Ему тогда доложили, что связь с самолетом Тины потеряна через сорок минут после взлета. Последние секунды перед тем, как исчезнуть с экрана аэродромного радара, двухместный тренировочный самолет круто снижался, стремительно теряя высоту.
Ар Солтиг в ту ночь не сомкнул глаз, ожидая известий. Только под утро спасатели обнаружили место катастрофы. Машина срезала крыльями тонкие деревья подлеска, врезалась в землю и взорвалась. Среди обгорелых обломков спасатели обнаружили останки инструктора — летчицы с большим стажем и опытом. Солтиг всегда бывал спокоен, когда они с Тиной летали вместе.
К величайшей радости Солтига, Тина успела покинуть терпящую бедствие машину. Ночь провела неподалеку от места трагедии, закутавшись в шелк парашюта. Увидев прибывших спасателей, вяло помахала им рукой. Всю дорогу молчала, и только оказавшись в его кабинете, оттаяла и дала волю слезам.
— Марии стало плохо в полете, и она расстегнула плечевые ремни, чтобы легче было дышать. Потом потеряла сознание и навалилась телом на ручку управления. И я ничего не смогла сделать! Ничего!
Он гладил плачущую Тину по стриженой рыжей голове, утешая.
— По данным локатора у тебя оставалось не больше двадцати секунд. И ты действительно не могла ничего сделать.
Тина рассказала, как, отчаявшись выровнять машину, поняла, что сама не успевает спастись. И тогда, не сознавая, что делает, она расстегнула ремни, сбросила фонарь кабины (к счастью его не заело) и, встав во весь рост, дернула кольцо парашюта. Он, вывалившись бесформенным комом, тут же наполнился неистовым напором встречного воздуха. Могучий рывок выдернул Тину из кабины, она едва успела сгруппироваться, как ноги ее ударились о покрытую толстым слоем перепревшей листвы землю. Тина упала, изо всех сил потянула стропы, чтобы погасить купол. Впереди взметнулся взрыв, окатив горячей воздушной волной, от которой заложило уши.
Марию похоронили с почестями, родители ее получали теперь пенсию за погибшую дочь. А Тина пошла в боевую авиацию.
— Я вроде, как в долг живу, понимаешь?
Он не понял, но возражать не стал. А война разразилась даже быстрее, чем ее ждали. Высокомерное наставничество Острова уже сидело в печенках. Но при первых же попытках поставить правительство Острова на место они все там полезли на стену...
Показательной казнью "воздушного пирата" Хозяйка провоцирует его на поспешный, непродуманный шаг. Ни разу из Вагнока не сообщили, что схвачена дочь правителя Эгваль. Но, те из депутатов, кто видел передачу, уже поделились новостью с остальными. Теперь все ждут его, Солтига, реакции. Хладнокровно счесть Тину мертвой — так поступить он не может. И спасти ее не в силах. Но... немыслимо выставить себя перед всеми человеком бесчувственным, негуманным.
Впрочем, направил же он Гарига на переговоры с Хозяйкой. Заодно замолвить слово за Тину. И, если Хозяйка отвергнет... Что собственно? Он не предложил ей ничего, кроме мягкой капитуляции и спокойной старости. Для человека ее возраста — и этого много. Ар Солтиг признался себе, что испытывает страх. Начать военную кампанию — все равно, что войти в темную комнату. Неизвестно, что там тебя ждет. "Пока я лишь споткнулся о коврик...И стою, прислушиваюсь к тишине, пытаясь уловить затаенное дыхание противника". Вдруг Хозяйка заготовила нечто. Мало ли, что взбредет в голову человеку, которому скоро перестать жить? Уйти, громко хлопнув дверью...
Чума. Взрываются в воздухе контейнеры, распыляя аэрозольный туман. И куда осядет он — оттуда и начнет свое шествие черная смерть. "Я начал видеть ужасы сразу после чтения "Tongani"! Поле, устланное трупами..."
Ар затряс головой. Неужели Хозяйка решится? Она давно уж не та симпатяга, по которой все сходили с ума. Ей под восемьдесят — старуха, развалина. Ведьма... Она вполне может захотеть провалиться в тартарары, утянув всех за собой...
Тина! Он включил видео. По-прежнему высится крест среди руин... Впился глазами в экран. Кадры, что видел сейчас, в точности повторяли прошлые. Демонстрировалась запись. Почему? Тины уже нет? Где торжествующий комментарий, предупреждения каждому, кто посягнет и так далее и прочее и прочее?... Хозяйка не откажет себе в удовольствии показать ему мертвую дочь. Или?
По времени — Гариг уже должен прибыть на Остров. Он остался таким же противным, каким был всегда. Тюрьма, перспектива пожизненного заключения его не сломили. Это наглое "ты" главе Эгваль! Пытался поставить себя в разговоре на первое место,... приходилось терпеть, сдерживаться.
Терпение. Несмотря на муки оскорбленного самолюбия — чувства, почти забытого им за годы политических побед, еще раз терпение. Хозяйка говорила с Гаригом! Вскоре он увидит ее — лучшего из правителей, о котором народ знает лишь то, что он существует. Такую характеристику она сама себе дала когда-то. Лицезреть ее светлое высочество (чертова бабушка!) допущен крайне узкий круг приближенных. Остальные смертные довольствуются чтением указов на страницах официальной периодики. А кому лень читать, тому дикторы столь же официозного видео Острова разжуют попонятнее и вложат в тупые башки.
Он, всеми признанный лидер Эгваль, ничем не отличается в этом плане от остального быдла — Хозяйка иногда снисходила до прямого общения с ним, но исключительно гладкими фразами на экране видео. С начала войны и вовсе не удостаивает ответом.
АР СОЛТИГ К ХОЗЯЙКЕ ОСТРОВА. ПЛЕННАЯ ТИНА РИЧ ПОДВЕРГАЕТСЯ МУЧИТЕЛЬНОЙ КАЗНИ, СЦЕНУ КОТОРОЙ РЕГУЛЯРНО ТРАНСЛИРУЮТ НА ЭГВАЛЬ. ОТ ИМЕНИ НАРОДА ЭГВАЛЬ ПРОШУ ВАС ПРОЯВИТЬ МИЛОСЕРДИЕ. ИЗВЕСТНА ВАША СУРОВОСТЬ, НО ДОБРОТА ЛИШЬ ПОДЧЕРКНЕТ ВАШЕ ВЕЛИЧИЕ.
Прозрачная лесть. Он сам вполне клюнул бы на такое. Но Хозяйка — человек непредсказуемый, легко может приказать быстрее умертвить Тину. В ее понятиях — сойдет за гуманизм.
На экране возник ответ:
НАЗВАННАЯ ОСОБА НОСИЛА ДРУГУЮ ФАМИЛИЮ, О ЧЕМ Я УЗНАЛА С ОПОЗДАНИЕМ. ЧАС НАЗАД АЛЕВТИНА СОЛТИГ СКОНЧАЛАСЬ. НИ В ЧЕМ НЕ УРОНИЛА ОНА ВАШЕГО ИМЕНИ — ВЫ ПРАВИЛЬНО ВОСПИТАЛИ СВОЮ ДОЧЬ. С ИСКРЕННИМ СОЧУВСТВИЕМ, Н.ВАРТАН
Солтиг вскочил, яростно занес над экраном сжатые руки. Но остановился, глядя, как вновь проступает на нем измученное лицо Тины. Через минуту изображение стало медленно гаснуть, Тина исчезала, уходила навсегда.
...Утренняя зябкая прохлада сменилась теплом. Облака давно растаяли, и небо висело над Тиной громадной чашей. Солнце высушило одежду, и Тина вдруг подумала, что влага, уходящая из ее тела вместе с потом и мочой — ничем не восполняется. Когда с синих до боли небес обрушится дневная жара, тогда придется отведать страданий в полной мере. Уже сейчас вынужденная неподвижность затекших членов превратилась в пытку. Стала напоминать о себе жажда. Скоро пот начнет заливать глаза, голову расколет боль. Солнечный удар... Хорошо, если бы на этом все кончилось...
От полузабытья ее пробудили звуки далеких разрывов. Очередной налет. Он был меньшим по мощи, чем предыдущий, такой несчастливый для Тины. Бомбардировщики шли высоко, груз свой бросали неточно. Вдали обрушилось внутрь себя одно из зданий, вспучились клубы дыма и пыли. "Ну что за идиоты...Целят по жилым кварталам. Кого этим испугаешь теперь..."
Взрывы послышались ближе, и Тину охватил страх. Показалось нелепым погибнуть от осколка бомбы, сброшенной своими же. Или ударная волна близкого разрыва опрокинет крест и он, упав, раздавит Тину собственной тяжестью. "Довольно, хватит... Прекратите. Да убирайтесь же!..."
Самолеты уползли с неба, словно послушавшись ее. Тина скривилась в невеселой усмешке. Испугалась. Разве можно в ее положении бояться смерти? Сейчас она попробует сама. Надо подольше задержать дыхание...
Она быстро убедилась, что таким способом умереть не в силах. Жадно хватая ртом воздух, готова была плакать от отчаянья, но тут ее осенило. Прохожие! Они были редки здесь, смотрели настороженно, многие вооружены. На нее бросали быстрый взгляд, тут же отводя глаза. Тина вначале испытывала жуткую неловкость и стыд, а потом ею овладело глухое безразличие. Знали бы они, кто распят здесь!
Сейчас она сама привлечет их внимание. Дождется кого-нибудь с оружием, обложит как следует и он ее застрелит. Она только не знала, сколько придется ждать, и в этом оказалось слабое место замысла. Ибо, когда у подножия креста появились люди, Тина уже не могла говорить. Ей казалось, что она кричит на них, и удивлялась, почему никто ее не слышит. Снизу не было видно, как едва заметно шевелятся ее губы.
"Ну, что же вы... Жалеете меня? Нужно мне ваше сочувствие, дураки! Почему в жизни мне только такие попадаются?... Отец, ты говорил: мне пора замуж, и я перестану беситься, но как же, когда все такие пустые кругом..."
Глаза застил туман, в ушах зазвучал гремящий шелест. Страшным усилием Тина подняла взгляд. Струящаяся мгла раскололась, открыв сверкающую крылатую фигуру. Она росла, приближалась. Крылья взметнулись над ней, закрыли небо, укрыли Тину.
— Я за тобой, Тина.
"Иду".
Она пришла в себя на больничной койке. Над ней склонилась сиделка.
— Выпей это! Станет лучше.
Тина послушно проглотила что-то пакостное на вкус, но скоро к ней, в самом деле, начали возвращаться силы.
— Можешь встать?
— Попробую. Кажется, да.
Сиделка, молодая женщина с темными глазами, дала ей такой же бледно-салатный халат, как у нее самой.
— Идем. Обопрись на меня.
Она повела Тину в палату, где лежали пострадавшие от бомбежек. Тину тоже принимали за медсестру. И она бестрепетно сделала обход вместе со своей провожатой, так же как она, с улыбкой подбадривая, утешая. Она не смела задать себе вопрос: смогла бы сама продолжать жить, лишившись, скажем, обеих ног? Когда за ними затворилась дверь, Тина схватилась за плечо спутницы, чтобы не упасть. "Нельзя поддаваться! Они проводят психологическую обработку, чтоб вызвать у меня комплекс вины".
В палате, которую они только что покинули, лежали раненые дети. Примерно от семи до пятнадцати лет.
— Вам бы еще отдохнуть... Прежде чем предстанете перед Хозяйкой.
— Пошли, — прохрипела Тина.
— А мне нравится, как ты держишься. Даже не ахнула. Посмотрим, какая ты будешь под правдоискателем.
Взгляд карих глаз Хозяйки было трудно выдержать. "По правде, я должна сейчас кричать от ужаса. Перед тем неведомым, что приоткрылось мне. Перед тем, что меня ждет. Никто не знает в точности, что такое "правдоискатель", но допрос с его применением человек не выдерживает".
— Делайте со мной, что хотите... Но пытки и публичные казни — признак слабости. Уверена, вы понимаете: плохи ваши дела. Оттого и яритесь.
— Дела неважные. И не поправятся, хоть на куски тебя рви. Отправляйся к отцу, а? Выступишь миротворцем — почему папашке любимую дочь не послушать?
Тяжелый взор Хозяйки давил, Тина вжималась в кресло.
— Я... не обещаю, что он прислушается ко мне. Не знаю, что вам сказать. Кто я, а кто он?
— Ладно. Тогда...
Тина послушно взяла из руки Хозяйки бокал и на поверхности густой маслянистой жидкости увидела свое колеблющееся отражение.
"Она не сильно торопит. Дает шанс?"
— Выбирай, Тина. Умереть сейчас или... я покажу тебе кое-что.
Соседняя комната тонула в полумраке, но Тина разглядела экраны, блеск приборов. Хозяйка уселась в черное кожаное кресло и в слабом молочном свете стенной панели сама стала черным призраком.
— Сними одежду, Тина. Полностью. И забирайся на стол, садись на пятки, смотри на меня.
Обшитые мягким бархатом захваты сомкнулись на теле. С потолка опустилось странное, напоминающее перископ, устройство и, повинуясь голосу Хозяйки, Тина взглянула в окуляры. Ослепленная ярким светом, хотела отпрянуть, но на голову опустился, фиксируя, металлический обруч. В глазах полыхали зарницы, потом изображение успокоилось и стало неярким, но очень сложным узором, от разглядывания которого кружилась голова.
— Тина! Это — правдоискатель. На все вопросы говоришь: да, нет, не знаю. Наказываю только за нежелание отвечать.
Тело Тины вдруг сотрясла судорога.
— Не бойся, ампераж неопасный. Повторяю.
Снова удар тока.
— Все, Тина. Больше не буду, если ты меня не спровоцируешь.
Ни боли, ни мук, одно недоумение. И любопытство. Тина скоро запуталась в сложной системе допроса и терялась в догадках, зачем Хозяйке вся эта чушь?
— Ты любишь мороженое?..
— С десяти лет ты стала видеть нескромные сны?...
— Когда тропинка раздваивается, ты чаще выбираешь дорогу влево?..
— ...
— Теперь погоняем тебя на Роршахе. Скажи-ка, что напоминают тебе эти абстракции?
— Человечек. Бабочка. Дома... Триумфальная арка. А это — сердце.
— Архитектура и внутренние органы — повышенный уровень тревожности. Никто не знает, какая здесь связь, но это всегда так...
Когда нелепый ритуал закончился, Тина спросила:
— А раздевать меня зачем было?
— Чтоб ты чувствовала себя неуверенно. Так мне легче с тобой работать.
— Теперь вы предложите измену, какой-нибудь шантаж устроите. Не поддамся, не надейтесь.
— Наивная моя, я не стану тебя ни к чему принуждать. Смотри! Этот сложный, объемный узор на экране — структура твоей личности. У тебя довольно богатый внутренний мир, не ожидала. Теперь я на девяносто девять и девять в периоде уверена, как поступишь ты в тех или иных обстоятельствах. И совсем не нужно тебя шантажировать. Ты для меня, что стеклышко на ладони — маленькая и прозрачная.
— Дайте ваш яд, — потребовала Тина, — Или я все равно с собой что-нибудь сделаю.
— Конечно, — подхватила Хозяйка, — Кушай на здоровье. Смерть быстрая и легкая. Я ведь не злодейка, не думай — я очень гуманная.
Она держала руку на пульсе Тины, пока та не обмякла в кресле. Потом вызвала фотографа и своего личного секретаря.
Приказала:
— Положите ее на стол. И сделайте снимки в выразительных ракурсах. Этот милый рыжик прекрасно смотрится на цветном фото — хороший подарок президенту Солтигу...
Подождала, пока фотограф отщелкает кадры, кивнула:
— Достаточно. Отправить с дипломатической почтой.
Обернулась к секретарю, который с равнодушной миной стоял рядом.
— По радио и каналам видео передать сообщение: "В результате успешной спецоперации освобожден из многолетнего плена в Эгваль координатор Тира Натаниэль Гариг. Вчера он вернулся к исполнению своих обязанностей. Антинародный режим лжедемократов и соглашателей в Тире — ликвидирован".
Тревога. Тревога. Тревога. Вой сирены в утреннем тумане, противоперегрузочный костюм, плотно облегающий тело, кар мчится к эстакаде, металлические поручни под ладонями. Скорее, скорее... Тесная кабина, в ней пилот занимает положение лицом к небу. Тонкий писк в наушниках: внимание, стартовый отсчет... Подъем!
Рев двигателя проникает отовсюду, наваливается тяжестью на грудь. Под нею дышать надо особым способом: никогда не делая выдох до конца. Все это время пилот ощущает, как гигантская праща выбрасывает его в небо. Легкие толчки — это отделяются отработавшие пороховые ускорители. Серый свод неба быстро падает сверху и расплывается туманом вокруг. Солнечный свет, и небесная синь. Ти-та-ту... — назойливый сигнал в наушниках: радионаводка выключилась, пилоту взять управление на себя.
