Ромка не знал языка, на котором чтец "поет", но каждое произнесенное чтецом слово оставалось у мальчика в памяти и приобретало смысл. Так, он даже начал кое-что понимать. И самым странным в этом понимании было то, что заклятие это — не заклятие, а, скорее, молитва. Обращение к неким высшим силам, которые почему-то обязаны исполнить просьбу. Как будто бы у них нет иного выбора. Будто бы они созданы для этого. Будто бы слова заклинания — код, дающий власть над ними, и это — именно то, как все и должно быть. Мол, так вот оно все работает.
И в этой сияющей синеве, бурлящей, как суп, как котел колдуньи в представлении слушающих сказку детей, проявилась наконец фигура, к которой, как только она сформировалась, устремились все те сияющие нематериальные нити, что вились вокруг.
Танцующие призрачные силуэты разом опали, опустившись на колени и склонив головы. Лишь один из них остался стоять. А потом этот силуэт как будто бы совместился с фигурой из светящейся синевы — рывком, нырком, сбоем программы, сдвигом реальности. Как моргнувшая голограмма.
Тысячи нитей тут же окружили фигуру, впитавшую в себя тень. Они прошили искристую синеву, прострочили, завязали миллионом узлов. Все это не прекращало светиться и пульсировать, переливаться, звенеть и петь. Голос чтеца совсем потерялся в атональном гуле потустороннего хора.
Но старик все равно читал, пел, тянул, держа в руках древнюю на вид книгу, перелистывая ее желтые истрепанные страницы, он сверялся с ними и, не запинаясь и не останавливаясь, взывал к древним богам и тем силам, на которых зиждется мир.
Маги старины и правда могли. Имели власть.
Как мир вообще выжил? При таких делах... Ромка подумал, что таким силам наверняка должен быть какой-то противовес. Ведь если до войны маги могли такое (и не такое, — он был в этом теперь уверен), то должно было быть что-то, сдерживающее их. Или, может быть, что-то уравновешивающее. Ведь иначе — как?.. Никак иначе.
А реальность изнанки тем временем успокаивалась — будто бы сама собой. Музыка волшебства тревожно замерла, затаилась, приглушила фанфары, звуча теперь тонким, нежным голосом ксилофона или цимбал.
Фигура, стоявшая посреди притихшего кратера, сделала первый шаг к берегу. Уверенный, спокойный шаг. Она все еще походила на статую из светящейся синевы, но теперь эта статуя ожила. Контуры ее утончались, приобретая знакомые очертания. И когда фигура прошла свои десять шагов к краю, сияние схлынуло с нее, как вода, явив в ореоле мерцающих брызг человеческую кожу — смуглую, оливковую — и волосы до самых бедер — черные, вьющиеся, скручивающиеся тугими тяжелыми кольцами.
Сияющий мир померк — это Ромка прикрыл ладонью глаза, устыдившись того, что стал невольно разглядывать обнаженную женщину. Ее саму это вроде бы никак не смущало, но все же, все же... Какие бы великие вещи ни случились в эту ночь — есть такое, что существует этому величию совершенно параллельно. Вот, например, — смущение. И в самом смущении ничего постыдного нет. Даже если ты — судьбоплет.
По крайней мере, так Ромка сам себя успокаивал.
— Лет через десять тебя будет трудно удивить голой женщиной, — послышался голос Варамиры. — Вот же, дитя человеческое, а... Какие же мы все все-таки люди...
— Смотреть уже можно? — спросил Ромка, не отнимая ладоней от глаз. — Я к этому привыкну когда-нибудь, обещаю. Но не сразу.
— Надеюсь, тебе не придется к этому привыкать, — сказала Варамира. — Открывай глаза, я уже.
Ромка несмело глянул сначала сквозь пальцы, а потом и вправду убрал руки от лица.
— Ты увидел, что происходит, когда Зорея читает "Возвращение"? — спросила "бабка", застегивая последнюю пуговицу на блузке.
— Да, — кивнул Ромка. — Пожалуй, увидел. И понял. Но эта связь... она....
— Что она? — Варамира насторожилась, ловя каждое слово мальчика.
— Эта связь, кроме того, что требует больших затрат и очень сложна, — она... распутывается, если потянуть за ниточку. Она как бантик против морского узла. Ненадежная.
— Вот я о том же, — кивнула Варамира. — Это именно то, что я хотела тебе показать.
— Но с этой ненадежностью тоже не все просто, — задумчиво проговорил Ромка.
— Ты не видишь нужной нити, — кивнула Варамира.
— И именно эта ненадежность связи не дает тебе доступа к резервам души, кроме прочего.
— Прочего — чего?
Ромка, задумчиво потерев подбородок, стал излагать, как ему все это увиделось:
— К тебе будто бы по умолчанию привязан "слепой узел". То есть — сколько ни перевязывай, он все равно с тобой. А накладываясь на общечеловеческое ограничение, он существенно снижает все твои способности. Наверное... наверное, если все это развязать, узел удалить, снять "глушитель", укрепить связь, то... — Ромка замялся. Варамира смотрела на него пристально. Мальчик сглотнул. — То ты станешь очень могущественной.
Он хотел сказать "опасной". Но это было бы опасно само по себе. Рискованно.
— И здесь, — продолжил мысль Ромка, — тебе нужен тот, кто умеет плести нити, у кого к этому дар. Я так понимаю, этот кто-то — я.
— Так и есть, — кивнула Варамира удовлетворенно. — Ты поможешь мне.
— Но, — произнес Ромка осторожно, — мне кажется, что, хоть я и могу, но я... не сумею. Мало того, что я не знаю, как... так ведь и мои собственные силы ограничены общечеловеческим "глушителем". Из нас троих только Зорея имеет доступ к душе. Но, не будучи судьбоплетом, дать этот доступ кому-то еще он не может. Разве что какое заклятие...
— Тут у нас два пути, — сказала "бабка". — Первый — освободить все человечество от Оков Тишины. Но от этого слишком несет человеколюбием, как по мне. Или... наоборот. Да и, кроме прочего, для этого нам понадобится Исключительный Чародей — а я видала такого только один раз в жизни. И то, это мне чуть было ее не стоило. И второй вариант: мы должны достичь горы Антарг, Сердца Мира. Игольное Ушко — само по себе заклинание. И если его настроить, как надо, и активировать мощью судьбоплета, — то у нас все получится. Оно послужит катализатором. Я стану полноценной. Целой. Я перестану мучительно умирать.
Варамира наклонилась к Роману и заглянула в глаза.
— Ты ведь поможешь мне, правда?
Ромка знал, что медлить с ответом нельзя. Ведь иначе она не поверит. Все прочтет по глазам. Все поймет. И потому он сказал:
— Конечно. Мы ведь... как это говорится? Семья?
Варамира улыбнулась — вполне искренне, как показалось Ромке.
— Семья, — кивнула она. Приобняла мальчика за плечо. — Пойдем. Мы не будем мешкать — надо отправляться в путь прямо сейчас.
Ромка послушно двинулся рядом с ней.
Старик-чтец, которого Варамира назвала Зореей и который помог ей возродиться этой ночью, шел сразу за ними на расстоянии в пару шагов.
Ромка, на самом деле, не понимал, как Варамира может надеяться на его помощь, не рассчитывая дать хоть что-то взамен. Ничего не предлагая. Не пытаясь прельстить его хоть чем-то. Все, что она обещала, — это научить пользоваться силой. Что ж. Теперь он видит изнанку и понимает ее. Теперь проще. Теперь можно даже полагаться на себя самого. Главное ведь тут не столько практика, сколько восприятие и понимание. А они поменялись. Качественно. И это первый и самый главный шаг к обретению власти над своими способностями.
Ромке подумалось даже, что "бабка" так наивно надеется на помощь потому, что мыслит иначе. Она просто... другая. Для нее и он, и все остальные люди — части нее. Как рука или ухо. И она искренне не понимает, как ее воле можно противиться. И правда, что за нонсенс — восставшая против хозяина рука? Ухо, выражающее несогласие?
Бред.
Но Ромке не хотелось ошибаться, — а ошибка тут вполне могла быть. Может, он все не так понял и просто оправдывает Варамиру, как умеет, как понимает. Может, не стоит этого делать.
И совсем не известно, что будет, если он ей воспротивится.
Не захочет ли она отрубить взбунтовавшуюся "часть тела"?
Ромка понимал, что ждать от этой женщины можно чего угодно. И что никакая они не "семья".
Знал он теперь и кое-что еще. И даже подобрал для этого слово, — вроде как емкое и передающее суть. Когда тысячи сияющих нитей привязали к новому, практически рукотворному телу душу Варамиры, проявившуюся в реальность из морока, Ромка почуял, какова она. Он осознал, какой силой обладает Варамира, что она за колдунья. И представил себе чем эта сила обернется, если Варамира станет окончательно живой и с его помощью обретет доступ к резервам души.
Это будет эпическая ошибка. Это будет неконтролируемая беда. Это будет самый темный, жгучий, ласковый, кровавый хаос, который можно себе представить.
И если от нее убежать — она найдет его во сне. И наяву найдет. Наплодит подобных себе тварей и пошлет по следу.
И будет снова пытаться убить его друзей — это наверняка.
Она затеяла фарс, заранее обреченный быть раскрытым. Как будто бы иначе попросту не умеет.
Но — все это ни в коем случае нельзя произносить вслух.
Пока Ромка молчит — Варамира играет пьесу под названием "Семья". Плохо играет. Не достоверно. Мальчик знал, — стоит ему раскрыть рот и озвучить все это... сюжет представления останется тем же, а вот декорации сменятся враз.
А потому пока — не стоит. Надо молчать и изображать дурачка, пока нет четкого плана. И пока есть время его придумать.
Ну и гнилое нутро оказалось у этой истории. Кто б знал.
Как это дед с ней жил? Неужели здесь и правда замешано родство? Может, врет она все?
Ромка поднял взгляд вверх, обратив внимание на россыпь звезд, ставших в одно мгновение особенно яркими — а потом потускневшими до обычного состояния.
Что за шутки шутит с ним зрение? Со всей этой магией недолго и с катушек съехать — вон уже, мерещится всякое.
Варамира на странное поведение звездного света внимания не обратила, продвигаясь вперед очень даже целенаправленно. Теперь она вела Ромку на другую сторону Шелковичного острова. Очевидно, где-то там и начнется путь к Сердцу Мира... каким бы он ни был.
По аналогии с тем именем, что назвала ему баба Паша в памятном домике в лесу, Ромка придумал слово для Варамиры:
"Судьбоед".
— Ну... и... как оно? — спросил Камориль. — Мйар? Тебя уже отпустил приступ божественного великолепия?
Они все так же сидели на берегу, очень близко к воде, вот только молча, и уже, наверное, полчаса как. Некромант наконец решился спросить у Мйара, что это такое было вообще. Но тот, как это у него частенько случалось, будто бы ничего не понял.
— А? — Мйар моргнул. — В смысле?
— Ну, глаза у тебя больше не светятся, сожрать меня ты тоже вроде бы не пытаешься — вот я и подумал, может, с тобой все снова, как было, — проговорил Камориль, откидываясь назад и опираясь на песок ладонями. — Ты ж, выходит, вспомнил все. Ну и... каково оно? Что ты вспомнил?
Мйар молчал. Хмурился. Поглядел в обе стороны от себя, потом уставился на Камориль как-то растерянно.
— Ну... Да, я... я все вспомнил. Но...
— Что "но"?
— Но я... не могу это все объять. То есть, сейчас мне кажется, что весь этот массив информации гораздо больше меня. Больше того, что я могу понять и осознать за раз.
— Ага. Вот как.
— Как-то так, да.
— Ну, попробуй как-нибудь в этот свой массив запросы целенаправленно слать. Может, поможет.
— Боюсь, — доверительно сообщил Мйар. Вздохнул. — Но делаю. В общем... Мне нужно пойти домой и забрать ключ.
— Ключ? — Камориль склонил голову набок. — Уж не тот ли, что от всех дверей, кроме одной? Ты хочешь сказать, что, следуя всем законам жанра, он валяется где-то у тебя дома, просто ты об этом забыл?
— Типа того, — Мйар улыбнулся криво. — Этот ключ нужен мне, чтобы вернуть мою силу, понимаешь ли.
— А это вот шоу, что ты мне устроил только что, — не она?
— Она, отчасти, — кивнул Мйар. — Но это что-то типа остаточного эффекта. Полагаю, больше во мне запаса сюрпризов не предусмотрено. Хотя кто его знает, конечно... Но без ключа нельзя просто так взять и начать вершить нужного качества волшебство.
— Нужного качества волшебство... — Камориль удивленно приподнял брови. — Нужного для чего качества?..
— Для того, чтобы убить наконец эту суку, — произнес Мйар жестко. — Полностью. До конца. А это задачка далеко не из легких, Йер.
Мйар решительно поднялся на ноги, отряхивая с джинсов песок.
— Пойдем, — сказал он.
— Куда? К тебе? — Камориль тоже поднялся. — А как же Никс и Эль-Марко?
— Пускай развлекаются. Ну, в смысле, отдыхают. Когда солнце встанет, мы снова встретимся все вместе. Это тоже нужно будет для дела, так бы я их уже отпустил с миром.
Некромант поглядел на Мйара искоса.
— То есть — отпустил бы? А как же те морфирующие твари, которых хрен убьешь?
— Она больше не будет на нас их натравливать. Ей теперь важнее добраться до Игольного Ушка и заиметь былую мощь. И тогда она будет способна избавиться от меня. Ну, по крайней мере, ей так кажется. На самом деле все, конечно же, не так-то просто. И если эта тварь все свои жизни искала власти и наслаждений, то мне как-то раз посчастливилось обрести знание. Я знаю, как порешить такую, как она. Теперь знаю. И в этот раз у меня получится. Варамира должна умереть — раз и навсегда, раз и насовсем. И я ей в этом помогу.
— Какая страсть, — Камориль покачал головой, улыбаясь. — Тебя тот чтец сферический не кусал случайно, нет?
Мйар промолчал, разумно проигнорировав риторический вопрос.
— Тебе стоит поподробнее рассказать мне обо всем, — произнес Камориль наставительно. — Мне было бы крайне интересно узнать, что именно она тебе сделала. Ежели ты единожды убил ее и хочешь убить вновь... я-то — ладно, мне-то — можно, но вот от тебя я такой готовности кого-то порешить никак не ждал.
Мйар провел рукой по волосам, развязывая удерживающий их шнурок. Ветер тут же подхватил легкие пряди красновато-медового цвета и затрепал, путая. Мйар смотрел на море, и слова, которые он произнес, заставили Камориль вздрогнуть:
— Она и правда богиня, Камориль. Что-то типа того. Она им ни разу не врала — этим своим адептам, по крайней мере, по поводу себя не врала. Она на самом деле многое может, или могла бы, — если только к ней вернутся все ее силы. А сил она лишена неспроста. Думаешь, зря боролись все те, кто раньше нас умер? Нет. Так или иначе, им удалось ослабить ее, очень сильно сковать ее силы... А мне удалось даже убить ее — как я тогда думал, — но я ошибся. Так просто ее не уничтожить. Но, раз уж я нашел ключ (или он нашел меня), я могу надеяться на то, что в этот раз все получится.
Камориль тяжело вздохнул. Произнес:
— Я слишком стар для всего этого.
Мйар улыбнулся ему.
— Да ладно!
— Нет, правда. Я не видел этой твоей Варамиры в лицо, — только слышал твой рассказ и то, что говорили Эррата и Вера, читал предсмертные мысли тех странных гибридов в катакомбах, да фотографию мельком глянул... Я хорошо помню тех тварей, которых, как ты говоришь, она на нас натравила. Но в моей голове все равно никак не могут уместиться ты и твое желание эту Варамиру убить. Я почему-то думал, что, когда ты все вспомнишь, ты придумаешь что-нибудь еще...
