Вернувшись в жилище и передав бурдюк маме, я сел у огня, подставляя теплу замерзшее лицо и озябшие, плохо ворочающиеся пальцы. Вскоре запахло едой. Я стал ловить носом горячий ароматный пар, облаком повисший между застланной лапником землей и сводом.
Со поднялась из-за корзин, потянулась и выскользнула из шалаша; зацарапалась у выхода из пещеры. Я сходил и отодвинул заслонку, выпустив её. Сам сел у входа, решив подождать собаку, зная, что, сделав свои дела, она захочет вернуться. Снова задумался о том, что накануне говорила Ойты. Бессонная ночь, которую я провел, ворочаясь на ложе, не дала ответа. Просветления не пришло. Как же мне обратиться к своему Покровителю? Уйти постись? Может быть. Но это пугало меня: поститься — значит уйти подальше от жилья и провести ночь, а может быть даже ни одну и не две, в лесу, на холодном осеннем ветру, под дождем или снегом. Еды с собой брать нельзя. Желательно, и огня не разводить. А смогу ли я выжить? Не замерзну ли насмерть? Ночью, как я знал, вокруг постящегося собираются духи: в темноте они подходят совсем близко, касаются человека. И если ты слаб — обязательно утащат твою душу. Даже сильный человек может погибнуть, если к нему не явится Помощник. А я? Сильный я или слабый? Смогу ли противостоять полчищам страшных духов? Дождусь ли Помощника или буду замучен злобными бесами и не увижу появления солнца? Я оглядел рванье, в которое был одет и грустно опустил глаза: нет, не пережить мне и одной ночи вне пещеры — холод в кулак сожмет сердце и заберет жизнь, если этого к тому времени не успеют сделать духи. Нет, с постом подождем. Для начала лучше попробовать просто позвать Покровителя, помолиться, как сказала Ойты. Кто знает, может быть он и придет. А если нет — что ж, тогда и посмотрим: если нужно ничего другого не остается — буду поститься. "Хоть бы мама меня не пустила", — мелькнула спасительная мысль.
Я встал, отворил загородку и выглянул наружу. Со рядом не было. Я окликнул её пару раз, захлопнул вход и пошел к очагу.
— Ты что-то грустный, — посмотрела на меня мама. — И вчера такой же был. Что с тобой: от чего грустишь? Раз ты не болен, то тебя мучает что-то другое.
— Со мной все хорошо, — буркнул я и прилег.
Мама испытывающе смотрела на Ойты. Та молчала, склонив голову на колени. Мама вздохнула и принялась помешивать варево.
После еды мы долго обсуждали вопрос о том, стоит ли сегодня осматривать петли. Ойты мотала головой и уверяла, что это бесполезно: вчера обходили и всюду еще держится наш запах, нужно подождать. Мама, напротив, говорила, что надо проверить расставленные ловушки: нам очень нужно мясо, да и, кроме того, горностаи, колонки и прочее зверье совсем обнаглели — таскают и портят нашу добычу. Я молчал. По привычке: знал, что они сами все решат, без моего вмешательства. Мама говорила горячо, сопровождая свои слова жестами, но Ойты на все находила отговорки.
— Чего ходить— то зря? Ноги только мочить. Подожди до завтра, — убеждала она маму.
Мама, в конце концов, сдалась и уступила. Нахмурилась и стала собирать у нас кости для Со.
— Я могу сходить и посмотреть, не попалось ли чего, — сказал я. Женщины уставились на меня. Мама открыла рот, но Ойты опередила её.
— Ха! Это правильно. Сходи один. Зачем мать будет таскаться? Сходи. Ноги разомнешь. Ты ведь будущий охотник, а охотник должен быть сильным. Негоже ему сидеть все время с женщинами у очага, да слушать их трескотню. — Она хитро прищурилась и подмигнула мне. — Сходи. Это будет вернее всего.
Я подхватил одно из наших копий, подтянул завязки на чи и поспешил поскорее покинуть пещеру, от чего-то, вдруг, почувствовав себя неуютно. Наверное, из-за Ойты. Ведь не просто так она согласилась со мной, хотя только что говорила совсем иное. Я вылез под холодное серое небо и свернул вверх по ручью, решив сначала проверить западни, расставленные там, а потом спуститься к озеру, где мы с недавнего времени тоже расставляли свои силки. Я медленно поднимался к вершине распадка, рассматривая громоздящиеся справа скалы и все больше думал о том, как бы мне найти путь к общению со своим Покровителем. Нет, не зря Ойты так по душе пришлось мое желание идти самому: она хотела, чтобы я ушел — ушел и попробовал обратиться к духу Старшего Брата — духу Первого Мамонта. Старуха хитра и никогда ничего не делает и не говорит просто так. Она подтолкнула меня вперед, видя, что сам я слишком много думаю, а делаю мало. Ну и отлично! Все получается само собой.
Беда была лишь в том, что я все еще не знал, что же мне надлежит предпринять. Понурый я взбирался по тропе, опустив голову, снедаемый смутными опасениями и сомнениями.
В одной из петель на склоне холма я обнаружил пойманного зайца. Радостный, я размотал добычу и снова настроил ловушку. Долго разглядывал пойманного зверька, гладил его шелковистую шерсть. Как обрадуются женщины, когда я, чинно ступая, войду в шалаш и положу тушку зайца у очага! Как настоящий охотник, вернусь домой с добычей. От охватившего меня возбуждения, я даже позабыл, что нужно еще сходить на озеро. И про Помощника тоже забыл. Начал спускаться к тропе, но потом спохватился, замедлил шаги. Остановился. Посмотрел на зайца, которого держал за задние лапы. Нет, возвращаться рано. Я еще не сделал главного.
Осмотревшись кругом, я заметил небольшой выступ скалы недалеко от себя, на котором стоял невысокий, но раскидистый кедр. Хорошее место. Начал накрапывать дождик. Я поспешил к утесу. Раздвигая кусты, стал пробиваться под кедр. Ступив на покрытую мхом скалу под деревом, придирчиво осмотрелся. Место и вправду недурное: тут и поститься можно. Густые ветви хорошо укрывали от ветра и дождя; мох под ногами был сухим. Я бросил зайца на землю и сел сам, опершись спиной о могучий ствол. Снова задумался, почесывая обоими руками виски. Что же делать? Я напрягал голову, но ответа не находил. Стал вспоминать то, о чем накануне говорил со старухой, о чем думал сам.
"Что же сказать? Как заставить духа явиться ко мне?" — думал я, до боли дергая себя за волосы. Порывался заговорить, но тут же останавливал себя, чувствуя сильное смущение. Досадовал на самого себя, ругал за трусость.
— О духи! Как же трудно... — шептал я, поднимая лицо к просвечивающему среди мохнатых ветвей небу. — Помогите мне... Хочу найти дорогу к своему Помощнику. — Губы сами шептали слова. Точно и не я вовсе говорил. — О, Покровитель мой! Услышь меня и предстань передо мною. Малю тебя, о дух! Не знаю нужных слов, но знаю, что ты нужен мне. Никто не научил меня, как обратиться к тебе. Прости меня. Приди и вразуми того, кто связан с тобой одной судьбой. Будь милостив ко мне. Я всего лишь... — хотел сказать "маленький мальчик", но передумал: разве дух станет говорить с таким? Подумал и прошептал: — Я всего лишь... человек.
Я согнуся в поклоне, но сделал это слишком торопливо — с размаху стукнулся головой о выступающий камень.
— О-ой! — вскрикнул я и потер ушибленный лоб. Теперь вот еще и шишка будет. Время теряю! Лезу туда, сам не зная куда. Мальчишка! Надо бросить все это, да идти к пещере. Жрецы и те не сразу могут вызвать духа, а я-то куда?.. Лоб саднило. Я вновь откинулся назад и почесался спиной о грубую кору дерева. Хотел сразу встать и идти к тропе. Но не встал. Продолжал сидеть, тупо уставившись в камень, о который только что ударился. Внутри разрастались жгучая злоба и жалость к себе.
— О, Дух-Покровитель! — опять заговорил я, но уже громко. — Приди ко мне. Приди и выслушай, ибо хочу просить тебя о помощи. Помоги мне и моей маме. — Тут я вспомнил и про старуху. — Помоги мне, маме и старой Ойты. У нас мало еды: зайцы обходят наши западни, оружие наше слишком слабо, чтобы идти с ним на добрую дичь. Помоги нам. Скоро настанет зима. Мы совсем одни. Нет среди нас взрослого мужчины — добытчика, что смог бы позаботиться о нас. Вступись хоть ты, о дух. Не на кого больше уповать нам. Приди ко мне!
Я замолчал. Отзвуки эха отразились от противоположного склона и стихли. Я ждал. Ждал хоть чего-нибудь. Услышаны ли мои слова? Может быть, дух подаст какой знак? Я затаил дыхание, чтобы ничего не пропустить. Но вокруг стояла глухая тишь. Я почесал голову. Ничего не выходило. Что-то я делаю не так, решил я. На глаза попался трупик зайца. "Может, духа смущает вид добычи?". Я встал и перенес зайца за дерево, постоял, поразмыслил, и убрал туда же копье. Снова сел и вытянулся по земле, растопырив руки. Покосился на каменный выступ.
— О, Дух! Услышь меня! Наши судьбы связаны, и мы не можем жить друг без друга. Когда одному плохо, то и второму не по себе. Услышь мою молитву, обращенную к тебе, и внемли моим просьбам. Приди ко мне и помоги, я нуждаюсь в твоем совете и покровительстве. Не оставляй меня одного. Прости за то, что зову тебя столь неумело. Но я не знаю, как нужно это делать. Приди ко мне, услышь меня... О, Дух мой Помощник!
Я припал лицом ко мху, почувствовав, как колются опавшие хвоинки. Сжал в кулаках мягкую дресву. Стал снова вслушиваться. Ничего. Дух не отозвался. Я продолжал лежать, надеясь, что слова мои все же дойдут до Покровителя и он как-то проявит себя. Вновь злость вернулась ко мне. Я задергал плечами и встал. Походил по площадке, пригибая голову, чтоб не задеть низких ветвей. Подошел к краю утеса, заглянул вниз: вдруг дух там прячется. Но у подножия скалы лежали лишь замшелые камни. Я распрямил плечи и, набрав в легкие побольше воздуха, воздел к серым тучам руки и вновь обратился к духу. Говорил долго. Эхо разносило мои слова по округе. После замолчал, но продолжал, не шевелясь, стоять на краю утеса. Помощник молчал.
Я опустил руки. К глазам подступили слезы. Я вернулся к подножию дерева и прилег на пушистый мох. Смахнул слезинки, шмыгнул влажным носом: "Ничего не получается!" В отчаянии я саданул кулаком по земле. Вспомнилась ухмылка Ойты. Ох уж эта дряхлая старуха! Это все она! Надоумила глупого идти в лес искать встречи с духом. Вбила мне в голову, будто бы Старший брат является моим Покровителем. Дурость все это! Я еще слишком мал, чтобы духи заметили меня. Не говоря уже о том, чтоб кто-то из них стал моим Помощником. Кому нужен мальчишка, что едва оторвался от подола матери, да и оторвался ли?
Я стал биться затылком о ствол дерева; посыпалась ободранная кора. Я обхватил голову руками и перекатился на бок. Из глаз текли слезы. Я уже не пытался скрыть их, плакал и тихонько стонал, испытывая унижение оттого, что Ойты, когда я вернусь, едва увидев меня, сразу все поймет, еще и посмеется. Я закрыл глаза, и слезы брызнули еще сильнее. Я стал шептать слова охранительного заклинания; шептал и шептал, зажав уши руками, чтобы ничто не отвлекало меня. Но вот язык мой начал заплетаться, слова искажались, приобретая совсем иное звучание, а потом и вовсе застыли...
И я увидел Духа.
Я шел по выгоревшей траве; из-под ног поднималась пыль. Вокруг была пустота. Только прохладный ветер шевелил жесткие стебли полыни и пригибал их к земле. Где-то вдали чувствовалось большое движение: за бугром находилось невидимое мне стало буйных куланов; я не видел их, но знал, что они там. И почему-то радовался их близости. Впереди круто поднимались ввысь поросшие криволесьем холмы Ге-эрын. Я направился прямо к ним. Тальник у опушки хвойного леска становился все ближе; он раскачивался на ветру, только как-то странно: ветер был слаб, а кусты гнулись, будто на них налетал ураган. Это было странно, но я не боялся, а смело шел к зеленым зарослям. Над ухом гудел толстый овод. Вот он сел мне на плечо. Я хлопнул ладошкой и почувствовал что-то влажное. Стало смешно. Я хохотнул и, подняв глаза к ярко голубому небу, по которому плыли клочковатые белые облака, раскинул руки и стал падать. Но не упал: меня подхватил ветер и понес к холмам, навстречу раскачивающимся кустам. Ветер игриво щекотал мою спину; на душе было легко, я беззаботно отдался переполнявшей меня радости..., нет, даже больше — счастью. С хрустом вломился я шевелящийся, словно оживший ивняк. Перед глазами закружилась зелень и тонкие гибкие ветви. Я ударялся о них, ломал, но мне не было больно. Кувыркаясь в чащобнике, я натолкнулся на что-то мягкое и упал на влажную землю,
Передо мной стоял мамонт — старая самка, в пышной гриве которой поблескивали седые пряди. Она стояла ко мне боком и удивленно таращилась одним глазом. Потом взгляд её стал теплым. Самка улыбнулась, узнав меня. Мотнула головой, в знак приветствия. Я протянул руки и она дотронулась до моих ладоней нежным кончиком своего хобота. Я засмеялся. Самка подняла хобот, но вместо того, чтобы протрубить, вдруг заговорила:
— Тебе туда! — и указала хоботом в гору.
Я встал, улыбнулся ей еще раз и стал взбираться на высокий и крутой холм. Снова попытался лечь на ветер, чтобы он донес меня до вершины, но не смог. Пошел своими ногами.
А вокруг порхали разноцветные бабочки, гудели жуки и мухи; от деревьев доносилась суетливая стрекотня птиц; в вышине парил коршун. Я взбирался все выше и выше. Вот лес остался далеко за спиной. Впереди, до самой вершины, тянутся привольные луга, громоздятся величавые утесы. Я поднимаюсь, но гора словно растет, вершина поднимается почти до самых облаков. Но я настойчив: продолжаю карабкаться вверх. Совсем измучился. Задышал тяжело. Присел на камень. Смотрю на далекий гребень.
И вижу Его.
Он стоит, облитый ярким светом Небесного Огня. Его рыжая шерсть словно охвачена пламенем. Бивни сверкают. Он стоит на самой вершине и, подняв хобот, громко трубит. И зовет меня. Зовет человеческим голосом. Я различаю свое имя.
И я продолжаю подъем. Кажется, гора перестала расти. Я тороплюсь. Мамонт все ближе. Еще немного. Я уже вижу его большие печальные глаза. Он улыбается мне. Ну, еще, еще немножечко! Я хватаюсь за траву, ползу по почти отвесному склону. Все трудней подниматься. Старший Брат стоит недвижимый и спокойный. Он ждет меня. Вот рука моя дотягивается до верха. Я начинаю подтягивать тело.
Но что это? Гора снова начинает расти. Мамонт подымается надо мной. Он начинает тревожно трубить, бьет ногой сухую землю. Я кричу ему, чтобы он не уходил, дождался меня. Он понимает, кивает большой-пребольшой головой. Зовет меня. Тоскливо и обреченно. А вершина горы уплывает все выше и выше. Мы отдаляемся друг от друга. Склон стал совсем крутым. Я изо всех сил цепляюсь за выбоины, боюсь провалиться в бездну. А мамонт уже под облаками, там, где парит коршун. Он все еще зовет меня. Ему вторит пернатый хищник. Но я уже понимаю, что не смогу добраться до них. Мамонт уходит в облака...
Печальный стон доносится из белой пелены.
Проснулся. Вскочил как ужаленный. Протер глаза. На ладони ощутил влагу: это накапало с веток. Вспомнил овода, что прихлопнул во сне. Что это было? Сон? Видение? Как жаль, что я так и не поговорил с мамонтом! Не смог. Но зато увидел его. Увидел! Значит, есть путь! Права была старуха: надо только искать. Я ошалело посмотрел по сторонам. Сколько же я спал? Уже давно пора возвращаться домой. У меня ведь есть добыча. И духа-Покровителя увидел. Будет, чем похвастаться! Я заглянул за дерево, взял копье, подобрал окоченелого зайца. Стал спускаться.
