Чтобы Овандо мог достойно предстать перед своими новыми подчиненными, ему было позволено использовать в одежде шелка, парчу, драгоценные камни и другие атрибуты пышности и великолепия, которые в то время в Испании были запрещены вследствие борьбы с разорительным стремлением дворянства к роскоши. Ему разрешили взять с собой двадцать два молодых дворянина в качестве телохранителей, причем десятерых из них — с лошадьми. С этой экспедицией на остров также отправлялся дон Алонсо Мальдонадо, назначенный главным альгвазилом, или верховным судьей, вместо Рольдана, которого отзывали в Испанию. На кораблях находились и различные мастеровые, а кроме того, в состав экспедиции были включены врач, хирург и фармацевт, а также двадцать три женатых мужчины с семьями. Все они были людьми уважаемыми, и их следовало поселить в четырех городах, предоставив им особые привилегии. Таким образом монархи надеялись заложить на острове основу законопослушного и трудолюбивого населения. Они должны были заменить соответствующее количество праздных и распутных колонистов, которым надлежало вернуться в Испанию. На этой благоразумнейшей мере особенно настаивал Колумб. В колонию также отправлялся скот, пушки, ружья, различное воинское снаряжение, короче, все, что было необходимо переселенцам.
Вот таким образом Овандо, любимец Фердинанда, знатный вельможа и к тому же уроженец Испании, должен был вступить в должность, отнятую у Колумба. Флот вышел в море тринадцатого февраля 1502 года. В самом начале путешествия он попал в ужасный шторм, одна каравелла, на борту которой находилось сто двадцать человек, затонула, пассажиры других были вынуждены выбросить за борт все, что находилось на палубе, кроме того, шторм сильно разбросал корабли. Побережье Испании было усеяно различными предметами с кораблей, и прошел слух, что весь флот погиб. Когда он достиг двора, монархи, охваченные горем, в течение восьми дней отказывались принимать кого бы то ни было. Слух оказался ложным, но один корабль все же погиб. Остальные собрались у Канарских островов, у острова Гомера, и продолжили свой путь в Санто-Доминго, куда и прибыли 15 апреля.
Глава 4
Предложения Колумба по поводу освобождения Гроба Господня
(1500 — 1501)
Колумб прожил в Гранаде целых девять месяцев, пытаясь привести в порядок свои дела, запутанные недостойным поведением Бобадильи, и добиваясь возвращения своих должностей и привилегий. В течение этого времени монархи оказывали ему всяческое внимание и, улыбаясь, обещали полное восстановление в пожалованных правах. Впрочем, он уже давно понял, что между обещаниями, данными двором, и их исполнением может лежать огромная дистанция. Если бы Адмирал обладал болезненной психикой и был склонен роптать на судьбу, у него имелись бы все основания, чтобы впасть в мизантропию. Он наблюдал, как его оттесняла от дела его жизни, начатого столь блистательно, толпа проходимцев, пользующихся благосклонностью двора, как с небывалой пышностью снаряжался в плаванье человек, назначенный монархами на пост, от которого его так грубо и незаслуженно отстранили, в то время как его собственная карьера была прервана, и если возможность прямого служения обществу была показателем королевской благосклонности, то он все еще, очевидно, оставался в немилости.
Но деятельный характер Колумба не позволял ему долго предаваться депрессии; если на его пути появлялась преграда, он избирал для себя другое направление. Путеводной звездой ему служило воображение, которое в самые мрачные времена отвергало безрадостную действительность и наполняло его рассудок великолепными образами и умозаключениями. В это горестное время ему с особенной силой припомнился данный обет в течение семи лет после сделанного им открытия послать для освобождения Гроба Господня пятьдесят тысяч пеших солдат и пять тысяч конников. Время шло, а обет оставался неисполненным, да и средств на это у него не было. Новый Свет, несмотря на все свои сокровища, принес покуда лишь расходы вместо доходов, и Колумб был не в состоянии снарядить армию за свой счет.
Лишенный средств для воплощения своих благочестивых устремлений, он считал своим долгом вдохновить на это монархов. Ему придавало уверенности то, что он еще в самом начале сообщил им об этой великой цели, на достижение которой намеревался направить доходы от своих открытий. Со своим обычным рвением он приступил к работе, чтобы подготовить аргументы для подкрепления своих предложений. Он пытался проникнуть в смысл содержащихся в Священном Писании пророчеств, изучал всевозможные теологические трактаты, выискивая в них тайные предзнаменования и откровения, которые можно было бы истолковать как имеющие отношение к открытию Нового Света, обращению язычников и освобождению Гроба Господня, то есть к трем великим событиям, которым, как он считал, было предопределено произойти именно в этой последовательности. С помощью одного картезианского монаха он расположил обнаруженные отрывки по порядку и, подкрепив каждый поэтическими строками, составил из них рукописный том, который намеревался затем предъявить монархам. Одновременно он подготовил длинное письмо, написанное им со всей страстностью и искренностью. Именно в одном из этих своеобразных сочинений полностью раскрывается часть его натуры, склонная к видениям и мечтаниям. Из них также становится ясно, как мистическое и философское чтение придавало столь торжественный и возвышенный строй его мыслям.
В своем письме Колумб убеждал их величества начать крестовый поход для освобождения Иерусалима от власти неверных. Он умолял их не отвергать этот его совет как нелепый и неосуществимый, не обращать внимания на недоверие, с которым могут отнестись к нему другие, и напоминал монархам о том, что к его великому плану открытий также вначале относились с пренебрежением. Он открыто заявлял о своем убеждении, что с самого раннего детства он был избран небом для достижения двух великих целей — открытия Нового Света и освобождения Гроба Господня. Для этого, ведомый божественным Провидением, он избрал своим поприщем мореплавание, то есть тот образ жизни, который побуждает человека проникать в тайны природы, а будучи наделен пытливым умом, постоянно изучал всевозможные хроники и философские труды. Размышляя над прочитанным, он вдруг понял так ясно, будто это понимание было ему открыто самим Богом, что следует найти морской путь в Индию, и он загорелся страстным желанием осуществить это предприятие. "Вдохновляемый своим стремлением, — добавляет он, — я пришел к Вашим Величествам. Все, кто узнавал о моих замыслах, насмехались над ними, и все изученные мной науки ничем мне не помогли. Семь лет провел я при Вашем дворе, обсуждая мои планы с людьми весьма влиятельными и искушенными в науках, но в конце концов они решили, что все они тщетны. И только Ваши Величества неизменно в них верили. Кто может сомневаться в том, что свет, исходящий от Священного Писания, также озарил Вас лучами необычайной яркости".
Эти мысли, так торжественно и бесхитростно высказываемые известным своей пылкой набожностью Колумбом, убеждают нас в том, что его открытие на самом деле было плодом напряженной работы его собственного ума, а не полученной от других информации. Он считал его божественным откровением, предначертанным нашим Спасителем и пророками.
И все же он рассматривал его как событие менее значительное и лишь предваряющее величайшее из предприятий — освобождение Гроба Господня. Он объявил его чудом, ниспосланным небом, дабы вдохновить его и других на подлинно священное начинание и заверял их величества, что если они откликнутся на это его предложение, как и на сделанное им ранее, то они, несомненно, будут вознаграждены ожидающим его не менее триумфальным успехом. Он умолял их не обращать внимания на тех, кто отнесся бы к нему с презрением, считая его неграмотным и невежественным моряком, человеком, к тому же, сугубо мирским, и напоминал им, что Святой Дух может посетить как просвещенных, так и невежественных, более того, он предвещает грядущие события не только озарениями, нисходящими на разумные создания, но и чудесами, проявляющимися через животных, а также таинственными знаками в воздухе и на небесах.
Задуманное Колумбом предприятие, каким бы бесполезным и сумасбродным оно ни выглядело в наши дни, было созвучно настроениям того времени и двора, которому оно и было предложено. Мистический характер аргументов Колумба также соответствовал обычаям века, когда соображения религиозного характера оказывали влияние на правительства как при решении дел гражданских, так и при ведении военных операций. Еще был жив дух крестовых походов. Любой дворянин был готов обнажить шпагу во имя церкви или по призыву святых отцов, и благочестивый религиозный энтузиазм объединялся с естественным волнением, испытываемым во время боя. Фердинанд был религиозным фанатиком, благочестие Изабеллы также приближалось к фанатизму, насколько позволяла ее щедрая и великодушная натура. Оба они находились под влиянием священнослужителей, постоянно стремившихся к тому, чтобы проводимая ими политика способствовала росту могущества и процветанию церкви. Недавнее завоевание Гранады считалось европейским крестовым походом и принесло королевской чете титул Католических Величеств. Намерение продолжить свои священные победы и, подчинив неверных Испании, отомстить им за столь долгое владение христианской святыней, было естественным. Более того, герцог Мединасидония незадолго до этого совершил набег на Берберию и захватил город Мелила, и его поход был объявлен возобновлением священных войн против неверных в Африке.
Таким образом, в предложении Колумба не содержалось ничего, что можно было бы рассматривать как противоречащее здравому смыслу, учитывая время и обстоятельства, при которых оно было сделано, хотя в нем в полной мере проявляются его собственный энтузиазм и мечтательность. Следует помнить, что его замысел вынашивался во внутренних двориках Альгамбры, среди роскошных остатков мавританского величия, где несколькими годами ранее крест восторжествовал над поверженными символами чуждой веры. Похоже, он возник, когда Колумб был охвачен благородным волнением, как это случалось всякий раз, когда он размышлял о своем великом долге, когда, как он считал, он находился под воздействием божественного наития, и, выполняя волю небес, осуществлял свое высокое предназначение.
Глава 5
Приготовления Колумба к четвертому путешествию
(1501 — 1502)
Размышления, связанные с освобождением Гроба Господня, недолго владели мыслями Колумба. Вскоре они с новым пылом вернулись в привычное русло. Его охватило нетерпение, вызванное вынужденным бездействием, и он избрал себе цель для еще одного путешествия. Достижение Васко да Гамы, который, обогнув мыс Доброй Надежды, открыл давно отыскиваемый путь в Индию, стало одним из выдающихся событий того времени. Плавание Педро Альвареса Кабраля, совершенное по следам Васко да Гамы, было необычайно успешным. Его корабли вернулись нагруженными драгоценными восточными товарами. У всех на устах теперь была тема богатств Каликута: торговля бриллиантами и драгоценными камнями из шахт Индостана, а также жемчугом, золотом, серебром, янтарем, слоновой костью и фарфором, а помимо этого шелковыми тканями, ценными породами дерева, смолами и всевозможными пряностями и специями. Открытие диких пространств Нового Света принесло Испании лишь незначительный доход, этот же внезапно открытый путь в роскошные страны Востока сразу же стал источником богатства для Португалии.
Все эти рассказы пробудили в Колумбе дух соперничества. Теперь он вынашивал замысел путешествия, которое, как он со своим обычным энтузиазмом полагал, должно было превзойти не только открытие Васко да Гамы, но даже его собственные, сделанные им в предыдущих экспедициях. Согласно его личным наблюдениям, сделанным во время путешествия к берегам Парии, а также сообщениям других мореплавателей, в особенности Родериго Баслсдеса, проплывшего намного дальше его в этом направлении, побережье материка простиралось далеко на запад. Южный берег Кубы, которую он считал частью Азиатского континента, также тянулся в ту сторону. Течения Карибского моря должны были проходить между двумя этими материками. Поэтому он был убежден, что где-то в тех местах должен существовать пролив, открывающий доступ в Индийское море. По его мнению, этот предполагаемый пролив должен был находиться где-то неподалеку от места, которое сейчас называется Дарьенским перешейком. Если бы ему удалось отыскать такой проход и тем самым связать открытый им Новый Свет с богатейшими районами Старого, то это стало бы великолепным завершением его трудов, поскольку он достиг бы великой цели.
Когда Колумб сообщил о своем плане монархам, его выслушали с большим вниманием. Говорят, что кое-кто из королевского окружения пытался воспрепятствовать его осуществлению, указывая на нецелесообразность каких-либо новых экспедиций вследствие испытываемых Испанией различных нужд и скудости королевской казны. Они также намекали, что Колумба не следует использовать до тех пор, пока письма от Овандо не подтвердят его добропорядочного поведения на Эспаньоле. Но эти ограниченные суждения не достигли своей цели: Изабелла всецело доверяла Колумбу. Что касается расходов, то она чувствовала, что после того, как Оваидо получил для своего вступления в должность такой мощный флот и великолепную свиту, было бы неблагородно и неблагодарно отказать первооткрывателю Нового Света в нескольких кораблях и не предоставить ему возможности продолжить свои великолепные предприятия. А что касается Фердинанда, то его алчность воспламенилась при мысли о возможности скорого открытия более короткого и надежного пути в страны, с которыми португальская корона вела столь прибыльную торговлю. Кроме того, осуществление этого проекта должно было надолго отвлечь Адмирала от всяких неудобных просьб и позволить наилучшим образом употребить его таланты во благо короны. Какие бы сомнения ни испытывал король относительно его способностей законодателя, он весьма высоко ценил опыт и суждения Колумба как мореплавателя. Если такой пролив действительно существовал, то открыть мог, конечно же, только Колумб. Поэтому его предложение было с готовностью принято, и ему было поручено немедленно снарядить флот. Осенью 1501 года он отбыл в Севилью, чтобы заняться необходимыми приготовлениями. Хотя это крупное предприятие и отвлекло его внимание от романтической идеи освобождения Гроба Господня, она все же продолжала занимать его мысли. Он оставил свой манускрипт, содержащий собранные им пророчества, благочестивому монаху по имени Гаспар Горрисио, который помог его завершить. В начале следующего года Колумб представил свой труд монархам, приложив к нему уже упоминавшееся полное энтузиазма письмо. В феврале он также написал письмо Папе Александру VII. В этом письме он приносит извинения за то, что вследствие своей безмерной занятости не смог приехать в Рим в соответствии со своими первоначальными намерениями, чтобы рассказать о своих великих открытиях. Кратко описав их, он добавляет, что его путешествия были предприняты с целью посвятить полученные от них доходы делу освобождения Гроба Господня. Он упоминает о данном им обете и жалуется, что происки дьявола не позволили ему осуществить свои благочестивые намерения, высказывая опасения, что без божественной помощи он ничего не сможет сделать, поскольку у него отняли пожалованное навечно губернаторство. Он сообщает его святейшеству, что вскоре должен отплыть в новое путешествие, и торжественно обещает по возвращении немедленно прибыть в Рим и лично рассказать обо всем, а также представить дневник, который он вел с самого первого путешествия и по нынешний день в духе "Записок" Цезаря.
