— Насколько серьезно?
— Больше всего на свете. Я увидела нечто удивительное, Гома, — почувствовала, как отодвигается завеса невежества. Все годы, которые я провела на Орисоне, пытаясь восстановить несколько фрагментов озарения — они затмились за пару минут. Превзойдены и затмились. Ндеге с ясностью увидела то, о чем я едва начала думать, что это может быть правдой. И даже дальше. — Она постучала по закрытому блокноту. — Здесь есть нечто большее, чем просто символическая связь, Гома, — нечто большее, чем просто закономерности между двумя формами инопланетного языка, заложенные с разницей в миллионы лет. Это ключ к пониманию — начало постижения. Я видела вещи во время Ужаса, но до этого момента у меня не было аппарата, чтобы разобраться в них. Теперь я знаю. По крайней мере, теперь у меня есть начало... Я умоляю тебя — другие блокноты.
— В свое время.
— Это невыносимо.
— Вот каково это — быть человеком. Не всегда вселенную преподносят на блюдечке. Необходимость быть обязанным другим.
— Ты ведешь себя жестоко.
— Нет, я просто добрая. Я не думаю, что вы чудовище, Юнис, и мне жаль Орисон — искренне жаль. Но вам придется потрудиться, чтобы стать одной из нас. Вот тут-то все и начинается.
Мешанина цифр и символов пронеслась перед глазами Гомы слишком быстро, чтобы ее можно было прочесть, даже если бы из них можно было извлечь какой-то смысл. Они снова были в каюте Васин. Юнис стояла за маленькой раскладной консолью, в то время как Лоринг и Каспари наблюдали за происходящим с выражением нарочитой озабоченности, все еще не вполне удовлетворенные тем, что их гостье можно доверять.
Юнис застучала по клавишам, ее пальцы двигались с неестественной беглостью. Цифры и символы продолжали прокручиваться.
— Итак, — сказала Васин, — расскажите нам о положении вещей так кратко, как только сможете.
Юнис оглянулась на свою аудиторию. — Командный канал к зеркалам все еще открыт, и они реагируют так, как я и ожидала. Не думаю, что Дакота сделала что-либо, чтобы изменить их базовую функциональность. Зачем ей это делать, если они продолжают работать?
— Что вы уже сделали?
— Ничего такого, что она заметила бы, просто попросила зеркала подтвердить их статус и готовность принимать дальнейшие команды. Мы используем узкий луч, так что маловероятно, что Дакота перехватит наш сигнал. Аналогичным образом, зеркала отправляют свои ответы только в нашем направлении — вероятность того, что "Занзибар" обнаружил какой-либо из этих потоков, невелика.
— Звучит многообещающе, — сказала Гома. — Как вы думаете, они сделают то, что вы им скажете?
— Это зависит от сложности команды. Включать и выключать их не должно быть сложно — достаточно просто нарушить концентрическую симметрию отдельных зеркальных элементов, чтобы луч больше не был сфокусирован. Но, возможно, это и не предпринималось с тех пор, как были установлены зеркала. Что касается изменения угла пучка, то зеркала должны делать это постоянно, так что это не должно быть проблемой.
— Таким образом, вы можете выключить лучи или направить их куда-нибудь в другое место, — сказал Каспари.
— Мы не будем знать наверняка, пока я не отдам команду.
— Мы не хотим причинять им вреда, — сказала Гома, — но у нас есть все признаки того, что Кану принуждают. Прямо сейчас зеркала — наш единственный долгосрочный инструмент ведения переговоров. Я не собираюсь использовать их в качестве оружия, но если нам удастся лишить их власти, мы сможем выиграть немного времени для переговоров.
Юнис кивнула, но в ее голосе прозвучала нотка осторожности. — В тот момент, когда зеркала отключатся, Дакота поймет, что у нас все под контролем. К этому моменту мы разыграем нашу единственную карту, и Дакота обязательно начнет пытаться восстановить контроль со своей стороны. Я делаю все, что в моих силах, чтобы заблокировать прямые команды из "Занзибара", но я не могу обещать, что у меня получится.
— Вы разработали эту систему? — спросила Лоринг.
— Не совсем, — осторожно ответила она. — Ее спроектировала моя старая версия, версия, которую я едва помню. С тех пор утекло много воды.
— Делайте все, что в ваших силах, — сказала Васин. — Мы не можем ожидать невозможного. Точно так же мы были бы дураками, если бы не попытались воспользоваться зеркалами. Не могли бы мы... — Но она отбросила эту мысль с внезапным отвращением на лице, как будто откусила что-то кислое.
— Что? — спросила Юнис.
— Мне было интересно, сможем ли мы использовать их в качестве оружия, если до этого дойдет?
— Нет! — сказал Питер Грейв, и Гома в тот же миг сформировала это слово, разделяя его полное отвращение.
— Я не говорю о преднамеренной гибели людей, просто делаю заявление. Если этот корабль снова включится, сможем ли мы сфокусировать на нем зеркала и нанести достаточный ущерб, чтобы предотвратить его отлет?
— Только не с учетом нескольких минут задержки во времени, брошенных в котел, — ответила Юнис. — Мы можем управлять зеркалами, но не в режиме реального времени. При условии, что корабль не следует предсказуемым курсом, он всегда может избежать опасности.
— Тогда, может быть, не корабль. Но "Занзибар" ведь никуда не денется в спешке, не так ли? Если мы отключим лучи от их электросетей, мы можем нанести структурный ущерб другим частям.
Гома и раньше верила, что в Гандхари Васин есть сталь; теперь у нее было доказательство этого.
— Это не война, — сказала Гома.
— Пока нет, — заметила Васин. — Но мы были бы идиотами, если бы не подумали наперед, не так ли? — Затем она один раз хлопнула в ладоши, отчего зазвенели украшения. — Продолжайте свою работу, Юнис, — сделайте все возможное, чтобы не подпускать Дакоту к зеркалам, но не предпринимайте никаких действий, которые она могла бы заметить. Тем временем мы продолжим подготовку посадочного модуля. Это никак не повлияет на вашу работу — если вы можете управлять зеркалами из "Травертина", вы также сможете делать это с меньшего корабля, и задержка во времени сократится по мере приближения.
— Когда мы летим? — спросила Гома.
— Через три дня, может быть, два, если все пойдет хорошо.
— Это не будет войной, Гандхари. Мы должны это понимать. Скажите ей, Юнис.
— Что бы вы хотели, чтобы я ей сказала?
— Что дело не может дойти до насилия. Что нет ничего настолько серьезного, чтобы это должно было так закончиться.
— Я бы с удовольствием, — сказала Юнис.
Затем она вернулась к своей работе, как будто вопрос был решен.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Кану ничего не оставалось, как вернуться на "Занзибар", зная, что он потерпел неудачу. Свифт вмешался достаточно оперативно, чтобы предотвратить нанесение "Ледоколу" дополнительных серьезных повреждений — конечно, ничего такого, что помешало бы неминуемому отлету, — и те незначительные повреждения, которые все же были нанесены, могли быть устранены в ходе обычных операций.
— Почему? — спросил он, когда они заняли позицию, проплывая сразу за полярными воротами "Занзибара".
— Почему я не позволил тебе покончить с собой? — спросил образ Свифта, принимая ироничную позу, поглаживая подбородок. — Это вообще требует ответа, Кану?
— Это был наш единственный выход.
— Ты хочешь сказать, что это был твой единственный выход. Это освободило бы тебя от дальнейшего участия в этой неприятной истории, это правда. Но это не привело бы к разрешению более серьезной проблемы и не оставило бы Ниссе надежды на собственное спасение.
— Мне пришлось сесть на корабль от Дакоты. Я не мог просто убежать.
— И я не мог позволить хорошему человеку пожертвовать собой, как бы сильно он ни возмущался моим вмешательством. — Свифт наклонился вперед, положив обе руки на консоль, его лицо нависло перед Кану. — У нас здесь есть над чем поработать — есть знания для сбора. Потенциал для встречи с интеллектами, выходящими за рамки нашего опыта! Дакота — это возможность, а не препятствие.
— Для тебя, может быть.
— Наши цели не отличаются друг от друга, Кану.
— Я начинаю задумываться об этом. Признаю, что пришел сюда, чтобы найти кое-какие ответы. Как и ты. Но это было до того, как мы узнали о Посейдоне, об Ужасе, обо всех этих мертвых Хранителях. О Дакоте и о том, во что они ее превратили. На данный момент мне этого достаточно. Я видел подводные камни — видел, что поставлено на карту. Но ты хочешь продолжать настаивать -тебе нужен окончательный контакт с М-строителями или Хранителями, в зависимости от того, что появится первым.
— В таком случае, прости меня за то, что я не хочу упиваться невежеством.
— Дело не в невежестве, Свифт, а в том, что ты ставишь интересы себя и своих друзей-роботов выше всех нас.
— Сделаю вид, что этого не слышал.
— Притворяйся, как тебе нравится. У меня был шанс остановить это, а ты вмешался.
— От меня ожидают извинений за то, что я спас тебе жизнь?
— Это был мой выбор. Ты отнял это у меня. Если Дакота — марионетка Хранителей, то кем же это делает меня? Просто еще одна марионетка, правда, вместо них я служу интересам Эволюариума?
— Я верю, что мы оба служим интересам разума и просвещения. И наши отношения основаны на взаимной выгоде, Кану. По отдельности мы неэффективны. Вместе у нас, по крайней мере, есть шанс обойти Дакоту с фланга.
— Это и есть твоя идея обойти ее с фланга?
— Так или иначе, она получит свой корабль, Кану. Если даже не твой, то она заманит "Травертин" для тех же целей. Мы обязаны избавить наших новых друзей от этой особой трудности.
Наконец Кану почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло. Он все еще чувствовал себя оскорбленным, его доверие к Свифту было подорвано. Но в то же время он смог высказать эти мысли только потому, что его друг не позволил ему покончить с собой.
— Будь ты проклят, Свифт. Как тебе удается делать так, чтобы все, что ты делаешь, воспринималось как единственно достойный образ действий?
— Потому что я хорошо учился у мастера. — Свифт подошел к нему и похлопал по плечу. — Сильное сердце, Кану. Наш день еще далек от того, чтобы быть потерянным.
— Одно обещание.
— Если позволишь, я буду тебе обязан.
— Если я когда-нибудь снова попытаюсь свести счеты с жизнью, ты окажешь мне честь и не будешь вмешиваться.
— Но на карту была бы поставлена и моя собственная жизнь.
— Это правда. Но это сделка, на которую ты подписался. Если я решу прекратить свое существование, я не хочу, чтобы машинный интеллект-паразит с Марса решил, что он знает больше, чем я.
Свифт постучал пальцем по губам. — Хорошо, что мы можем говорить откровенно.
— Да.
— Могу я добавить свое собственное взаимное условие?
— Если ты настаиваешь.
— Ничего не делай в спешке, Кану. Во время перехода я ощутил вкус небытия. Смерть — это все очень хорошо, несомненно, в ней есть свои преимущества, но я еще не совсем покончил с жизнью. Думаю, у вселенной все еще припасено несколько сюрпризов для нас обоих.
* * *
В доме Нисса была молчалива. Она запрограммировала проекционную стену так, чтобы она показывала движущееся изображение с Земли, вид с пляжа, когда старое солнце пробивается к плоскому океанскому горизонту. Свет был ярким, но в то же время почти бесцветным — линия хромированных бурунов на фоне темнеющей платины воды, небо идеально отливало серебром, песок был похож на снег, деревья на переднем плане казались черными силуэтами.
— Я не мог тебе сказать, — сказал он.
Стена издавала шум волн. Они врезались и разбивались в бесконечной череде статического рева, каждый из которых был рождением миниатюрной вселенной, каждый из которых возвращался в медленную, шипящую смерть.
— Никогда, — сказала она, — больше так со мной не поступай.
— Я и не собираюсь этого делать.
— Ты думал, это и есть ответ, Кану? После всего этого времени? Ты действительно настолько глуп?
— Люди на борту другого корабля предупредили меня, — ответил он. — Я получил от них сообщение, в котором говорилось, что я не должен сотрудничать с ней.
Она все еще стояла лицом к океану, а не к Кану. — Они проделали весь этот путь, чтобы сказать тебе это?
— Не знаю. Мне бы хотелось иметь возможность поговорить подольше, но это было сложно даже при задержке всего в несколько минут. Хочешь знать одну странную вещь?
— Меня держат в плену говорящие слоны. Я бы сказала, что моя способность к странностям несколько перегружена. — Стойкость сдалась энтропии; в промежутке между этой волной и следующей она спросила: — Что это было?
— Они отправили одного из нас, другую Экинья, на том другом корабле. Ее зовут Гома, и я даже не знаю, кто она такая.
— Ты думаешь, у нее добрые намерения?
— Думаю, мы все хотим как лучше.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Это лучший ответ, который у меня есть. Мы действительно хотим добра — все мы, а не только Экинья. Но преуспевать — это самое трудное из всего. Наши умы не готовы к этому. Машина слишком велика. Мы не можем понять, как кто-то из нас вписывается в это, как любое данное действие формирует конечный результат.
Нисса отвернулась от океана. Наконец-то он почувствовал обещание прощения или, по крайней мере, готовность не таить его вечно. Он бы принял это.
— Тогда мы должны стать лучше, — сказала она.
— Да.
— Намного, намного лучше. — Она встала и повернулась к нему лицом, обхватив его голову обеими руками, пальцы были как тиски. — Я почти не осмеливаюсь спросить. Один из вас решил не доводить это до конца. Кого я должна благодарить?
На борту "Занзибара" все еще оставалось несколько судов ближнего радиуса действия — Кану и Нисса заметили их при первом прибытии, — часть которых была приспособлена для использования и транспортировки танторов. В течение нескольких дней небольшой экспедиционный отряд переправился на борт "Ледокола" вместе со всеми припасами и оборудованием, которые Дакота сочла необходимыми. Шаттл "Ной" был состыкован с помощью стыковочного соединения, которое позволяло людям и Восставшим переходить с одного корабля на другой.
Восставших было трое, включая Дакоту. Остальные были парой самцов, оба взрослые, но моложе и мельче своего матриарха. Их звали Гектор и Лукас, и, судя по сходству их манер и телосложения, Кану быстро решил, что они родные братья или, возможно, кузены. Он ожидал, что эти новички будут барахтаться в незнакомой обстановке невесомости корабля, но ничто не могло быть дальше от истины. У всех Восставших были скафандры удобной формы, позволяющие им перемещаться с корабля на корабль даже без использования соединительных воздушных шлюзов, а их хоботы оказались на удивление удобными во время операций в невесомости, служа одновременно якорем и противовесом. Нет: это была хорошо обученная команда, равнодушная к предстоящим испытаниям.
Очевидно, они были среди элиты Восставших, возможно, прямыми отпрысками матриарха. Их преданность ей казалась тотальной и совершенно беспрекословной.
— Я думал, Мемфис поедет с нами, — сказал Кану.
— Мемфис не справился бы с трудностями космического полета, — объяснила Дакота. — Это не приходит к нам естественным образом. Эти молодые Восставшие преодолели свои инстинктивные страхи благодаря изнурительной подготовке и преданности делу. Они научились пользоваться скафандрами и управлять операциями в невесомости внутри центрального ядра "Занзибара". Они разбираются в физике и основах астронавигации. Но Мемфис старше, и, следовательно, его привычки изменить не так-то легко. Кроме того, он мой самый верный и надежный союзник. Если бы от меня потребовали доверить охрану "Занзибара" кому-либо, кроме себя, то это был бы мудрый и неторопливый Мемфис.
