Запасы провианта в отступающей армии давно истощились, и рейды по окрестным селениям стали обыденностью. Специальных партий не хватало, и герцогу Альтрейни пришлось смириться с откровенным мародерством. Посмевших оказать сопротивление или утаить урожай крестьян безжалостно вырезали.
Кавалерии почти не осталось, так что бойцов Сплава вовсю гоняли за много километров от основных сил. Эта деревня была уже третей в этом рейде, но пока гвардейцы не могли похвастаться хорошей добычей — отобранной у крестьян снеди едва хватило бы им самим на неделю вперед.
— Скаренные зиранцы, — тихо пробормотал Торстен себе под нос. — Живут настолько бедно, что и поживиться нечем. А уж таких забитых крестьян я нигде не видел.
— Не обольщайся. Это сервы, почти рабы, им далеко до наших землепашцев, но дело в другом. Все что могли они давно припрятали, — не оборачиваясь, пояснил Кель.
— Да знаю я. Просто не по мне это рыскать в поисках еды, словно какой-то мародер, — передернул плечами норд.
— Приказ, есть приказ, — удивленно рыкнул Мур. — Как он может не нравиться?
— Тебе еще многое предстоит узнать у людях, — рассмеялся Кель, но тут же посерьезнел. — Держите ухо в остро.
Гвардейцев дано заметили — они и не сильно-то скрывались. Но, как и в предыдущих селениях, крестьяне и не подумали искать спасения в ногах. Сам Торстен полагал, что собственные феодалы и раньше не редко хаживали с рейдами по местным деревням, так что забитым сервам просто не приходила в голову мысль о бегстве. Пережидать любые беды в собственных домах им было куда привычнее.
— Работаем пятерками. Трое входят внутрь, двое снаружи. Вояки из крестьян никакие, но кипятка в лицо плеснуть могут, так что не расслабляться, — Кель был собран и напряжен.
Деревня насчитывала едва пару дюжин домов, хотя по местным меркам и это было неплохо. Торстен, выросший в довольно зажиточном городе, со смесью брезгливости и жалости разглядывал крестьянские халупы. Королевство Зиран считалось одним из сильнейших на континенте, но столь же убогие лачуги норд видел только у горцев в Эльтурских горах. Это сравнение всколыхнуло неприятные воспоминания, и он поудобнее перехватил лямку щита.
— Ритал и Мур снаружи. Торстен и Бастард со мной.
Услышав команду, Торстен поморщился. Не то чтобы этот новоиспеченный гвардеец ему не нравился, но вначале он попал в тавт к Кериту. Поговорив с ним всего пять минут, аристократ отправил его в другой отряд, а это говорило о многом. Кель, впрочем, предубеждения Торстена не разделял.
— Да он же ненавидит всех дворян, а Керит аристократ и не из последнего рода, — отмахнулся он от совета норда.
Доля правды в этом была. Бастард не зря получил такое прозвище. Он вырос в замке отца, но для его обитателей навсегда остался презренным сыном служанки, которого почтенный папаша отослал в армию при первой возможности. Торстен не знал, чего ему пришлось натерпеться в качестве живого доказательства неверности любвеобильного графа, но теплых чувств к дворянам он точно не испытывал. Ходили даже слухи, что ревнивая хозяйка замка извела его мать бесконечными придирками и непосильными приказами.
Собак в селении не оказалось, поэтому их никто не встретил. Мур одним страшным ударом выбил дверь дома и отскочил в сторону. Сжимая обнаженный клинок, Торстен, как всегда первым, ринулся в темные сени. Он был готов нападению, но встретил его лишь жалобный стон забившегося в угол старика. Следом в дом ворвались Кель и Бастард.
— Разожги очаг и накали кочергу, — распорядился Кель, усаживаясь на грубо сколоченную лавку. — Нам с радушным хозяином о многом нужно поговорить.
— Но тут нет кочерги, — растерялся Бастард. — И вообще ничего металлического нет.
— Кинжал накали, — презрительно усмехнулся Торстен, поворошив ногой лежащее в углу грязное тряпье, на проверку оказавшееся наполовину заштопанной рубахой очень маленького размера.
Все время, пока Бастард возился с хворостом и собственным огнивом, гвардейцы молча смотрели на хозяина дома. И без того испуганного старика теперь начала бить крупная дрожь.
— Один живешь? — наконец нарушил тишину Кель, когда комната наполнилась едким дымом — топили здесь по-черному.
— Да милорд, — заискивающе закивал старик, принявший закованных в доспехи гвардейцев за рыцарей.
— Мы тебе не ублюдочные дворяне, — тут же взорвался Бастард, но Кель одним взглядом заставил его замолчать.
— Ты врешь. Зачем тебе одному три миски или три овчины? Но мне плевать. Пока. Ты понимаешь, что я имею ввиду? — продолжил допрос Кель. — Ваши поля пусты, вы уже успели убрать урожай. Где зерно, мука, стада?
— Стада, значит, угнали еще в начале лета. Приказчики нашего господина, тобишь, угнали. И урожай они, окаянные, забрали. Ни зернышка не осталось, сами ягодами да грибами перебиваемся. Единым богом клянусь! — старик рухнул на колени и запричитал так правдоподобно, что Торстен ему поверил. А вот Кель придерживался другого мнения.
— Я же предупреждал, — печально покачал он головой. — Соврать было большооой ошибкой.
— Железо готово, — Бастард достал из огня раскаленный кинжал.
— Оставь пока. Лучше вон в том углу посмотри, сдается мне, что это хорошее место для подпола.
Пинком отправив назад в угол бухнувшегося ему в ноги старика, Бастард быстро нашел вход в подвал, и начал раздвигать доски. Тосртен и Кель встали, готовые помочь гвардейцу, но тот лишь отмахнулся.
— Еды нет, зато глядите, кого я нашел! — с довольной улыбкой Бастард за волосы вытащил отчаянно всхлипывающую женщину. Следом за ней с жалобным писком выскочил худенький и чумазый парнишка.
— Ну что, не вспомнил, куда припрятал зерно? — Кель перевел взгляд на старика, и на секунду в его глазах демоническим огнем отразились языки пламени, танцевавшего в очаге.
— Пощади их, господин! Я ничего не знаю, клянусь. Не бери греха на душу, это же баба и несмышленое дите! Возьми лучше мою жизнь, — отчаянно взмолился старик, обхватив голову руками и вновь бухнувшись на колени.
— Неправильный ответ, — зевнул Кель и дал знак Бастарду, мигом ухватившему мальчонку.
— Спорим, что я всего двумя пальцами сломаю ему руку? — гвардеец действительно легко обхватил ими тонкую ручонку.
Только сейчас Торстен заметил, какой же паренек худой. Штопанная во многих местах, но чистая льняная рубаха задралась, открыв выпирающие ребра и прилипший к животу живот. По чумазым щекам текли слезы, но глаза сверкали не по-детски яростно.
Отчаянно заголосив, забытая на время женщина, завозилась на полу, а потом внезапно схватила щепку, отлетевшую от разбитого засова, и кинулась на гвардейцев. Этот порыв был так беспомощен, что Торстен лишь легко отмахнулся, отшвырнув крестьянку, и она со стоном покатилась по полу.
— Не бейте мамку, господа лыцари! — пронзительно завопил мальчонка. И от этого отчаянного крика что-то перевернулось внутри Торстена. Он словно увидел себя со стороны и ужаснулся тому, насколько привычным для него стало причинять людям боль.
— Ну что, ломать щенка? — равнодушно спросил Бастард, грубо встряхнув парнишку.
Торстен не стал ждать. Он испугался, что Кель сейчас хладнокровно даст приказ покалечить ребенка, и бросился вперед.
— Говори, падаль! — закованный в сталь кулак впечатался в стену в каких-то сантиметрах от головы закатившего глаза старика, а следующий удар, послабее, Торстен направил ему в живот. — Говори, где урожай, или всех на куски порежем!
И столько неприкрытой ненависти и жажды крови сквозило в яростном рыке норда, что старик сломался. Захлебываясь слезами, и так и норовя лишиться чувств, он выложил все. Несчастному зиранцу так и осталось невдомек, что на самом деле вспышка гнева была направлена совсем не на него.
Когда Торстен, слегка пригнувшись, вышел на улицу, где-то вдалеке загрохотали раскаты грома. Тяжелый душный воздух застыл неподвижно, а солнце уж давно миновало свой зенит. Порывы ветра умерли, и весь мир словно замер в испуге. Лишь на самой линии горизонта клубились тучи, а значит, императорская армия была уже близко. Адепты не знали устали, создавая на пути зиранцев осеннюю распутицу. Именно тучи служили для гвардейцев маяком, когда они возвращались к основным силам.
— Гроза и смерть, вот что идет у нас попятам. Мы и сами для местных крестьян сродни стихийному бедствию, жестокому и беспощадному в своем равнодушии, — странная мысль заставила вздрогнуть. Торстен снял шлем и вытер запотевшее лицо.
— Хорошо ты расколол этого скрягу. Хм, закопать зерно в амбаре. Наконец-таки нам попались достаточно тупые для этого крестьяне, — довольно улыбнулся Кель, щурясь от яркого света после сумрака крестьянской халупы. Солнце уже клонилось к закату и светило гвардейцу прямо в лицо.
— Наверное, у них тут поблизости не нашлось подходящей рощи, — механически ответил Торстен, все еще пытавшийся сообразить, не превращается ли он в чудовище. — Может им оставить немного зерна, а то с голоду попухнут? Да и толку нам от него, это же не мука.
— Сгодится, это лучше, чем нечего. Возьмем все, что сможем унести. Жаль, стада далеко угнали, — Кель внезапно запнулся, к чему-то прислушиваясь. — Ну, уроды, не могли баб попрятать.
Торстен недоуменно посмотрел на друга, бросившегося куда-то на окраину деревни, и поспешил за ним. Вскоре и он услышал приглушенные стоны, доносившиеся из-за совсем бедного покосившегося домишки.
Когда оба гвардейца перемахнули через низенький забор, им открылась неприглядная картина. Прямо на вязанках хвороста, прислоненных к стене дома, лицом вниз распростерлась женщина в разорванном грубом платье, а над ней со спущенными портками вовсю трудился один из солдат.
Этого гвардейца из свежего пополнения Торстен запомнил, так как в первой из деревень он уже успел попользовать какую-то крестьянку. Кель, настрого запретивший насилие, тогда вышел из себя, и солдат лишился нескольких зубов. Похоже, урок не пошел впрок, и не в меру любвеобильный боец вновь принялся за старое.
Торстен ожидал, что Кель опять задаст болвану славную трепку, но друг в очередной раз удивил его. Ни на секунду не задумавшись, он обнажил клинок и сильным ударом едва не снес насильнику голову.
Уже немолодая крестьянка, которую окатило фонтаном крови из разрубленной шеи, в ужасе визжала и ворочалась под вздрагивающим в агонии телом. Торстен растеряно смотрел на эту жуткую картину, не зная как реагировать. А Кель зычным голосом уже собирал гвардейцев.
Прибежавшие солдаты, увидев мертвого товарища, вначале схватились за оружие, но Кель остановил их, продемонстрировав окровавленный клинок. Опытные рубаки смотрели на командира со смесью недоумения и испуга. Лишь Ритал и Мур восприняли произошедшее как должное и снисходительно поглядывали на остальных. Наконец октат счел, что пауза уже достаточно затянулась, и начал свою речь.
— Мы гвардейцы, а не мародеры. Да, мы на войне. Здесь приходится творить страшные вещи, но таков приказ. Мы это делаем, потому что должны, а не потому что нам нравится, — все еще сжимая обнаженный меч, Кель обвел взглядом притихших солдат и продолжил:
— Этот мешок дерьма умер не потому, что взгромоздился на эту сучку. Она может была и не против. Он умер потому, что ослушался моего прямого приказа. Дважды за этот рейд. Я признаю свою ошибку — нужно было его казнить уже после первого раза. На будущее я это учту. Мы на войне, вашу мать! Вам понятно? Не слышу!!!
Дружный хор голосов громогласно выражал полное понимание и солидарность с командиром, а Торстен смотрел на друга с уважением. Он впервые подумал, что Граф не зря остановил свой выбор на Келе.
* * *
— Сеть! — Тайми первой заметила опасность и немудрено: заклинания своей стихии опытные боевые маги чувствовали нутром, порой раньше, чем смертоносная сила обретала форму.
Винстон заложил лихой вираж, уклоняясь от перечеркнувших небо пламенных нитей. Расстояние между огненными ячейками казалось большим, но ему и в голову не пришло попытаться промчаться сквозь боевое заклинание. Последний из адептов воздуха, решивший провернуть этот фокус, погиб, заключенный в весело потрескивающий пламенный кокон. Летевший с ним вместе маг огня хоть и остался жив после столкновения с вражеской волшбой и падения с высоты нескольких десятков метров (помог один из амулетов с плетением воздушной перины, изготовленных Винстоном как раз на такой случай), но был немедленно распят на копьях зиранскими солдатами. С тех пор как императорские адепты сожгли несколько обозов с раненными, пленных никто не брал.
Уши заложило от перепада высоты, в голове зашумело от перегрузки, и Винстон, до конца не доверяя толстым кожаным ремням самодельной упряжи, которыми теперь пользовались все пары боевых магов, дополнительно обхватил волшебницу воздушным щупом. Впрочем, помимо безопасности, ему просто хотелось прижать волшебницу покрепче. В полете сердце мага пело от восторга, а близость желанного тела еще сильнее будоражила кровь.
Мысленно Винстон проклинал зиранцев. Проклятые язычники не собирались безропотно умирать под ударами с воздуха. Эффект неожиданности давно прошел, и теперь они научились успешно бороться с налетами императорских магов. Сложнейшие самонаводящиеся заклинания заставляли попотеть даже самых шустрых повелителей воздуха, а преимущество в численности и множество хитрых артефактов позволяли зиранским колдунам и вовсе лупить по площади, не жалея сил.
Об атаках на основные силы королева не могло быть и речи. Слишком многие адепты полегли в бесплотных попытках вновь остановить наступление зиранцев, и Винстон запретил эти самоубийственные вылеты. Ему пришлось выдержать целый бой, чтобы убедить герцога Альтрейни сменить тактику. Ответственность за жизни других людей давила тяжки грузом, но, как ни странно, именно она научила юношу держать собственные страхи в узде. Внутренне во многом оставаясь все тем же испуганным мальчишкой, Винстон стал отличным лицемером, поэтому его напускному спокойствию и абсолютной убежденности в своей правоте командующий уступил.
Уже несколько недель императорские маги уничтожали спешащие к зиранской армии подкрепления и обозы, охотились на рыскающие по окрестностям патрули и разъезды. Лишенные магической поддержки они становились легкой добычей, и адепты привыкли атаковать малыми силами, но на этот раз все было по-другому. Едва Винстон и Тайми приблизились к растянувшемуся в степи длинному обозу и охранявшей его сотне легкой кавалерии, как притаившиеся в повозках маги показали зубы. Разумнее было отступить, но адепты стихий пресытились легкими победами и не собирались бежать при первых трудностях.
— Скаренные зиранцы учатся, — сквозь зубы прошипел Винстон, кляня себя за самонадеянность: он лично принял решение лететь в дозор вдвоем, хотя мог взять еще несколько пар адептов. Но времени на самобичевание не оставалось, и юноша уже создавал усилием воли сложную структуру плетения. — Ну ничего, мы тоже не лыком шиты!
В воздухе соткалось несколько фигур магов, тут же с азартом ринувшихся прямо на головные поводы обоза, растянувшегося далеко по степи. Навстречу фантомам устремились заклинания не заподозривших подвоха зиранцев.
