Саске с осторожностью взял бокал за тонкую ножку, глядя на покачнувшуюся густую красную жидкость.
— С Новым годом! — почти торжественно сказал Орочимару, предлагая ученику чокнуться бокалами под звук бьющих колоколов где-то вдалеке, наверно, из телевизора, включенного доктором Кабуто. Учиха, не меняя безразличного выражения на лице, молча согласился; послышался мелодичный звон стекла, и они, не торопясь, стали осушать бокалы. Вино было солёным, тягучим, и пилось трудно, не за один глоток. Саске ощутил смесь фруктов и алкоголя в послевкусии. Несмотря на то, что он ел несколько часов назад, голова потяжелела от спиртного, будто парень выпил залпом и натощак. Но, тем не менее, он расслабился и почувствовал себя намного легче. Генин поставил бокал и немного спустился, погрузившись в воду по нос.
— Мне не надоело пить за тебя эти вина с того дня, как Итачи вырезал клан Учих. — Саске с озлобленностью поднял взгляд на Орочимару, который, не уменьшая какой-то жадности, самовлюблённости, прямо сочащихся в голосе, продолжал. — Итачи оставил тебя в живых, потому что видел в тебе потенциал. Он убил всех, и даже я не знаю истинной подоплёки резни, но жив только ты. Саске, ты когда-нибудь задавался вопросом, почему?
— Разумеется. — Учиха приподнялся, чтобы ответить. — К чему Вы клоните?
— Потому что Итачи надеется, что ты набело перепишешь историю клана и его репутацию, станешь новым прародителем и лидером. И я согласен с этим. В тебе пропадает недюжинный талант, который нам вместе предстоит раскрыть.
— Я не понимаю, почему Вы примазываетесь ко мне, хотя я ещё ничего собой не представляю? Вы мне не интересны, Орочимару. Убежища — это всего лишь временные остановки. После убийства Итачи никакого переписывания истории не будет, — сдержанно сказал черноволосый генин.
— Будешь представлять, — уверенно возразил саннин.
— Какая Вам от этого выгода, кроме глаз моего брата?
— Я войду в историю, как философ, гений медицины и науки. Но самое главное, я буду известен как саннин, бывший учителем последнего из Учих, который стал больше, чем просто Великим. Только вдвоём мы оставим след в этом мире. В наступившем новом году мы сделаем первый шаг на пути к свершениям, — разговорился Орочимару.
— Похоже на несбыточные обещания...
Саске всплеснул руками, чтобы отплыть назад.
— Я располагаю всеми средствами, чтобы сделать из такого гения, как ты, одним из Высших шиноби. Знаешь, кто это?
— Титаны. Я хорошо знаю историю, если Вы вдруг забыли, — едко напомнил Саске о своей безупречной успеваемости в Академии.
— А кто был титаном?
— Вы ждёте от меня пересказа урока на эту тему? — уточнил генин, желая убедиться, что сенсей просто шутит.
Саннин, допивший вино, поставил бокал рядом с бутылкой.
— Почему бы и нет... Перескажи. — Губы Орочимару растянулись в улыбке. Саске едва удержался от того, чтобы не закатить глаза.
— Ну, я слушаю.
Учиха ненадолго призадумался: в столь неудобный момент, да ещё после вина, вспоминать не жизненно важную информацию, пусть даже он отличник, было напряжно. Привычка хорошо рассказывать урок уже въелась, и он думал, как бы не оплошать.
— Э-э, из титанов в первую очередь надо назвать Хашираму Сенджу и его брата Тобираму. Первый Хокаге правил с двести двадцать четвёртого года от эпохи Менмы до двести двадцать девятого, не считая времени, которое он правил до основания Конохи. А потом на престол восходит Сенджу Тобирама и правит ещё десять лет. Хаширама основал Коноху в сотрудничестве с лидером нашего клана, подавил мировую войну в зачатке, защитив страну Гор от интервентов, и впоследствии, уже после смерти Хаширамы, она смогла стать независимой и отделиться от всеобщей системы правления Дайме-Хокаге-военная сила. Тобирама создал первую Академию ниндзя, совершил несколько военных походов, а затем погиб во время Первой Мировой войны шиноби, отдав свои полномочия своему ученику Хирузену Сарутоби, который стал Третьим из Хокаге... Мне рассказать о реформах Сенджу или про их военные подвиги?
— Не надо, — скривился Орочимару. — Я уже понял, что вас учили по той же программе, что и нас. Подумать только, до сих пор ничего не изменилось. Как преподавали ограниченно, так и продолжают, причём всех затмевала фамилия Сенджу...
— Нет, я помню, что упоминались и другие, — возразил Саске.
— Именно, что упоминались. Но не было ничего об их жизни, техниках, только краткие общие данные о достижениях и государственных решениях. А я смог найти скрытые за семью печатями ответы, и даже больше, чем те, кто стал историком вместо службы Каге, — заметил саннин. — Единицам известно, что Хаширама и Тобирама Сенджу знали такие киндзюцу, которые дают неоспоримое преимущество в бою: моментальная тьма и воскрешение мёртвых. На то эти техники запретные, но из-за этого пропадают знания о тактике, проявленной в боях с использованием киндзюцу Сенджу, и даже о таком удивительном свойсте клеток Хаширамы регенерировать без печатей. Информация на вес золота, но всё забыто, чтобы избежать злого умысла. А ведь можно было использовать на благо. Хашираме дали неформальный титул титана за Мокутон, хотя древесный Кеккей-Генкай отнюдь не верх его силы. Всегда есть что-то превосходящее остальное. Надо стремиться к этому.
Второй Цучикаге Муу — человек-невидимка, мог скрывать от чужих глаз не только тело, но и чакру от сенсоров, а уж про владение Джинтоном я молчу. Любопытно, что это — Кеккей-Тота, смешение элементов, как Кеккей-Генкай, но доступное вне кровного родства с обладателем генома. Соединение Пыли дано далеко не всем, если не сказать, что за всё время им пользовались два человека. Ооноки, нынешний Цучикаге, выучился техникам Пыли как раз от Муу. Представь себе, какие баснословные возможности были у Муу: стать невидимым, а потом разложить на атомы любой выбранный объект с помощью дзюцу Пыли!
— Деструктивно, — заметил Саске.
— Конечно. А в случае неизбежной смерти он может разделиться надвое, пожертвовав лишь силами на повторное использование Джинтона.
— Это не помогло ему. Я знаю, что Муу погиб на дуэли вместе с Мидзукаге.
— Видишь ли, — Орочимару сделал паузу, чтобы найти подходящее оправдание для Муу. — Когда встречаются два титана, невероятно мощных по своим силам, но равные друг другу, у них нет иного выхода, кроме как погибнуть вдвоём. С ним сражался основатель клана Хозуки, по совместительству второй Каге деревни, Скрытой в Тумане. Мастер гендзюцу, но наиболее полезным является его умение превращать тело в жидкость, не теряя при этом функциональность организма. Скорость и пассивная защита в одном флаконе. А ещё у него специфическое чувство юмора.
Вероятно, ты знаешь про Третьего Райкаге. Ключевой момент его биографии — это смерть, когда он бился против десяти тысяч воинов на перевале между горами на границе страны Молний. Он перебил почти всех за три дня и три ночи, и погиб, дав своим товарищам время на отступление. Райкаге владел стихией Молнии, настолько сильной, что её цвет электричества был чёрным, а не бело-синим, как у тебя. Возможно, это основа нового Кеккей-Генкая, зарождение которого мне удалось определить у Даруи, его ученика.
Ханзо Саламандра, захвативший власть в Амегакуре, не давал отрядам АНБУ Конохи осадить город, не то что проникнуть внутрь, поэтому страна Огня не могла самостоятельно уничтожить город вместе с народом. Тиранию Ханзо можно было подавить только изнутри. Лишь немногим удалось побывать в селении и помочь народному альянсу, когда начиналась гражданская война. Вне стен Амегакуре было сложно действовать из-за ополчения ниндзя, подчинявшихся завоевателю. Они весьма искусно пользовались ядами, критически подорвав здоровье армий Конохи. А изнутри, в самом селении, подступиться к Ханзо считалось немыслимым — в его тело была пересажена железа с ядом чёрной саламандры. Он носил здоровую респираторную маску, чтобы не отравиться самому. Ханзо сам стал как ядовитый ящер из Ноева озера. Никто не думал, что найдётся человек, способный прикончить опаснейшее существо и вживить себе смертоносный орган. Впрочем, насколько великим шиноби он был, настолько же он оказался самовлюблённым и тщеславным, когда придумал себе красивую легенду об избранности, что железу ему пересадили ещё в младенчестве, по предназначению быть завоевателем.
Его отличала не только заимствованная сила, но ещё и острый ум. Ханзо мог защитить себя или повергнуть врага огромным выбором хитроумно созданных им самим ловушек. Включая обманную легенду об убийстве саламандры. Она жива, и он мог призывать её.
Несмотря на жажду власти, Ханзо имел понятия о вере шиноби и чести. Во многом это берёт начало из прошлого, когда Ханзо несколько раз сражался с Мифуне, старшим дайме самураев. Четвёртый Казекаге... Исторически он не считался титаном, но я нахожу это несправедливым. Для меня он титан, несмотря на бесславную смерть.
— Разве он не присутствовал на последнем этапе экзамена? — удивился парень, припомнив рассказ Сакуры о вторжении шиноби Звука в Коноху, подготовленном Орочимару. Чтобы проникнуть в деревню, он скопировал внешность Четвёртого Казекаге, а это означало, что бесславная смерть пришла от руки саннина. Но Саске не стал докапываться, в конце концов, именно гибель Третьего Хокаге доказала ему, что нукенин может стать сильнее вне родного селения.
— Присутствовал, — солгал Орочимару. — Не в этом суть. У него был Кеккей-Генкай Магнетизма, так и не передавшийся по наследству. Есть всего несколько обладателей разновидностей этой способности. Сакумо Хатаке, он же Белый Клык... — услышав имя отца Какаши, Саске почему-то вздрогнул; в учебниках по истории, которые он читал, не упоминался титан с таким именем. — ...к сожалению, его судьба весьма печальна, в связи с проваленной миссией. Он хотел спасти товарищей, и смог, но само задание не выполнил, так что неудивительно, что о нём практически нет информации. Не было похоже, что Орочимару искренне сожалел. Саске показалось, что фамилия Хатаке, произнесённая с неким интонационным ударением, чем-то привлекает саннина.
— Сакумо — родственник моего бывшего сенсея Какаши?
— Да, это он отец Какаши, — ответил Орочимару. — Изобрёл Чидори. Он знал много всякого и умел применять, я бы сказал, он по силе и уму ничуть не хуже меня или других из Легендарных саннинов.
Если тебя интересует хоть какая-то их способность, я могу помочь тебе овладеть ею.
— Зачем мне копировать чужое?
— Это естественно — брать не своё начинание и совершенствовать. Разве шаринган не может копировать? Может. И я уверен, что ты обучился Чидори у Какаши с помощью шарингана, а у меня ты развиваешь навыки пользования им...
— Я не занимаюсь бездумным накопительством техник. Мне просто нужно было...
— Превосходство, верно? — подсказал Орочимару. — Одного Чидори мало, я готов предоставить тебе большее. Бери пример с предков. Ты просто обязан знать, на кого надо равняться. Я говорю о Мадаре Учихе. Самый настоящий титан. Его Кеккей-Ген...
— Для клана он умер. После поражения Хашираме, Мадара был изгнан. От него отвернулись, — быстро сказал Саске, точно заученную речь. — Вы ставите мне в пример человека, растерявшего всё, при этом прозванного как титан? Дерьмо, а не пример.
— Но ведь он добился того, о чём рядовой шиноби мог только мечтать!
— С чего Вы взяли, что мне это надо? — Саске начал терять терпение.
— Неужели ты не хочешь восстановить светлую фамилию Учих? Что для тебя дороже — клан или брат? — продолжил наступать Орочимару с плохо скрываемым лукавством.
— Какой глупый вопрос, конечно клан...
— Его не стало по вине Итачи. Но и сам клан запятнал себя перед гибелью, не так ли?
— О чём Вы говорите, сенсей?
— Учихи планировали устроить переворот в стране, и на Итачи, готового стать предателем, возложили задачу перебить всех, — сказал Орочимару, смакуя каждое слово.
— Но Учихи патриоты! Они бы так не поступили! — вскипел Саске. — Мадару изгнали как раз из-за антимонархических взглядов!
Орочимару намеренно злил Саске:
— Клан преступил черту, неспособный пробить застой умом, а не силой.
— Не смей так говорить про клан! — разъярился Учиха, забыв о нормах общения, привитых в семье.
— Они проиграли. Этот позор можно смыть только чьей-то кровью...
— Твоей!
"Кучиёсе но дзюцу!"
Саске прикоснулся к едва заметной печати призыва на бедре, вытаскивая из неё меч Кусанаги. Генин так легко и быстро взмахнул им, будто сама вода помогала ему двигаться: сверкнувшее лезвие наискось рассекло воздух и с поднявшейся волной брызг обезглавило саннина. Крови было не так много, как ожидал Саске, но два тугих потока прерывисто хлынули из сонных артерий. Голова отлетела на украшенный плитками борт, прокатившись по ним чуть поодаль. Тело ушло под воду, окрашенную сплошным розовато-фиолетовым цветом, из-за чего Саске не видел ни дна, ни ног, ни останков учителя. Послышалось шипение, и генин не на шутку испугался. Отрубленная голова саннина качнулась на полу и раззявила рот. Вернее, что-то вылезало из него наружу, хотя горло и шея были разделены одним движением Кусанаги. Изо рта выползало крохотное существо, похожее на человеческого младенца, появляющееся из утробы роженицы, но мертвенно бледное, как сам Орочимару.
Внутри Учихи всё сжалось от неведомого страха. То, что он видел, не поддавалось никакому воображению.
Склизкий уродец с недоразвитыми членами увеличивался в размерах по мере того, как покидал горло саннина. Он рос не по дням, не по часам, а минутам и даже секундам, превращаясь из годовалого лысенького и некрасивого ребёнка в шестилетнего длинноволосого мальчика с женскими чертами лица. Конечности оформились, но возрождение на этом не закончилось. У Саске на глазах заново вырастал его учитель, и не менялось в нём лишь одно — кривая усмешка самолюбия. Обнажённый саннин, достигший возраста, в котором умер минутой назад, пошёл к бассейну твёрдым шагом.
В животе генина скрутило, как будто невидимая рука сгребла кишечник в кулак и сдавила. Саске отплыл ещё дальше, будоража воду. Он остановился у противоположного борта, готовясь забраться на него.
— Не приближайся ко мне... — он не находил слов, чтобы описать всё своё отвращение, испытанное в этот момент. Орочимару, не говоря ни слова, нырнул, чтобы смыть слизь. Учиха ловко подтянулся и вылез из воды, хоть его руки дрожали.
"Слабое место... Как я не догадался? Это восстановление — уязвимая точка, когда он растёт, его можно убить, а потом ещё раз и ещё, пока он не сдохнет", — мстительно подумал Саске.
Наконец, совладавший с собой, он прикрылся рукоятью Кусанаги, лезвие которого упёрлось в пол.
Вынырнувший Орочимару был в гневе, и Саске впервые видел его таким обозлившимся, да ещё глаза покраснели, а зрачки сузились до щёлочек, подобных змеиным.
— Никогда больше не пытайся убить меня. Мало того, что это невозможно, так я ещё имею пару козырей в рукаве, чтобы уничтожить любого, кто покусится на мою жизнь. Не хотелось бы ненароком прикончить тебя.
