— Не говоря уже о том, что у тебя на двух пальцах многолетние следы от брачных колец по аэнскому и Славинскому обряду одновременно... Это бывает, когда славинки или аэнки женятся на иностранцах. А они любят это делать из этих двух стран обоюдно, усиливая связи... Следы остались, хотя ты уже месяц носишь кольца на других пальцах... И отпечаток поведения кроме как с Радомом у тебя всегда типично женский, замужний, хотя ты этого даже не понимаешь и не замечаешь... И это не новое... Но глаз замужней тэйвонту трудно обмануть... Ты была замужем! И есть, если быть точной!!!

Она еще много чего сказала, объяснив... А я потом, отъехав, горько и отчаянно плакала. Встревоженный Радом только пытался добиться от меня причины, что я плачу уже второй час, но я, отчаянно замахав головой, отвернулась, оттолкнув его, и дальше избегала его. Он попробовал вытряхнуть разъяснение у Тигэ, но там натолкнулся на стойкое молчание.

Весь день бродила я, печальная, вдали от Радома. Уходя от него всякий раз, когда он делал попытки приближения, и всплакивая при этом. При виде его мощной гордой фигуры, безнадежно потерянной для меня, у меня всякий раз сжималось сердце.

Наконец он не выдержал:

— Любимая, что случилось? — моляще спросил он. — Что сказала тебе эта старая ведьма?

Я расплакалась у него на груди.

— Ты... Ты... больше не будешь любить и уважать меня... Я не могу выходить за тебя замуж... Тигэ сказала, что я уже скорей не девочка и уже была замужем... и может даже беременна... и... может один раз рожала, — я совершенно разревелась, пытаясь оттолкнуть его.

Но, к моему удивлению Радом явно повеселел.

— Всего-то?

Я подняла заплаканную голову.

— К-как я могу выйти за тебя замуж? — трясясь от плача и заикаясь, спросила я.

— Можно по основному обряду, — лукаво ответил Радом. — А можно и самому древнему... То есть, когда муж берет жену прямо в Храме, доказывая, что он еще на что-то годен, на что способен и что он способен, и что отныне она его жена при свидетелях...

Я сквозь слезы засмеялась.

— Ты не сможешь на такое решиться...

— С тобой я готов на все, — решительно разворачивая меня к себе и прижимая к большой груди, ответил Радом. — Хотя я не сказал бы, что то, что у тебя кто-то был до меня, мне нравиться.

— А ребенок? Вдруг я действительно была беременной? — спросила я. — Я ничего, абсолютно ничего не помню...

— Ребенка я усыновлю! — решительно сказал он. — Если таковой действительно был... — тише добавил он. — Я тоже не без глаз, и, по-моему, ты просто девочка... — он помолчал. — Впрочем, это мы скоро проверим... И будем воспитывать его вместе прямо в замке Ухон. Пусть растет будущий тэйвонту!

— Мы будем там жить, да? — уже успокаиваясь, спросила я. И чуть снова не заревела. — Я хочу быть девственницей!

Радом неожиданно ухмыльнулся.

— Нет, надо жениться на тебе, пока к тебе не вернулась память. Тогда ты будешь для меня невинной овечкой, кем бы ты не была. Всегда девственницей! Хотя, я подозреваю, что ты такой и осталась, и тебя до меня никто не целовал!!! Скоро проверим... Ты сжимаешься прямо ягненок... ягненочек!!!

— Я не овца! — мигом прекратив плакать, гордо шмыгнула я. — И никогда не буду покорной овечкой.

— Да я вижу, кого черт подбросил мне в жены!

— Радом, — вдруг спросила я, осененная надеждой. — А ты свою невесту, ну... брал? Скажи честно! — потребовала я. — Может, у вас был ребенок?

— Что тебе в голову пришло? Опять ревность? Или ты перекидываешь внимание на меня? — улыбнулся он, целуя мои губы. Но теперь уже мужски решительно, сильно, требовательно.

— Скажи! — потребовала я, топая и отстраняя голову. — Только без вранья. Это может быть очень важно! Может ее забили в монастырь, потому что у вас был ребенок!

Он удивленно пожал плечами.

— Ну, нет. Я б тогда сдох, а оттуда ее вытянул... — по-моему, он даже оскорбился, что я могла о нем такое бесчестие о нем подумать. — Я не видел ее взрослой...

Я опять безутешно разревелась. Появившаяся надежда, что мифического ребенка мне сделал Радом, только не помнит об этом, растаяла как дым.

— Ты что?! Ты подумала, что ты моя невеста? — догадался он. — Ты слышала разговоры о себе? Что ты похожа? Ты посчитала себя ею?

— Да... это я... — испуганно и покаянно, по слогам призналась я ему, ожидая, как он на это отреагирует и, затаив дыхание, глядя на него и вздрагивая от неуспокоенного еще плача. — Я была ею...

Я моляще заглядывала ему в глаза. Не знаю, если б он отринул меня, я б наверно умерла. И приняла бы смерть от его руки...

— Дурочка моя, — облегченно сказал Радом, подхватывая меня на руки... — Что подумала! Надо голову оторвать тем, кто такие вещи говорит при ребенке!

— Но, Радом, я...

— Но я видел ее мертвую, как это не ужасно, в драгоценностях на опухших руках, — перебил он меня, закрывая губами мне рот, — потому все твои фантазии имеют под собой лишь то, что ты действительно на нее похожа. Их невозможно было бы одеть на труп... Из замка было невозможно бежать... Ледяная вода... Добрые тридцать километров до ближайшего материка, а с той стороны Аэна... А до нас — около сотни, местами больше. Остров окружен рифами, пройти которые может лишь знающий человек и только в спокойную погоду и только в определенные дни месяца. Для остальных это смерть даже в спокойное время, вплавь или на лодке — невозможно. Это кольцо смерти, за которое беглецу невозможно пройти. А в шторм тем более. Потом сам монастырь находится на вершине свыше двести пятидесяти метров... И туда нет пути, кроме как по веревке... В ураган это абсолютно невозможно... Потом ее охранял отряд тэйвонту, причем постоянно было несколько рядом... Там был еще отряд прикрытия... Потом умершая от ран тэйвонту подтвердила мне и другим, что они сами убили ее. Она сама разрабатывала план. Случайной смерти... Но все получилось лучше не придумаешь, потому что обрушилась часть замка, и погиб и специально посланный отряд палачей из двух школ из самых верных. Погиб не от чьей-то руки, а от руки урагана...

— А почему она умерла, если ты говоришь, что тэйвонтуэ регенерируют?

— Я думаю, что ей помогли умереть, чтоб она унесла в могилу то, что знала... Чтоб даже эта смерть осталась случайной. Думаю потому же охотились на меня...

— Но все же, Радом...

— А потом ты появилась здесь, за семьсот километров, в тот день, когда тебя совершенно определенно видел десяток тэйвонту живой в замке, а их подставой не обдуришь. Умершая тэйвонтуэ и еще несколько живых из отряда прикрытия подтвердили мне это. И не только мне. Такие глаза, как у нее, не подделает никто. Это, к сожалению, исключено, вот почему вариант подмены, к сожалению невозможен... И глаза как у тебя. Они одни на миллион... Как звезды... — прошептал он, целуя их...

Я замерла, блаженно вытянувшись...

— Но все же, Радом, говорю откровенно, — я твоя невеста...

— Кто бы сомневался! — запустил он свои руки в мои волосы...

— Радом, я не шучу, я сказала!

— Я предпочел бы слово жена! — сказал он невнятно, ибо впился в губы и был занят поцелуем, совершенно не обращая на мои попытки никакого внимания.

— Ну смотри, — я тебя предупредила, — я твоя сбежавшая невеста!

— Никуда ты уже не убежишь, — сказал он, поднимая меня на руки и аккуратно ложа на землю.

Глава 57.

Но Тигэ была тут же рядом и лупила нас до тех пор, пока мы не отпустили друг друга. Куда там до объятий, когда тебя лупят по локтям и косточкам.

— Тигэ, какая разница, когда мы официально поженимся, — возмутился Радом, — если ты говоришь, что все равно она уже женщина и замужем?

Тигэ буквально остолбенела из того, какие выводы сделал Радом из казалось бы взаимоисключающих общение фактов.

Как она его лупанула!

— Вот так мышление! — ехидно воскликнула она. — Тебе следовало бы в первую очередь подумать, что у нее есть уже муж.

— Разведется! — твердо сказал Радом, держась за отбитую кость и ойкая. — И потом, ее могли просто изнасиловать, и поэтому она потеряла память. И вовсе незачем ей об этом вспоминать! Может, вы ей дурную услугу оказываете, которая сломает ее и сделает ее саму безумной.

— Что?!? Меня изнасиловали?!? — почему-то бешено взъярилась и возмутилась я, оскорбленная таким предположением до глубины души. Этого никто не мог... Да и я совершила бы самоубийство еще до этого, выключив сердце. И врагам достался бы только труп. — Ты в своем уме?!

— Ну, ты кого-то, — тут же поправился Радом, отмахнувшись.

Я ахнула! За кого он меня принимает... Я... я не насилую мужчин на войне... Хоть иногда и очень хочется...

— Это бывает во время военных действий. И по времени как раз сходно с войной...

— Значит, она из Славины? — сказала Тигэ.

— Точно! — сказал Радом. — Вот и объяснение ее способностям... И никакой принцессы не надо. Венчай нас!

Старуха Тигэ вместо этого зачем-то потрогала его лоб. Странный обряд какой-то, я такого еще не видела, — подумала я и радостно стала рядом с Радомом.

— Ты точно повредился в уме, — сказала она. — Хотя температуры вроде и нет...

Я только устало вздохнула. Концерт по заявкам на сегодня отменяется за отсутствием официального оформления актеров.

— Радом, — все же спросила я вечером. — А как быть с тем, что я, быть может, женщина?

— Надо быстрей это проверить...

— Не станет ли это между нами непреодолимой преградой? Я люблю тебя, и меня другого не будет — я не умею двоиться, это я знаю точно... Но не будешь ли ты все время вспоминать это самое?

— Дурочка моя маленькая, если ты еще раз напомнишь, что ты уже возможно женщина, то я не выдержу, и мне не станет преградой даже твоя одежда. И старуха Тигэ тоже, вздумай она залезть между нами...

Я затряслась от еле сдерживаемого смеха.

Он подумал и ласково сказал:

— Я человек, а не какое-то животное... И я люблю тебя. И честно говоря, хотя мне и хотелось бы быть для тебя первым, но я просто люблю тебя и не думаю об этом... Мне кажутся такие мысли неблагородными и подленькими. И ты меня оскорбляешь такими мыслями. Если любимая сердцем чиста, какое это имеет дело?

Я всей душой потянулась к нему.

— Я люблю тебя, Радомушка. Такого как ты есть. Просто люблю... — сказала я у него на груди... — И у нас будет много детей, а я буду тебе верна всегда...

Я уснула у него на руках, но на этот раз он держал меня нежно и осторожно, словно боясь оскорбить меня слишком вольным движением, будто я была невинная девушка...

Надо сказать, что на следующий день я вела себя скромнее. Даже не раздевалась бесстыдно.

— Совсем ненормальное положение, — вздохнув, сказала я. — Вроде и замужем, и вроде нет. Вот и получается такое извращение, ни раздеться перед мужем, ни одеться.

— Можешь раздеться, — шепнул мне муж, щекоча. Я заливисто засмеялась, закидывая голову, забыв обо всем. Вскоре все было забыто. Но, хотя и загорала временами, но вела себя уже не так бесстыдно, рассудив — семь бед один ответ.

— Расскажи хоть, как ты убежала второй раз? — спросил он меня. — Чтоб я был хоть подготовлен...

Я честно рассказала до того момента, как села в лодку, и сколько прошло времени после того, как я встала. Он смеялся, как зарезанный. Тигэ ему помогала.

— Ну дочка, так дочка, — сказала она, вытирая непрошенные слезы.

— Может, мы не будем заезжать туда? — с надеждой спросила я. — Может, мы сразу поедем искать мои следы?

— Так-так, — сказал Радом, уловив в моем голосе явное нежелание. — Я думаю, этим дело не ограничилось. А ну выкладывай, что там произошло.

Я обиженно отвернулась.

— Дальше я не помню, — сказала я тихо-тихо, чтоб никто не слышал эту наглую ложь. — И вообще, лучше к ним не заезжать, — тут же добавила я честно для равновесия.

— Врать не хорошо, — вздохнув, сказала Тигэ. — Но, я думаю, они живы...

— Эх! — Радом только вздохнул.

Я прильнула к нему.

— Не подлизывайся! — сказал он. Но обмяк и скоро обо всем забыл...

— Радом, я если я все же твоя невеста, ты что — убьешь меня? — играя его волосами, спросила я.

— Губа не дура! — сказал он. — Во-первых, мне тогда надо на тебе быстрей жениться. Тэйвонту не пойдет против своей Семьи. А жена становится тэйвонту, хоть и по мужу... А во-вторых, ну у тебя и запросы! — засмеялся он. — Ишь, как размахнулась!

— А кто она? — невинно спросила я.

— Это тайна, — прошептал он мне на ухо, касаясь губами мешавшего локона. — Но если б ты была она, то меня не подпустили бы теперь к тебе на пушечный выстрел. И, скорей всего, еще в столице за тобой вырядили бы целую армию...

— А может, они боятся за армию? — невинно спросила я. — И надеются, что все решится само собой: я стану твоей женой, забуду про все, и буду нянчить маленьких Радомчиков, которых кто-то мне наделает...

— Этот кто-то в сем клянется! — сказал Радом. — Худенькой тебя не оставим...

Я вздохнула.

Что не сегодня.

— Но ты точно не она, — лукаво шепнул Радом. — Та была, говорят, вызывающе серьезного поведения, и строга и неприступна была, как богиня...

— Как к кому, — печально сказала я.

Мы оба, обнявшись, засмеялись.

По моей просьбе несколько часов в день и вечером Радом тренировал меня на мечах. Хотя времени уделялось сравнительно немного (по меркам тэйвонту и по моим собственным, ибо я привыкла тренироваться по четырнадцать часов в день), но в эти часы я выкладывалась так, что меня приходилось нести на руках до родника, реки и постели. Радом откровенно любовался мной. Чувствовалось, что тренировать меня ему доставляло ни с чем несравнимое удовольствие.

Тигэ тоже помогала нам, устраивая мне спарринги против двоих одновременно, чтоб я с самого начала привыкала к живому бою. Но на мечах с Радомом я боялась.

— Боюсь, — качала я головой, когда Радом приказывал нападать во всю силу. — Убью еще тебя нечаянно, а потом хоть волосы по тебе рви.

Радомушка мой только смеялся. Все-таки он был настоящий Мастер. Это было искусство, которое захватывало дух. Он мог обезоружить меня одним движением, даже не вынимая меча. Голыми руками...

Я злилась и тренировалась еще упорней. Требуя у Радома и Тигэ, чтоб они дрались при мне, когда я была обессилена.

А я впитывала их бои самим своим естеством, основой сознания, так что они скоро из меня поперли наружу...

— Ты быстро учишься, — довольно сказал однажды Радом. — У меня никогда не было такой упорной и талантливой ученицы. Я передам тебе все, что умею...

Я напала на него. Он легко отбился, перекрутил мой меч через спину, отобрал и захватил меня в объятия так, что я не могла шевельнуться, только стонала.

— И сделаю это с удовольствием!

— Смотри Радом, — пригрозила ему я, — если ты будешь обнимать меня каждый раз, отбирая меч, я стану совсем плохим воином. Ибо бессознательно буду бросать его, чтоб оказаться в твоих руках!

Он только засмеялся.

— Ты можешь сделать то же со мной! — лукаво сказал он. — Обнимать меня при моем поражении... Это стимулирует победу.