли — мне достались побегушки.
Нужно было семя представителя однолетних растений. Если с ним всё выгорит, то с многолетками будет проще. Для этих целей и купил арбуз, а тут сержант тупоголовый — пойдёшь, когда разрешу. Ну, и....
Не сдержался, что говорить, но семечку арбузную не забыл сунуть в карманчик шорт, покидая место побоища.
Потом Мирабель — безумная ночь с грозой и отравлением.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. То есть, хотел сказать, работать можно.
— Ну, и ладушки. За дело. — Билли не терпелось.
Вынырнув из постели в чём мать родила, поместил арбузную семечку в анализатор и подключил ноутбук. Эксперимент начался. На мониторе заплясали цветные змейки — Билли приступил к расшифровке генетического кода. А я, натянув трикушку и застиранный тельник, занялся утренним моционом. Пробежался, искупался....
Через час.
— Как дела, Билли?
— Ну, в принципе, мне всё понятно — куда и как надо бомбить, чтобы это изменить.
— Бомби, стервятник Геринга.
— Останется посадить в горшочек и наблюдать в течение нескольких месяцев.
— Надеюсь без меня?
— Результаты арбузных опытов передам двойнику менделеевским сном, так что в принципе наша миссия завершена, если бы не пара обстоятельств. Менты московские с ног сбились, разыскивая обидчика сержанта — угораздило же тебя. Да ещё Мирабель — наверняка Их Честь просматривает в газетах криминальные вести, отыскивая заметочку о свеженьком трупике на известной виллочке. Не найдя, озадачится. Словом, плодотворный получился визит — на рупь помог, на два напакостил.
— Может, оставить ему оптимизатор?
— Нет уж, сам заварил — сам расхлёбывай.
— Дать сержанту в лапу — по бестолковке он уже получал.
— Если возьмёт, а нет — тебя осудят годика на два общего режима.
— Тогда Мирабель, её надо перетянуть на нашу сторону.
— Уверен, что получится?
— Не очень, но с этой стороны угроза масштабнее.
Разыскать судью Марию Сергеевну Забелину большого труда не составило.
Вот я уже в зале заседаний, где она ведёт процесс. Строгий костюм под судейской мантией и лицо прекрасное сурово. Голос подкачал. У жрицы Фемиды должен быть беспристрастный глас, чтобы осужденные с лёгким сердцем шли на зону — приговор им вынес сам Закон.
Увидела меня в толпе присутствующих, запнулась на полуслове, но справилась и закончила фразу. Замельтешил, заёрзал её взгляд — обвинитель, адвокат, подсудимый, свидетели и я. Путаться стала Их Честь в собственной речи — чего доброго, процесс сорвёт. Мне этого не надо. Поймал её взгляд, кивнул на дверь — обожду, мол — и покинул заседание.
В скверике сижу напротив дворца правосудия, на двери посматриваю.
Люди вышли, курят не расходятся — перерыв, должно быть. Автозак подходит. Ага, засадила Мирабель бедолагу обвиняемого. Сейчас выведут. Нет, смотрю, как вошли вдвоём — вдвоём и вышли. Дорогу пересекли и ко мне.
— Гладышев? Алексей Владимирович? Пройдёмте с нами.
— А в чём собственно дело?
— Там объясним.
Подводят к автозаку, предлагают загрузиться.
Эй-эй, ребята, что за шутки?
Ребят уже четверо: ещё двое в камуфляже не грубо, но настойчиво автоматами в будку подталкивают.
Поставил ногу на ступеньку, оглянулся на зарешёченные окна, — из какого наблюдаешь, дорогая? Ну-ну....
В отделении мне ничего не стали объяснять, просто заперли в просторную камеру без нар, стола и стульев — один нужник в углу. Или, как его по-тюремному — параша.
Сел спиной к стене, ноги вытянул и к Билли:
— Что-нибудь понял?
— Яснее ясного: вызовет следователь, покажет постановление об аресте, подписанное известной рукой, и....
— И?
— Короче создал ты проблем двойнику — земной от него поклон.
— Что делать?
— Ждать, думать, держать себя в руках.
— Обещаю. Теперь помолчи — вздремнуть хочу.
Не пришлось. Стальная дверь открылась, и вошёл сержант, арбузный крестник. За ним ещё четыре неандертальца в погонах. Ухмыляются. Дубинками в ладошки шлёпают — азарт нагоняют. Быть потехе!
— Встать! — орёт сержант.
— Оклемался? — вежливо, даже вкрадчиво интересуюсь.
— Ну, падла, щас урою! — и на меня с дубинкой.
Я и подниматься поленился, только ногу выставил, и сержант с разбегу ткнулся в неё причиндалами.
Ой-ой-ой! Глядите на него, согнулся, как роженица.
А вы что рыла вытянули? Бегом сюда. На показательные выступления мастера айкидо в застенках МВД.
Взгляд упал на незакрытую дверь — так вот он путь к свободе. К чёрту цирк! Добил сердешного ребром ладони по сонной артерии и за остальных. Никого не обидел.
В коридоре пусто. В дежурке дежурный. Пристукнул его в кресле и урну на голову водрузил. Перевёрнутую, понятно.
— Это лишнее, — ворчал Билли.
Я и сам понимал: дежурный капитан не причём.
— Как я тебе?
— Ни одного лишнего движения, как впрочем, и разумного. Что теперь с двойником будет?
— Да с таким открытием его в любой стране на руках носить станут — считай, Нобелевский лауреат.
— Чешем к канадской границе?
— Может, всё— таки попробуем с Мирабель договориться?
— Наивняк.
— Что ты понимаешь в женских сердцах?
— Ах, ну да, ну да....
Билли взломал сайт известного учреждения, и из интернет-кафе я вышел с домашним адресом судьи М. С. Забелиной. Обманув домофон, проник в подъезд. На трели входного звонка никто не ответил. Набрал по мобильнику номер домашнего телефона, приложил ухо к двери — ага, трезвонит. Трезвонит, но трубку никто не поднял — пуста квартира.
— Не судьба, — с облегчением посетовал Билли.
— Ерунда. Тусуется где-нибудь в ночном клубе. Подождём.
— Дождёшься — ментов с пушками. За твой разбой в отделении весь город на уши поставлен.
— Пусть себе. Здесь им ума искать не хватит.
— Основная ошибка всех на свете неудачников — недооценка противника.
— Какие предложения?
— Смотаться.
— Есть другое — проникнуть в квартиру через форточку.
Опущу перипетии вознесения на высотный дом путём левитации. Ничего сложного — рраз, и на балконе. Главное, чтоб никто не видел.
В квартиру проник через форточку.
Гнёздышко царицы Тамар было уютненьким — с моим не сравнить. Обошёл, не включая свет, все помещения, чтобы убедиться, в своём полном одиночестве, и плюхнулся в кресло поджидать.
— Слушай, не вижу признаков порока — всё так пристойненько.
— А он может уходить корнями в голубое детство. Или с отцом твоим, опять же, принеприятнейшее было знакомство.
