Раздался звук, похожий на гром, тошнотворный хруст чего-то твердого и крепкого, ломающегося и ломающегося, и внезапно Они Ли лежал лицом вниз на крыше передо мной. Я почувствовал, как мои губы растянулись в ухмылке.

Успех.

Я взглянул на свою скрытую копию, седьмую, которая ускользнула, пока Они Ли не обращал на нее внимания, и кивнула. Она ухмыльнулась мне, но тут же исчезла, и гравий, который она держала в руке, когда боеприпасы вернулись на место.

Единственное направление, в котором он мог атаковать, откуда, я был уверен, он был настоящим существом, по крайней мере, достаточно долго, чтобы ударить его, было выше меня. С шестью из меня, прижавшейся достаточно близко, чтобы защитить меня, и каждый из них достаточно быстро, чтобы вытащить одного из его, прежде чем они смогут вытащить штифт на гранату, если он вообще хотел меня ударить, ему нужно было подойти с направления, в котором я бы не стал. Я не наблюдал за движением на скорости, имея достаточно времени, чтобы вооружить его гранату, и я не мог предотвратить это. Альтернативой была бы попытка затопить меня клонами — за исключением того, что он понятия не имел, что у меня тоже есть ограничение на то, сколько я могу призвать.

Я осторожно подошел к Они Ли, который был тревожно неподвижен. Если бы не тонкие движения его спины при дыхании, я бы подумал, что он мертв. Носком одного ботинка я зажал ногой его неповрежденное плечо и осторожно перевернул.

А затем отпрянул, пораженный, когда он небрежно дернул за штифт каждой гранаты, до которой мог дотянуться.

"Черт ..."

Что-то врезалось в меня сбоку —

БУМ

— и тогда мой мир стал громом, силой и сокрушительной тишиной .

Через мгновение я снова осознал себя. Я понятия не имел, сколько времени прошло, но мне казалось, что это одновременно вечность и меньше секунды. Я моргнул открытыми глазами, я не осознавал, что закрыл, и обнаружил, что лежу на спине, снова глядя в небо. Гравий под моей спиной был как соль в открытой ране, которая была синяком, который я только что обнаружил минуты-часы? Дней? — тому назад.

Сначала вообще не было звука. Мои уши были набиты ватой, и я даже не слышал собственного дыхания. Затем начался звон, пронзительный пронзительный вой, который снова грозил меня оглушить. Как будто кто-то поставил сирену рядом с моими ушами, потому что это все, что я мог слышать.

Я поднялся и, спотыкаясь, поднялся на ноги, неуклюже, пьяно, как будто только учился ходить. Мои ноги были неустойчивы подо мной, и мое равновесие было таким перекосом, что мне было трудно понять, в каком направлении было вверх.

Я помотал головой , чтобы попытаться очистить его, и что было , когда ситуация стала возвращаться ко мне. Бакуда. Бомбы. Головорезы на складе. Они Ли. Они Ли выстрелил почти всеми гранатами сразу, прямо мне в лицо . Эта sonnuva —

"Эй, сука!"

Я повернулся к голосу, голосу врага , Голос Бакуды . Она стояла в дыре, которую я проделал на складе, ее ракетница висела на одном плече, пока она держалась в вертикальном положении через стену. Что-то просвистело у меня перед лицом.

Звонок

"Жуй, ублюдок!"

Звенеть-чокаются

я вернулся с тем, что почувствовал , как мучительно медленно, и там, сидя невинно в гравии, была еще одна из бомб Bakuda в.

Может быть, если бы я занимался этим дольше, у меня могло бы получиться лучше. Может быть, если бы это был мой третий бой — только второй, если бы вы не считали это с Glory Girl — я бы отреагировал быстрее. Может быть, если бы я был таким же опытным и если бы мои инстинкты были такими же отточенными, как у некоторых из моих героев, ни Они Ли, ни Бакуда никогда бы не напали на меня.

Но у меня не было такого опыта. Я сражался с Лунгом, Славой, а теперь я сражался с Бакудой и Они Ли. У меня не было времени, чтобы мои ответы стали мгновенными и бездумными. У меня не было времени, чтобы статьтаким хорошим.

Так что к тому времени, как я бросился с крыши прочь от бомбы, она уже взорвалась, и ...

БОЛЬ

— мир снова растаял.

В течение вечности я чувствовал только агонию. Жидкий огонь на каждом сантиметре кожи, кислота залила меня, каждый нерв протыкался горячим железом. Я горел, все горячее, горячее и горячее, как будто я падал на солнце, как будто каждая частичка меня опалила, как будто, если бы я позволил этому, даже мой разум был бы разрушен.

Эта сломанная рука ничего не значила.

Приземление было резким, но я этого почти не почувствовал. Я отчаянно, безнадежно пытался удержаться от падения с невидимого края, от разрушения, и мне казалось, что я цепляюсь за рассудок кончиками пальцев. Через мгновение звук чьего-то крика, достаточно громкого и пронзительного, чтобы разбудить мертвых, начал проникать сквозь раскаленную добела агонию моих мучений.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем я понял, что это я.

Каким-то образом мне удалось удержаться, даже когда я кричал, пока у меня не разболелось горло. Даже когда синяк на моей спине пульсировал, теперь болезненнее, чем когда-либо, мне удалось удержаться. Как бы я ни желал, желал чего-то столь же сладкого, как конец , мне удавалось держаться.

И затем, наконец, агония начала исчезать, и я задыхался, запыхавшись и измученный, когда я вернулся в себя, и мой мир стал чем-то большим, чем просто я и эта боль.

Было сложно сосредоточиться. Несмотря на то, что боль начинала уходить, мои руки и ноги все еще дрожали от нее. Я чувствовал себя слабее новорожденного и вдвое уязвимее. Муха могла убить меня, потому что я мог бы остановить ее прямо сейчас.

И когда я заставил себя открыть глаза, заставил себя оттолкнуться от остатков боли и попытаться двинуться с места.я должен был найти Они Ли, зловещий и в маске демона, стоящий надо мной с этим огромным ножом. Было ясно видно, что одно из его плеч было в непригодном для использования состоянии. Громовой подвиг моего дубликата разбил его, и рука, прикрепленная к нему, безвольно и бесполезно повисла рядом с ним.

И все же, несмотря на то, как сильно ему было больно, он не издал ни звука, кроме своего слегка затрудненного дыхания. Он просто поднял нож, держа его так же твердо, как всегда, и его намерения были ясны. Он собирался убить меня, даже если ему придется колоть, колоть и колоть, пока у него не останется сил.

Я не смогу его остановить.

Он шагнул ко мне, подняв нож, хотя я отчаянно пытался отступить ...

А потом внезапно из его груди вырвался серебристый цилиндр, как будто он был там все время.

Инфо: Основной материал: Geis.

Geis [Term].

Проклятие древних кельтов. Форма заклинания, которой владеют народы Ирландии и Шотландии, часто встречающаяся в мифологии Ольстерского и Фенийского циклов. Имеет эквиваленты и в других культурах.

Когда кто-то сломлен, клятвенного постигает великое несчастье.

Основная и наиболее известная форма geis — это форма контракта или присяги. Кухулин дал несколько из них, включая клятву никогда не есть собачье мясо, и нарушение этого гейса привело к его смерти. В таких случаях часто бывает молчаливое или явное согласие человека или людей, дающих присягу, что они будут ее соблюдать. Эта форма также применима к гейсу, занимающему властные позиции, поскольку лицо, занимающее такую ??позицию, соглашается на акт передачи его в Геаса, который на него возлагается.

Однако есть и вторичная форма, которая существует как проклятие, возлагаемое одним на другого, независимо от согласия. Эта форма, используемая Грейнн против Диармуида из Пятна Любви, требует власти и власти над тем, кто связан, например, принцесса или королева над рыцарем или богиня над смертным человеком.

Следует отметить, что форма Гиас Рин Тосака, которую использует в маршруте " Прикосновение небес" в " Судьбе / ночь схватки", является германским эквивалентом, более слабым связывающим проклятием, которое не может диктовать действие, а только запрещает его. Как форма связывания он абсолютен, но как проклятие — более слабый эффект.

Обеспечение 4.6

На мгновение никто из нас не двинулся с места. Я не мог определить интервал в одно сердцебиение или час. Я едва могла дышать, с трудом сосредотачивая взгляд на Они Ли и цилиндре, который теперь торчит из его груди. Это было титаническое усилие, чтобы снова не упасть. Каждый мускул в моем теле все еще дрожал от толчков агонии, которая еще не покинула меня. Мой мозг все еще не смог вернуться, чтобы я мог понять, что происходит.

Они Ли казались такими же сбитыми с толку. Он смотрел на цилиндр без каких-либо признаков понимания, как будто он был совершенно ошеломлен и просто не мог понять, как он попал туда или почему он вообще там оказался.

Мой пульс стучал в ушах, как гром. Момент растянулся невероятно долго, как резинка. Звук моего собственного дыхания был подобен вихрю, захлестнувшему мою голову.

Затем Они Ли отвернулся от цилиндра и снова посмотрел на меня. Он протянул здоровую руку, разводя два верхних пальца вокруг рукоятки ножа, и попытался схватить штифты нескольких гранат, привязанных к его груди —

ТРЕСК

— и что-то вроде резиновой пули врезалось ему в руку с очень высокой точностью, сломав несколько костей, как веточки. Его нож грохот на землю , как он попятился назад, и он сделал первый звук , который я слышал от него всей ночи:. Длинный, низкий стон , который сделал очень мало , чтобы передать боль , которую он должен был быть в

Моей яичнице мысли растягивается и выпрямился, пытаясь понять связность и понимание, но это было похоже на попытку подняться в гору с валуном на спине. Цилиндр, резиновая пуля — они что- то значили , я знал, что онизначили , я знал, что я знал, что они делают, но я изо всех сил пытался вспомнить, что именно .

Через мгновение Они Ли снова повернулся ко мне, глядя на меня через зияющие ямы, которые были глазками его маски, и я понятия не имел, о чем он думал, что он собирался делать без ножа, с одним плечо сломано, а пальцы другой руки разбиты, как стекло.

У меня действительно не было шанса узнать.

Они Ли двинулся лишь чуть-чуть, его нога сместилась в сторону, когда он посмотрел на меня, растянувшись на земле, беспомощный и слабый. ТРЕЩИНА — и еще одна резиновая пуля врезалась ему в голову, прямо между глазами его маски, и он дернулся назад и начал спотыкаться ...

И прежде чем он упал на землю, Они Ли растворился в облаке пепла.

Больше он не появлялся, нигде поблизости. Нож, который он уронил, остался лежать брошенным там, где он выпал из его рук. К счастью, когда он уезжал, он не оставил никаких боевых гранат или чего-то подобного.

Задыхаясь, я попытался приподняться и встать. Было еще что-то ... Раньше ... Мне пришлось ... Мне нужно ... что— тосделать ...

В моей груди была уверенность, что что-то еще не закончено, что-то, о чем мне еще нужно позаботиться, что-то, что я должен закончить, обработать но мои разбросанные мысли не могли струны вместе достаточно для меня , чтобы точно вспомнить , что. Я знал только, что это срочно и надо спешить.

Гулкий ритм шагов был подобен грому над звуком моего дыхания и быстрым ритмом моего сердцебиения, и они приближались. Я приложил все усилия, чтобы подтолкнуть себя вверх, потому что внутри меня была такая же уверенность, что я один, что ко мне идет враг , потому что эту битву мне пришлось вести в одиночку , но моя рука покачнулся, и моя ладонь соскользнула, и я рухнул обратно на землю, ударившись головой о тротуар.

Я не чувствовал боли от столкновения, но я понятия не имел, было ли это потому, что я действительно не пострадал или потому что все мои болевые рецепторы были сожжены ...

Бомба Бакуды.

Мое сердце колотилось в груди.

Бакуда. Бомба Бакуды. Взрывы сегодня, убитые люди, угроза жизни папы, моей жизни, обещание возмездия за поражение и поимку Лунга, угроза обострения, если я не приду один, склад, головорезы , Бакуда Бакуда Бакуда ...

Воспоминания вернулись на свои места, и теперь я мог вспомнить, что я делал там в этом переулке, почему каждая часть меня так сильно болела, что мне еще нужно было делать, все. Мои мысли все еще были рассеянными и вялыми, как будто они были разнесены по всему телу и изо всех сил пытались выстоять на ветру урагана, но они были достаточно ясными.

Мне нужно было убить Бакуду.

"Кух..."

Я боролся со своими дрожащими руками и слабостью в моем теле, сотрясениями и толчками той бомбы, которая оставила меня почти полностью неповрежденной, но зажгла каждый нерв в моем теле. Я изо всех сил старался преодолеть это, прижимая локти вниз и под себя, и простое выполнение чего-то такого простого и легкого казалось тогда работой огромных усилий.

А затем, прежде чем я смог оторваться от своей спины более чем на несколько дюймов, передо мной послышались шаги, и когда я посмотрел на них, ожидая увидеть, что один из головорезов Бакуды пришел, чтобы прикончить меня, флаг ... одетое лицо посмотрело на меня.

Мисс Милиция упала рядом со мной на колени, держа в руке длинное ружье со стволом, слишком большим для обычной пули. Мои мысли совпали и соединились, и я понял, что это она застрелила Они Ли сначала дротиком с транквилизатором, а затем дважды резиновыми пулями.

И она, вероятно, спасла мне жизнь, сделав это.

Она положила ствол своей винтовки на одно колено и подняла руку к голове, прижав кончики пальцев к уху.

— Оружейник, — сказала она, больше походив на солдата, в которого она одевалась, чем на добродушную женщину, улыбнувшуюся мне в ту первую ночь, — Они Ли развеваются. Правое плечо травмировано, вывих минимум, а мне досталась вторая рука. Скорее всего, он не в состоянии нанять тебя, но я все же советую соблюдать осторожность.

Я наблюдал, как она повернула голову, когда она окинула взглядом переулок. Это было недолго; переулок был не совсем стоянкой.

"Никаких признаков Бакуды", — продолжила она. "Я присмотрел за складом. Мэдисон-стрит, северная сторона. Горит свет. На моей стороне большая дыра, футов в двадцати вверх. Размер, форма... определенно брешь. Ожидайте врагов — я слышу их отсюда ".

Последовала минутная пауза.

"Да, она у меня есть", — сказала она. Мое сердце екнуло — она ??говорила обо мне . "Она прямо здесь".

Затем она посмотрела на меня, ее глаза бегали вверх и вниз по моему телу с какой-то клинической отстраненностью.

"Никаких видимых повреждений", — продолжила она. "Но она не выглядит нормально. Дрожит, общая слабость — кажется, ей трудно стоять. Я не думаю, что безопасно оставлять ее одну.

Еще одна пауза.

"Понял. Я оставлю Они Ли тебе, а Штурм и Батарея займутся складом. Скажите им, чтобы они ожидали менее теплого приема, но я не слышу выстрелов. Я не уверен, что происходит внутри, похоже на бунт. Над."