Все уже было готово. И стол с роскошной едой, и цветы в вазах, и свечи, которые оставалось зажечь, лишь только послышится звук подъехавшей машины, и платье, специально купленное Лидией Ивановной для этого торжественного случая, и заранее подготовленные слова, которые она собиралась ему сегодня сказать.
Было уже довольно поздно, Каренин давно должен был приехать по расчетам Лидии Ивановны, но его не было. Она то и дело подходила к окну, не вполне доверяя своим ушам, боясь пропустить момент его приезда. Наконец, это ей надоело, она зажгла свечи, потушила верхний свет и уселась за стол.
Она восседала во главе стола, напротив входной двери, как царица на троне в ожидании своего царственного супруга, а его все не было и не было. Уже было глубоко за полночь, свечи все догорели, а других Лидия Ивановна не припасла. Она сильно распереживалась по этой причине, кляня себя на чем свет стоит за свою непредусмотрительность. Надо было купить двойной запас свечей, но кто ж знал, что Каренин так сильно задержится. Лидия Ивановна подумала, что он, скорее всего уже отмечает свое повышение где-нибудь в ресторане. Ну и ладно, она решила дождаться его во что бы то ни стало. Пусть без свечей, но она скажет ему главные слова, которые давно рвутся из ее души наружу. Именно сегодня, в столь знаменательный для него день, Лидия Ивановна ожидала для себя амнистии.
Часы уже показывали третий час ночи. Лидия Ивановна задремала, прикорнув на диване, и пропустила момент появления Каренина. Она проснулась от сильнейшего шума, произведенного падающим телом. Лидия Ивановна вскочила и к глубокому ужасу увидела Каренина. Он стоял на карачках в коридоре и силился подняться на ноги, но у него ровным счетом ничего не получалось. Каренин приподнимался и снова падал. Лидия Ивановна бросилась ему на помощь. Ее обдало сильнейшим запахом перегара. Лидия Ивановна поняла, что Каренин уже отметил свое повышение в ресторане и торжественного ужина на двоих у них, увы, не получится.
Лидия Ивановна старалась поднять Каренина, но он активно сопротивлялся и посылал ее матом. Она же, как верная боевая подруга не обращала на это никакого внимания и не оставляла своих попыток поставить его на ноги. После очередной неудачной попытки совершить благое дело, получив очередную порцию нецензурных выражений в свой адрес, Лидия Ивановна оказалась в очередной раз униженной в самых своих святых чувствах и даже более. На этот раз Каренин облил ее помоями буквально, а не только словесно. Его вырвало на новое платье Лидии Ивановны. Этого уже она не могла выдержать и, бросив своего друга лежать в коридоре среди грязной обуви, побежала, морщась от отвращения и досады, стирать свое испорченное платье.
XII.
Утром все разъяснилось. Каренин поведал Лидии Ивановны глубокую драму всей своей жизни, которая разыгралась вчера в министерстве. Оказывается, не на коне он пришел вчера ночью домой, а приполз в буквальном смысле этого слова полностью опозоренный и униженный в самых своих светлых ожиданиях. Это была в исполнение автора по истине леденящая душу историю о подлости и предательстве, о разбитых надеждах, и несостоявшихся мечтах. Каренина не назначили министром. На вожделенное кресло села совсем другая задница, которую Каренин, не стесняясь в выражениях, называл более грубым словом, заставляя Лидию Ивановну резко вздрагивать и краснеть при очередном упоминании этой пикантной части человеческого тела. Вчерашний мастер-класс по нецензурной лексике, преподнесенный ею Карениным, однако пошел женщине на пользу, и она после второго упоминания этого неделикатного слова, полностью смирилась со своей участью мусорного бака для душевных помоев Каренина, которые лились из него просто ушатом. Лидия Ивановна уже стала опасаться за его психику, заподозрив неладное, когда он в очередной раз разразился отборным матом, щедро полив им, как бахчевые культуры, не только свое непосредственное начальство, но и все высшее руководство страны.
Во время всей его эмоциональной исповеди Лидия Ивановна лихорадочно соображала, что делать и что предпринять, чтобы вывести сердечного друга из полосы полного душевного помутнения и расстройства, а заодно вернуть Каренину хотя бы частично попранную веру в человечество.
И Лидию Ивановну осенило. Ландау! Вот выход, вот та соломинка, за которую надо хвататься человеку, когда уже не куда бежать, когда испытаны все обычные средства. Нетрадиционный подход к невзгодам и трудностям жизни должен был, по ее мнению, привести к нужному решению, призванному навести порядок в полной хаоса и смятения голове Каренина. Она только боялась заикнуться ему об этом своем предложении. Лидия Ивановна не знала, как относится Каренин к астрологам и всякого рода чертовщине, которой полно на этом белом свете, но существующей, как она считала, к великой пользе, как отдельно взятого человека, так и всего человечества в целом. Она набралась смелости и рассказала Каренину о Ландау, о его величайших способностях прозревать будущее и вытаскивать людей из любых жизненных передряг с помощью своевременных и мудрых советов.
Каренин неожиданно легко согласился. Он был в таком состоянии, что готов был хоть к черту на рога, хоть к ярму на шее в виде брачного соглашения с Лидией Ивановной, да к чему угодно, лишь бы хоть немного утихомирился огонь, который бушевал в его негодующей душе. Если бы Лидия Ивановна знала это, она поспешила бы воспользоваться его полной внутренней сумятицей в своих интересах. Но Лидия Ивановна не почувствовала ничего такого и упустила свой шанс. Вместо того, чтобы уверенной рукой довести Каренина до ЗАГСа или хотя бы до мысли о необходимости освободиться от оков прошлого в виде Анны, разорвать эти путы и обновленным вступить в новую жизнь, с Лидией Ивановной, естественно, она повела Каренина совсем в другую сторону, полностью презрев свои долго вынашиваемые интересы, озабоченная лишь тем, чтобы вернуть его в более-менее адекватное состояние.
Ландау принял их без проволочек. Он жил за городом, в небольшом особняке, который своим внешним видом больше напоминал летающую тарелку, нежели обычный жилой дом. Округлые формы вместо острых углов и окна-иллюминаторы воскресили в памяти Каренина бессмертные творения Гауди, которым он любовался в Барселоне. Внутреннее убранство дома перекликалось с тем, что увидел Каренин снаружи. Никаких острых углов, одни плавные текучие линии углов комнат, подоконников, ступеней лестницы, ведущей на второй этаж. Мебель во всем доме была выдержана в том же стиле. Овальный стол посреди гостиной, стулья с круглыми сиденьями и причудливо изогнутыми спинками. Даже шкафы с книгами имели только скругленные углы.
Сам же хозяин этого дома являл полную противоположность всей обстановке своего дома. Худой и длинный, под два метра роста, отличающийся редким уродством лица, более напоминающим огородное пугало, чем человека, Ландау стремительно вышел навстречу гостям. Он резко протянул руку для пожатия Каренину и слегка поклонился Лидии Ивановне. На его абсолютно лысом черепе при этом отразился свет люстры, что немного позабавило Каренина.
— Прошу вас, в мой кабинет, — резко прозвучал голос Ландау, и, двигаясь, словно на пружинах, он отправился в глубь дома. Ландау привел гостей в комнату, в котором прослеживалась все та же любовь хозяина к плавным и текучим формам и предложил им садиться. Сам он устроился перед компьютером. Лидия Ивановна уже коротко ввела Ландау в курс дела по телефону, так что ему остались сущие пустяки: ввести в астрологическую программу место и время рождения своего высокопоставленного клиента. К удивлению Ландау Каренин назвал довольно точную дату своего рождения, вплоть до нескольких минут, чем значительно облегчил ему работу по составлению прогноза на будущее и для проведения анализа сложившейся ситуации в целом.
Ландау ввел исходные данные, и на мониторе высветилась натальная карта Каренина. Астролог впился внимательным взглядом в ярко светящееся изображение концентрических кругов, испещренных вдоль и поперек линиями разного цвета.
— Что это? — заинтересовался Каренин.
— Перед вами общий рисунок карты вашего рождения, полюбуйтесь, — астролог ткнул узловатым длинным пальцем прямо в экран.
— Ничего интересного, — разочарованно протянул Каренин.
— И, тем не менее, в этом на первый взгляд ничего не значащем рисунке заключена огромная информация.
— Мне сложно в это поверить, — протянул Каренин, — я привык к иного рода изложению информации.
— В том-то и заключается вся прелесть символического языка, — пояснил Ландау. — Плотность информации огромная, а место занимает минимальное. По этому небольшому рисунку можно понять каким вы пришли в этот мир, каков ваш творческий потенциал в самом начале жизни. Но и в этой же карте заложена ваша эволюционная программа. В зрелости вы не таков, каким были в юности, а в старости вы уже не тот, что в зрелости, и все эти изменения можно определить, пользуясь услугами данной карты. И более того, в карте рождения в свернутом виде зашифрованы все возможные этапы вашей жизни, все перемены, взлеты и падения.
— Вот тут, пожалуйста, поподробней, — оживился Каренин.— Меня, как раз, интересует ситуация моего падения. Неужели и это отражено в моей карте.
— Разумеется. Это заметно по транзитному Плутону, который делает разрушительный аспект к Сатурну в вашем десятом доме.
— С чего вы взяли? — сердито прервал астролога Каренин, — номер дома, в котором я проживаю семь, а вовсе не десять. Ваша карта лжет. А позвольте узнать, с помощью вашей карты можно узнать название улицы, на которой я проживаю?
— Простите, — заулыбался Ландау, — я имел в виду вовсе не ваш домашний адрес и совсем не номер вашего дома. Дома в гороскопе человека — это определенные сферы в его жизни. Десятый дом это дом карьеры, профессий. Именно в этом доме, пардон, в этой сфере сейчас у вас трудности. Я бы даже назвал это не трудности, а полный крах. Потому что за дело взялся Плутон, и вы сейчас находитесь под его разрушительным влиянием.
— Как, однако, скверно, этот ваш Плутон действует,— поморщился Каренин. — А можно с ним как-то... договориться?
— Можно. — Ландау снова улыбнулся. — Договориться можно, с кем угодно. Даже с дьяволом.
-Сколько стоит его благосклонность?— Рука Каренина инстинктивно потянулась к кошельку.
— Если бы это так было просто, — Ландау остановил на Каренине укоризненный взгляд. — В духовном мире и расчеты духовные. Вам следует платить совсем другими купюрами.
— Какими?— Каренин аж привстал со своего места.
— Смирением. Только смирение и никакого бунта. — Ландау провел рукой по лысине, словно зачесывал несуществующие волосы за уши. — Ни внешнего, ни внутреннего, если хотите отделаться небольшим испугом.
— Ничего себе испуг! — возмутился Каренин. — Погибло дело всей моей жизни, и это вы называете испугом.
— Гибель ваших дел ничто перед гибелью близкого человека, — произнес Ландау пристально глядя в глаза Каренина и добавил тихо — Вы это понимаете?
— У меня нет больше близких людей, была жена, да вся вышла. — Лицо Каренина побагровело. — Вот это я понимаю, а вас, извините за тупость, не понимаю, да и не хочу понимать. Смирение — удел слабых, и я к этой гнилой породе никогда не принадлежал и принадлежать не собираюсь! — Голос Каренина сорвался почти на крик. После этих слов Каренин встал и, достав кошелек, отсчитал купюры.
— Возьмите за услугу. Правда я так и не понял, какую. Счастливо оставаться и пудрить мозги придуркам. — Каренин резко развернулся и быстрым шагом направился вон из квартиры. За ним выскочила, оцепеневшая от ужаса, Лидия Ивановна. Она никак не ожидала такого скандального финала. Она хотела, как лучше, а получилось, как тогда, много лет назад. Она опять ему не угодила. Да что же это такое!
XIII.
Каренин слег. После всех этих событий у него случился гипертонический криз, и он угодил в больницу. Пролежав там две недели, он выписался домой и находился на домашнем долечивании под бдительным оком Лидии Ивановны. Однако здоровье Каренина было нестабильным. Периодически давление зашкаливало выше нормы. А виной всему было его внутреннее состояние. Каренин был зол на весь белый свет, и злость эта не проходила, а только крепчала день ото дня. Напрасно Лидия Ивановна не сводила с него бдительных и заботливых глаз, несла около него почти круглосуточную вахту, стараясь как можно скорее примирить его с жестокой действительностью. Она взвалила на свои плечи тяжкую ношу вызволения своего друга из лап болезни, которая навалилась на него после его падения и никак не желала отпускать свою добычу на волю.
Ноша Лидии Ивановны оказалась очень тяжелой, а со временем она поняла, что эта тяжесть для нее просто невыносима. Лидия Ивановна вынуждена была признать, что не справлялась с задачей. Однако она не оставляла надежды однажды вывести Каренина из затяжного кризиса и получить свою награду. Ведь человек же он в конце то концов, а не свинья неблагодарная. Должен же он видеть, что она положила столько сил на его выздоровление и спасение.
Однако Лидия Ивановна заблуждалась. Каренин ничего не видел. Ни ее забот, ни стараний, ни стремления исполнить все его малейшие прихоти. Весь мир вокруг него сейчас он воспринимал в виде расплывчатого серого пятна, в котором не было ни одной мало-мальски яркой краски. Но среди этой бесконечно большой, вязкой, безликой массы был один человек, которого он выделял. Это назначенный новый министр культуры, представляющий отныне для Каренина образ врага. А врага, как считал Каренин, надо уничтожать, даже если нет для этого никаких сил и реальной возможности. Однако, несмотря ни на что, вести подрывную деятельность он может. Правда он пока не знал, какую именно, но был уверен, что со временем придумает.
Когда его, наконец, выписали на работу, Каренин отправился на службу, движимый самыми деструктивными чувствами. Он шел в министерство, словно во вражеский стан. Внутри него бушевала буря негодования, которая никак не стихала, несмотря на то, что с того злопамятного дня, прошел уже целый месяц.
Каренин шел по коридору министерства. Попадающиеся ему навстречу сотрудники сдержанно здоровались с ним. Никто не выражал никакой радости от его появления. Наоборот, Каренину казалось, что он видит в их глазах плохо сдерживаемое торжество от его провала. Некоторые смотрели на него с нескрываемой жалостью, а некоторые его откровенно презирали и нисколько не скрывали этого. Каренин понимал, что в их глазах он был слабаком, проигравшей стороной, сбитым летчиком, который уже никогда не поднимется в небо. Это были те, кто еще вчера расстилались перед ним в низком поклоне и подобострастно заглядывали в глаза.
Каренин зашел в свой кабинет и с раздражением бросил портфель в кресло. На столе он заметил толстый слой пыли, его явно тут не ждали и ни разу не убирали во время его отсутствия. Он нажал кнопку вызова секретарши, чтобы устроить ей разнос по этому поводу. Секретарша явилась с небольшой задержкой. Раньше она себе подобного не позволяла и являлась сразу же по малейшему его требованию. Каренин стал ей выговаривать на счет чистоты, однако эта девица дерзко посмотрела на него и ответила, что уборщица болела.
