Официальная версия, донесенная публике, гласила, что проблемы с "островами" были вызваны небольшой и уже исправленной ошибкой в программе. Что было чистой правдой. Однако по этому сообщению заключалась она якобы в том, что в какой-то момент зоны рекреации самопроизвольно регрессировали до состояния одной из стадий неполной инсталляции. Джозеф предполагал, что без его бывших подчиненных сочинение этого объяснения не обошлось: он не знал больше никого, кто за пару часов мог придумать правдоподобную теорию о какой-то там неполной инсталляции и даже выделить у нее стадии. Академия взяла на себя обязательство бесплатно реинсталлировать "острова" всем пострадавшим и горячо уверяла, что приняла все меры к тому, чтоб ситуация впредь не повторилась. Клялась, что всё это время Обладатели были в полной безопасности, и что выявившиеся со временем дефекты "островов" ни в коей мере не влияли на разумы их носителей и были совершенно безвредны. Даже публиковала сложные расчеты и доказательства данных утверждений, выглядевшие и звучавшие весьма убедительно. Однако скандала избежать не удалось: гневные статьи в прессе и всяческие ток-шоу на телевидении не прекращались очень долго. Негодовали политики и общественные деятели, шумели представители шоу-бизнеса, занудно бубнили эксперты в различных областях.
Академии нужно было как-то отвечать на выпады в свой адрес: признания вины и готовности бесплатно реинсталлировать "острова" общественности было мало. Требовался человек, которого можно было бы обвинить во всем случившемся. Поскольку Александр Борисович приложил все усилия, чтоб никто за пределами возглавляемых им научного центра и подразделения не узнал о той роли, которую в произошедшем сыграли Джозеф с Дейдарой, крайним автоматически стал он сам. Его обвинили в халатности, некомпетентности и прочих грехах. Показательно уволили. Впрочем, быстро и без лишнего шума восстановили на прежней должности: руководство Академии прекрасно понимало, что лучше него никто с этой работой не справится. К тому же, "военные трофеи" в лице нескольких недостроенных нейтральных пространств, полностью покрывшие собой расходы на реинсталляции, буквально кричали в его пользу. Зачем шеф выгораживал их с Дейдарой, Джозеф так толком и не понял, но был бесконечно ему признателен. Лично он отделался лишь увольнением из "островного" подразделения. По сравнению с теми возможными последствиями, что поисковику рисовало воображение, — настолько незначительный пустяк, что он еще долго не верил, что этим всё ограничится, и ждал подвоха. Дейдару обязали возместить стоимость разбитой ей техники и временно отстранили от всех важных и интересных ей проектов — Александр Борисович счел ее слишком ценным кадром, чтоб просто взять и выгнать. Нику же вообще всё полностью сошло с рук, что его даже слегка обидело.
Сквозь буран стали проглядываться очертания гор. Джозефа, уже подумывавшего о том, чтоб повернуть назад, их появление приободрило.
Оперативник остановил снегоход у подножья и, стирая с защитных очков налипший снег, оглядел нагромождение камней, выделявшееся на склоне. Да, кажется, местные жители говорили именно об этом месте.
— Давно не виделись.
В обледенелой пещере, сбившись в кучу, чтоб меньше мерзнуть, сидела толпа в пуховиках, горнолыжных штанах и теплых ботинках. При виде человека с фонарем она оживилась и заволновалась.
— Вы?! — узнал Джозефа владелец банка, щурясь от бившего ему по газам луча света.
— Я, — согласился поисковик, вынимая из кармана телефон и набирая какой-то номер. — Алло, Джамиля, — произнес он спустя несколько секунд. — Ну, я их нашел. Шли спасателей с медиками.
Убрал трубку обратно. Посмотрел на сборище. Вздохнул.
— Объясните мне, как вы на этот раз умудрились потеряться? — попросил он, проходя глубже в пещеру.
Свет фонаря выхватил из полумрака уродское каменное идолище какого-то местного божка, стоявшее на постаменте у дальней стены. Туристы от этого вопроса явно смутились и принялись бубнить что-то оправдательное нестройным хором.
Спасатели с медиками подъехали лишь после того, как утих буран. Потерявшихся напоили горячительным и увели грузиться в машины. Джозеф, убедившись, что никто его не видел, подошел к статуе и, чуть поколебавшись, положил на пьедестал шоколадку: раз Анжела была в изваянии заинтересована, значит, стоило проявить к нему хоть капельку почтения. Пошарил взглядом по полу в надежде найти самостоятельно отвалившийся от идола кусок. Не нашел. С тяжким вздохом отбил фонариком часть орнамента постамента. Теперь, теоретически, он ведьме больше ничего не должен...
В кармане, извещая о полученном сообщении, звякнул телефон.
— А фактически я от вас пока ничего не получила, — прочитал Джозеф, подбирая каменный осколок.
Ну да. Зато через пару дней, когда он вернется домой и доберется до ее логова, долг будет списан.
— Главное, проклятье какое-нибудь не подцепить за порчу изваяния, — мрачно подумал оперативник, с подозрением глядя в застывшее выражением тупого недоумения лицо статуи.
— Эй, ты идешь? — в пещеру вернулся один из спасателей. — Мы отъезжаем.
— Ага, — Джозеф сунул кусок камня в карман и заторопился прочь.
Джамиля была неприветлива, недовольна и раздражительна. Она сидела перед ноутбуком, закутавшись в теплое одеяло, и пила уже третью чашку горячего кофе. Чугунная печь, раскаленная чуть ли не докрасна, помещение прогревала плохо. Изба, выделенная работникам ведомства старостой деревни, много лет не знала ремонта и чуть ли не разваливалась под порывами ветра.
— Вернулся, — констатировала Джамиля, удостаивая вошедшего оперативника лишь беглого взгляда. — Закрой дверь. Если из-за тебя дом остынет еще больше — убью!
Джозеф послушался. Сел за стол и тоже потянулся за термосом. Вспомнил, что еще не доложился начальству, плеснул себе кофе в кружку и нехотя вынул телефон.
— Алло, шеф. Ну, я их нашел. Все живы. Медики ими уже занялись.
— А я знаю. Мне сообщил глава аналитического отдела, — с показным равнодушием отозвался собеседник.
Джозеф промолчал. Ощущение дежавю и так не покидало его с тех пор, как ему поручили поиск группы туристов, отправившихся подзаряжаться какой-то там энергией и пропавших. И усилилось, когда он увидел фотографии. Хорошо хоть климатическую зону в этот раз они выбрали другую. Хотя... слушая завывания ветра за окном и глядя на озлобленную замерзшую Джамилю, Джозеф готов был пересмотреть последнее утверждение.
Закончив разговор с начальством, он таки добрался до своего кофе: шеф бы не простил, если б подчиненный чавкал и хлюпал в трубку во время беседы с ним.
Из динамиков ноутбука звучали овации, торжественная музыка и чья-то невнятная, но очень бодрая речь — Джамиля смотрела трансляцию какого-то мероприятия.
— Что показывают?
— Кого-то награждают, — нехотя буркнула аналитик. — Церемония.
Джозеф налил себе еще кофе. Всё-таки, стоило взять с собой в дорогу какую-нибудь книжку: в свободное от работы время было решительно нечем заняться. Прежде досуг ему обеспечивал "остров", и привыкнуть к его отсутствию было непросто. Еще одним последствием "дела об "архипелаге"" являлся запрет Александра Борисовича на установку Джозефу новой зоны рекреации. Тот в любом случае к этому не стремился: замена магазинчика и его обитателей на их рафинированные копии казалась ему кощунством и совершенно не прельщала. Ноутбук постоянно был занят Джамилей, а отбирать у нее единственную на время данного задания отраду было чревато угрозой здоровью и жизни. Оставалось развлекать себя рисованием, благо бумагу и карандаш коллега, хоть и нехотя, но выдавала.
Вдруг лицо аналитика удивленно вытянулось. Несколько секунд Джамиля пялилась в монитор и недоверчиво моргала.
— Подойди-ка сюда, — позвала она.
— Что там? — Джозефу вставать со стула ну совершенно не хотелось.
— Ты можешь шевелиться быстрее?! — рыкнула Джамиля. — Сюда иди, говорю!
Оперативник со вздохом послушался. Еще не успев обойти стол и подойти к экрану, услышал:
— Ита-а-ак! В номинации "Лучшую мужская роль" побеждает... Роберт Фергюссон! "Назови меня своей"! — рев толпы, визги, овации, фанфары.
Джозеф ускорил шаг. Встал рядом с коллегой и увидел, наконец, изображение.
— Нехило так, да? — задумчиво протянула Джамиля. — Только я подумала, что его для полноты картины не хватало... Как по заказу.
Джозеф не ответил. Он смотрел на сцену. Рядом с радостно улыбавшимся и махавшим рукой Робертом прыгала... смеялась... висла у актера на локте... бросалась ему на шею... лезла целоваться... в розовом платье... Лара?! Джозеф зажмурился, тряхнул головой и поглядел снова. Не показалось. Действительно Лара! Как она умудрилась?!
С сестрой оперативник не поддерживал отношений уже почти пять месяцев. Она обиделась за билеты, собралась и уехала в тот же день. Извинения слушать не хотела, кричала, плакала и демонстративно хлопала дверьми, пока искала все свои вещи. Всё же не стоило ей признаваться, что в кино пришлось идти по работе, а не в целях устройства личной жизни: последний вариант Лара бы даже приветствовала. Джозеф пару раз ей звонил, чтоб показать, что "ему не всё равно", прекрасно зная, что трубку она не возьмет из вредности, и со спокойной душой стал ждать, когда родственница успокоится и сама к нему нагрянет с чемоданами и очередным ухажером.
Полагавшуюся по случаю благодарственную речь Роберта Джозеф пропустил мимо ушей. Дивясь ушлости собственной сестры, он думал, что стоило хотя бы у родственников поинтересоваться, как у нее дела, чтоб не узнавать об этом по телевизору. Отвлекся от мыслей, лишь когда ведущие перешли к объявлению следующей номинации.
Вернулся на свое место и допил кофе.
В помещение с улицы протиснулась массивная фигура одного из спасателей.
— Ну, и чего вы сидите? — под гневным взглядом Джамили он поспешно захлопнул за собой дверь. — Через час уезжаем. Вы уже собраны?
— Ура. Наконец-то валим из этого холодильника, — пробубнила аналитик из глубин своего одеяльного кокона.
— Поторопитесь, а то если погода испортится, неизвестно, когда мы отсюда улетим. Обещали буран.
Джамиля принялась спешно выключать компьютер, параллельно заталкивая в сумку термос и сигареты. Джозеф лениво огляделся, проверяя, не валялось ли где его вещей. Поскольку он с самого начала решил не распаковываться, то теоретически все они и так должны были находиться в рюкзаке. А, нет. Всё-таки кое-что осталось.
Оперативник встал, пересек комнату и сгреб с кровати стопку корявых рисунков. Задумчиво пролистнул. Пожалуй, забирать их с собой смысла не было. Чуть посомневавшись, он подошел к печке, осторожно, стараясь не обжечься о раскаленный металл, открыл дверцу. Скрутил бумагу и сунул ее внутрь. Пошел помогать Джамиле со сборами.
Листы чернели и скручивались, загорались и истаивали. Человечки и пейзажи, портрет курившей аналитика, за который та обозвала "художника" безруким, вспыхивали и с тихим треском превращались в золу. Непонятное дерево с расщепленной макушкой и единственным яблоком, луна над ним и какая-то закаляка, в которой при должном уровне абстрактного мышления можно было узнать зайца, холм и совершенно не получившийся у Джозефа могильный камень. Край рисунка лизнул язычок пламени. Надкусил за угол. И съел.
КОНЕЦ
