Погода на острове изменилась. Никогда прежде не случалось здесь продолжительного ненастья, солнце ласкало и нежило эту землю, теплые дожди омывали и освежали ее всегда вовремя, и всякое время года в Нуменоре было прекрасным. Легкие ветры доносили до острова ароматы садов Валинора. Но в эти мрачные дни, когда в кузницах ковали мечи против Владык Валинора, когда учились убивать отроки, еще ни разу не побывавшие на войне, когда кровь невинных лилась на алтарь ручьями, тучи застлали небо, день едва отличался от ночи, гремели сухие грозы, от молний возгорались дома. Пыльные, колючие ветры и смерчи налетали на остров, волны на море яростно трепали корабли, в воздухе стоял запах гари и крови.
Однажды в темном грозовом небе показались огромные суровые птицы в блестящем золотом оперении, тяжелом, как броня. Вереницей пронеслись они над островом, вселяя страх в его жителей.
— Орлы Манвэ! — кричали люди. — Бойтесь гнева Валаров!
Но другие угрожали небу кулаками и швыряли в птиц камни.
— Валары поднялись против нас, — говорили они. — Валары ударили первыми. Мы требуем мести!
Ар-Фаразон решил, что время пришло, войска взошли на корабли. Его ведущий корабль назывался Алькарондас — Морская Твердыня. Король облачился в доспехи и велел поднять нуменорский флаг. Загремели трубы, заглушившие раскаты грома. Когда флот нуменорцев отчалил от берега, казалось, что земля разделилась и пол-острова уплывает в море, в сторону запада. Ветер не сопутствовал им, но у них было достаточно весел и невольников-гребцов. Так свершилось то, чему многие не верили в душе — нуменорская армия пошла войной на Валаров, нуменорский флот двинулся на запад к запретным для смертных землям.
На острове остались жены и дети воинов, благословившие их на опасное и неблаговидное дело. Когда провожали они взглядом черные с золотом паруса и стяги, тоска закрадывалась в их сердца и страх за любимых, но гордо распрямляли они плечи и думали: "Пусть не оставит их Мелкор на этом трудном пути. Пусть вернутся они с победой и бессмертием".
Саурон остался в Нуменоре наместником до возвращения короля. Ему Фаразон поручил следить за порядком на острове. Кроме того, Саурон должен был поддерживать огонь в храме и молиться Морготу, чтобы он обеспечил победу войску. Невдомек было королю, что жрец издевается над ним, не верит в победу, а надеется просто избавиться от короля и могучего племени дунаданцев, чтобы никто не помешал ему воцариться в Нуменоре и Средиземье.
Медленно, медленно тянулись дни с тех пор, как флот Фаразона направился к благословенным берегам. На море установился полный штиль. Казалось, сама природа оцепенела, приняв застывшие формы. Ни дуновение ветра, ни шорох листьев не нарушали безмолвия. Эта неподвижность угнетала еще больше, чем природные катаклизмы накануне. Весь мир замер в ожидании битвы гордого нуменорского воинства с Валарами.
В Роменне Элендил отдал приказ Верным перебраться на корабли. Исилдур и Анарион гуляли вдоль берега и все медлили занять места в лодках, которые перевозили людей на корабли. Тяжело было покидать эту землю, такую неприветливую теперь. Здесь прошло их яркое, полное впечатлений детство, когда родные постарались сделать все возможное, чтобы они полюбили мир, в который пришли, окружили их лаской и заботой. Здесь проходила их пылкая безрассудная юность, здесь легенда смешалась с былью, боль с любовью. Другой родины они не знали. Они избегали говорить о том, что станется с Эленной, что будет с ними. Как бы ни закончилась война, победой Фаразона или торжеством Валаров, Нуменор не останется прежним.
— Смотри, — Анарион, прервав размышления, указал брату кивком головы на фигуру в длинном плаще. Она шла им навстречу.
С тех пор как Верные проводили в последний путь эльфа Лотлуина, ни принцесса, ни Юниэр не появлялись больше в Роменне. Много разных догадок высказывали по этому поводу элендили, но все они были далеки от истины.
— Не подходи к ней, — попытался удержать Анарион брата, — я слышал, что Саурону удалось склонить ее ко злу, и теперь они заодно.
— Я не верю этому, — отмахнулся Исилдур. Анариону пришлось покорно последовать за братом.
— Здравствуйте, принцесса, — смущенно поклонился Исилдур.
— День добрый, — ответила та. Исилдур вглядывался в ее лицо и пытался понять, что изменилось. Она как будто бы осталась прежней и в то же время была далекой и чужой.
— Вы давно не заглядывали в наши края, — полувопросительно заметил он.
— А вы, кажется, уезжаете? — не обратила она внимания на вопрос.
— Да, мы отправляемся в Средиземье, — ответил Анарион, опережая брата. На самом деле они еще не решили окончательно, куда поедут, но Анарион не был уверен, что принцессе следует об этом знать.
— Почему же не в Валинор? Разве милостивые Валары откажутся приютить Верных? Разве не будут они тронуты их многолетними страданиями и доблестью?
Братья промолчали, им не по душе был издевательский тон принцессы. Верные действительно надеялись, что они заслужили поддержку Валаров и их благосклонность.
— Амандил не вернулся, — печально обронил Исилдур. Они еще помолчали. Было неловко.
— А что же Юниэр? — спросила вдруг Мириэль. — Он тоже едет с вами в Средиземье?
— Юниэр? — изумленно посмотрел на нее Анарион. — Мы ничего о нем не слышали с тех пор, как вы оба остались в башне Минастира, в день прощания с Лотом. От вас не было никаких вестей! Наши разведчики пытались разыскать вас, но, увы, безуспешно.
Он смотрел на нее с укоризной. Мириэль пожала плечами.
— Что ж. Наверное, он внял моему совету и отправился восвояси на родину, в Страну Вечных Льдов. Какое ему дело до Нуменора и его бед!
— Не похоже на него, — угрюмо заметил Анарион.
— Он бы не уехал, не попрощавшись, — подтвердил Исилдур.
Принцесса не ответила. Какое-то время она глядела в сторону кораблей, почти недвижных на зеркальной застывшей глади бухты, но мысли ее витали далеко. Исилдур истолковал ее взгляд по-своему.
— Принцесса, — сказал он, — мне тяжело это признать, и все внутри меня кричит от возмущения и боли, но умом я понимаю, что мы потеряли эту землю. Нуменор больше не принадлежит нам. Куда бы ни забросила меня судьба, образ моей родины останется в сердце, я никогда не изменю ей. А если Нуменор останется цел, то придет время, и я вернусь. Принцесса, я предлагаю вам ехать с нами. Сочту за честь принять вас на борт своего корабля.
— Нет, Исилдур. Я никуда не поеду. Если Нуменор погибнет, погибну и я. Прощайте! — с этими словами она развернулась и ушла.
Исилдур сжал кулаки и не смог сдержать слез.
— Я чувствую себя предателем, Анарион, — повернулся он к брату, — почему мы должны уезжать? Может, она права? И это дело чести — погибнуть вместе с этой землей?
Анарион крепко обнял его за плечи.
— Нет, Исилдур. Своей смертью ты никому ничего не докажешь, никому не принесешь радости. Если мы погибнем, сотрется память о славных потомках Эарендила, никто не узнает о том, как мы жили, какие сочиняли песни, никто не вспомнит о наших подвигах, не переймет наше мастерство! Ты был прав, когда говорил, что Нуменор останется в сердце. Только пока мы живы, живет наша родина, наши легенды. Пусть так сложилась судьба, и дети вырастут вдали от этих мест, зато наш род не угаснет, и мы передадим все, что знаем и умеем, потомкам, научим их любить и чтить те же идеалы, которыми дорожили сами. Что бы ни случилось, надо жить, Исилдур! Если будет на то воля Валаров, — добавил он после паузы.
— Я всюду ищу тебя, Исилдур! — подбежала к ним прелестная Лиэль, и слезы воина высохли мгновенно.
Анарион посмотрел в сторону, куда ушла принцесса, но и след ее растаял. "Зачем только приходила?" — недоумевал он.
Хоббитам не везло. Уже несколько дней жили они на чердаке матросской столовой, как в осажденной крепости. Поначалу они подслушивали разговоры в надежде выяснить, как лучше всего пробраться в порт и когда отправляется в Средиземье очередной корабль. Но на следующий день после бегства, к их немалому огорчению, они узнали, что на них объявлена облава, а братья Слютко и Громилло согласны даже выплатить определенную сумму тому, кто приведет им хоббитов живыми. Об орках все и думать забыли, никто не упоминал о них, и хоббиты остались в неведении об их дальнейшей судьбе. Душа уходила в пятки, и шерстка вставала дыбом, пока, сидя на чердаке, они слушали, как матросы заключали между собой пари о том, кто же из них первым поймает бешеных зверьков, и обсуждали способы охоты на невысокликов. По счастью, ни одному из бравых охотников не приходило в голову, что "бешеные зверьки", не помнящие себя от страха, ютятся у них над головой.
Хоббиты никак не могли взять в толк, чем вызван такой обостренный интерес к их персонам. Объяснение было простым. Слютко Хохмач не успел выяснить у Буги, каким образом тот завладел кладом. Но стоило Буги убежать, как Слютко сразу вспомнил, какую замечательную возможность разбогатеть он упускает, ведь тщедушный хоббит наверняка знает, где лежат несметные сокровища. Слютко предполагал, что хоббитам захочется вернуться в Средиземье, и распорядился ужесточить проверку на всех отъезжающих из Нуменора кораблях. С тех пор как он и Громилло поступили на службу к Саурону, их полномочия выросли, и едва ли нашелся бы человек, осмелившийся ослушаться их. Они объявили, что маленькие и невзрачные с виду хоббиты на самом деле опасные и дикие, а их слюна смертельна для человека. При таком раскладе несчастным беглецам не стоило показывать носа в порту Арменелоса, да и в любом другом. Еще некоторое время спустя плавания в Средиземье прекратились. Король стягивал все силы в Нуменор для подготовки войны. Он отозвал все нуменорские корабли из Средиземья, и движение на восток прекратилось.
Так получилось, что до отплытия Фаразоновской армии в Аман, хоббиты не предприняли ни одной попытки к бегству. Единственно на что хватало их смелости — это на вылазки за едой, тут они превзошли сами себя, развлекаясь днем и ночью разнообразием яств. Все поправились, Буги и Фрида умеренно, а Вилли стал больше похож на колобок.
— Нам все-таки придется бежать в Роменну, — невзначай обронил Буги, меланхолично взирая на кусок ветчины.
— Ты думаешь, что еще остались корабли в Нуменоре? — Вилли апатично поднял заплывшее от жира веко. — Разве король не угнал весь флот на запад?
— Я не знаю. Нужно проверить. Ты слышал разговоры об изменниках короля в Роменне? Они собирались в Среди-земье.
— А может, они уже уплыли, — лениво откликнулся Вилли. От долгого сидения на чердаке и ничегонеделанья у него атрофировались не только мысли, но и желания.
— Вы как хотите! Я тут больше сидеть не буду, — взорвался Буги. — С вами или без вас я намерен идти к океану. Сегодня же.
— А дальше? — спросила Фрида, встревоженная его внезапным порывом.
— Дальше найду лодку и весла, — не растерялся хоббит,?— и поплыву в Роменну. Если там и вправду есть изменники короля, я разузнаю их планы и попрошусь на борт.
— Лодку и весла! — ахнула потрясенная Фрида, ей никогда не приходилось плавать в море на лодке. — А мы не перевернемся?
— Не знаю, — Буги тоже не был любителем путешествий на лодках, — но если мы хотим бежать, надо бежать!
— Что ж, бежать так бежать, — вздохнул Вилли, и решение было принято.
Братья Громилло и Слютко выстроили себе внушительный особняк неподалеку от Черного храма. Их дом никогда не был пуст. Первый этаж братья отвели для развлечений и веселились там с дружками, памятуя о том, что Мелкор — снисходительный бог, который позволяет все.
В тот вечер Громилло вышел, пошатываясь, из дома, из потно-пивного смрада еженощного пиршества просто для того, чтобы продохнуть.
— Цок-цок, — услышал он звуки шагов где-то впереди и, приглядевшись, распознал, что по улице идет одинокая девушка. Громилло усмехнулся и последовал за ней. Девушка шла медленно, но ему никак не удавалось нагнать ее.
— Эй! — крикнул он, потеряв терпение. — Эй, ты там, стой!
Но она не откликнулась. Громилло рассвирепел и почти побежал за ней.
— Ты кто такая? Стой, кому говорят! Ты кто?
Тут девушка неожиданно резко повернулась и сказала:
— Твоя смерть!
Громилло остановился как вкопанный. Даже в слабом свете уличных фонарей он узнал ее. Это была та колдунья, за которой они охотились с Сауроном, которая разрушила маяк на набережной. Но сейчас жреца не было рядом. Громилло покрылся холодным потом и пожалел о том, что кинулся преследовать ее так опрометчиво. Он хотел бежать, но ноги не повиновались ему.
— Что, страшно, палач? — услышал он сладкий, пробирающий до дрожи шепот и упал перед нею на колени.
— О, пощади! — взмолился Выдрыч.
— Сам-то ты многих щадил, а?
— Сам... нет... но я могу быть полезным, — у Громиллы перехватило дыхание, его трясло. "Только не смерть! Не сейчас. Как спастись? Что она делает?"
— Мне ни к чему услуги палача, — она явно получала удовольствие от его беспомощности.
— Я... я... — задыхался Громилло, — твой друг еще жив. Я помогу тебе вызволить его из темницы Саурона. Я все сделаю! Не убивай.
Лицо принцессы окаменело, а глаза пронзили его до самого дна. Громилло считал, что только жрец способен на такое, но даже Саурон не был ему так страшен.
— Так это ты убил эльфа, ублюдок, — прочла принцесса то, что хотела знать, в его душе, и Громилло понял, что пощады ему не будет.
— Нет, — захрипел он.
— Умри же! И пусть Моргот сожрет тебя в царстве тьмы, куда ты вошел еще при жизни.
Не смея отвести взгляд от ее гневного лица, Громилло почувствовал, как последний воздух оставляет его легкие, и старался схватить себя за горло толстыми пальцами, чтобы не дать жизни уйти. Но вот все поплыло перед гаснущим взором: светильники, звезды, глаза. Глаза ненавидящие, глаза молящие, недоумевающие, укоряющие. Глаза всех его жертв, которых он мучил, истязал, убивал, вдруг привиделись ему. Понял палач, что они ждут его, что ему не избежать их суда, и что смерть — это не страшно. Страшно то, что наступит потом.
Несколько позже похолодевшее тело нашли друзья и занесли в дом. Ужас застыл на его лице, а язык вывалился от удушья.
— Наверное, парень выпил лишку, — предположил кто-то.
Слютко загрустил, голова, и так тяжелая от хмеля, показалась чугунным ядром. Накатило одиночество. "Какая все-таки нелепица эта жизнь, — подумал он, — вот был человек — и нет его, ничего после него не осталось". До утра он просидел за столом в оцепенении, путаясь в непонятных и неприятных мыслях. Ему казалось, что смерть сидит напротив, на месте покинувших дом собутыльников, бряцает костьми и принуждает его к изнурительному диалогу.
На рассвете дружки заглянули к нему, чтобы проверить, очнулся ли он от удара, и обнаружили в доме два трупа вместо одного. Растолкали спящего слугу. Слуга клялся, что он знать ничего не знает, что он устал, задремал и не видел, что делал в это время хозяин. От него отстали, хотя кое-кто подозревал, что слуга воспользовался случаем и подсыпал Слютко в питье сильного яду, чтобы избавиться от него раз и навсегда. Никто не любил братьев, и почти все их боялись.
