— Убить этого взбесившегося дурака Крангора... Конечно, шанс довольно большой, но практически такой же, что покушение провалится. Сейчас он осторожен, чувствует, что многие на него очень обижены. А если дело провалится, неприятностей не оберёшься.
— А если удастся?
— И тогда не лучше получается. Изберут нового консула и продолжат гнуть свою линию. Так что убивать его нет смысла, а то я уже начал думать: может быть, стоит подкинуть Тору идею насчет убийства, чтобы в случае провала остаться в стороне. Теперь я оценил решение (до сих пор не понимаю, чьё: Клингора или Тора): убить его невесту! Но новой невесты он что-то не заводит пока...
— Мой венценосный супруг, что же нам остается?
— Ни одного нормального решения не вижу! Ну и ситуация! Последняя кость в горле, но какая зазубренная!
— Ничего. Даст Судьба, как-нибудь справимся.
В эту ночь Толтисса увидела очередной сон, но, уже знавшая свою особенность видений вариантов реальности, защитилась, чтобы он никому не попал. Она на форуме в Линье, почему-то без свиты и короля. На форум врывается принц Крангор, быстрыми шагами подходит к ней, кланяется и вдруг выхватывает меч и сносит ей голову... Уходя в светлый тоннель, она сверху видит, как он поднял голову, поцеловал и произнёс ошеломлённому народу:
— Теперь наша свобода освящена жертвой и кровью. Теперь нам обратного пути нет!
* * *
Летним утром по дороге на Линью не спеша двигались три конницы: королева Толтисса и две её охранницы. Они подошли к пограничному посту "независимой" Линьи. Правда, полностью декларировать независимость Сенат всё ещё отказывался, опасаясь оказаться в настоящей войне со Старквайей, тем более что имперский статус Линьи ещё не был восстановлен. Поэтому на пограничном столбе по-прежнем красовалась приписка маленькими знаками "королевства Старквайи". Пост, стоявший лишь чтобы слегка контролировать нежданных гостей, вытаращил глаза и открыл рот (не думайте, что у него был один рот, но все трое настолько синхронно это проделали, что хотелось сказать именно так).
— Неужели это на самом деле королева?
— Вроде бы и на самом деле. Чего же ты не спросил?
— Язык к нёбу прирос! И у тебя ведь тоже!
— Слушай, Ар, скачи в город, сообщи, что едет королева.
И Ар поскакал в город. Королева и её спутницы после поста несколько прибавили, лошади у них были прекрасные и не уставшие, и бедный патрульный с трудом поспевал за ними, не то, чтобы обогнать. Но перед воротами города королева подмигнула своим охранницам, и они пропустили несчастного перепуганного гражданина вольного города Линьи вперёд минут на пять.
— Что случилось? — спросил начальник охраны ворот.
— Сюда скачет королева!
— Какая ещё королева?
— Та самая!
— С войском?
— Одна.
— Вот это да! Надо известить Сенат и консула!
Возле ворот быстро собиралась толпа зевак, посмотреть на знаменитую красавицу-королеву. Неспешно приближались всадницы.
— Вот это красота! Не зря король от нее с ума сошел!
— И служанки первоклассные. Эх, такую бы к себе в постель...
— Такая бы тебя скрутила в три погибели и выбросила бы на улицу. Ты ей в подмётки не годишься.
Королева приостановила коня и гордо посмотрела на растерянного начальника караула.
— Кто идёт?
— Ваша королева.
— Подожди, пока известят Сенат и консула.
— Вы что, женщины боитесь?
Народ зароптал. Начальник сжался и сказал:
— Проезжай, гражданка. Но оружие пусть твои служанки оставят.
— Вы что, граждане свободной Линьи? Боитесь дубинки охранницы и её кинжала? Может, и мне мой женский кинжал оставить?
Народ расхохотался и возмутился ещё больше. Начальник капитулировал.
— Ну ладно, проезжай.
И Толтисса направилась прямиком на форум. Со всех сторон стекался народ, многие сенаторы тоже сочли за благо быстрее явиться на форум. Принц-консул метался, теряя драгоценные минуты и не зная, что делать. А королева спешилась перед форумом и в сопровождении двух охранниц прошла на ораторскую трибуну.
— Приветствую тебя, благородный народ древней и знаменитой Линьи!
— Да здравствует королева! — закричал народ.
— Приветствую вас, отцы-сенаторы!
Поражённые происходящим, ослепительной красотой и властностью этой женщины отцы-сенаторы не осмелились возразить, что королеве не было предоставлено право ораторства. Они поклонились и сказали:
— Мы слушаем тебя, великолепная и несравненная!
И тут на площадь грубо ворвался вместе со своей охраной принц-консул.
— Убить её! — и тут он понял, что оговорился, сказав вслух то, что думал. — Схватить её!
Народ взревел от возмущения, охрана даже не пыталась сопротивляться, и лишь Толтисса спасла принца от растерзания на куски.
— Я не хочу, чтобы мое появление было отмечено самосудом. Оставьте это ничтожество. Отцы-сенаторы, я хочу, чтобы вы и народ ясно сказали, может ли столь подлый, бесчестный и ничтожный человек быть вашим консулом?
Через полчаса единогласным голосованием Сената и народа принца лишили консульства и гражданства Линьи, которая сохраняла в дополнение к общеимперскому ещё и своё, как одну из немногих оставшихся привилегий древнего вольного города (ещё одной была чеканка собственной медной монеты).
— Я обращаюсь к вам, отцы-сенаторы и народ Линьи. Лучше ли вам стало, когда вы попытались отделиться от королевства?
Кое-кто попытался сказать, что свобода стоит жертв, но в совокупности почти весь народ и сенаторы ответили:
— Намного хуже.
— Я согласна с тем, что были допущены несправедливости по отношению к Линье. Но заметьте, для благородных участников рокоша, которые не выходили за пределы законного протеста, вопрос о несправедливостях был полностью решён. Теперь все города королевства имеют свои сенаты. Теперь восстановлена власть народных собраний. И лишь вы, после вашей неизбежной капитуляции, можете потерять всё. Я предлагаю вам восстановление привилегий, данных Линье в обмен на отказ от общеимперского статуса, и ограничение права рекомендации консула его использованием раз в три года. Единственное условие — немедленно и добровольно отозвать прошение о восстановлении прав и принять рекомендованного моим мужем и государем консула для восстановления города после глупого мятежа, а также признать все эдикты короля и постановления Совета Королевства, изданные за время вашего мятежа.
Так был погашен без единой жертвы последний очаг мятежа. Красивая женщина оказалась сильнее целой армии.
Две недели сидел принц-бывший консул в своём дворце, отказываясь признать решение Сената и народа. Но, когда кончились запасы, когда разбежались все слуги и приближённые, принц надел рубище, попросил заковать свою шею в ошейник и привесить к нему цепь, и отправился просить пощады у короля. Единственный оставшийся у принца слуга подтащил Крангора за цепь к подножию трона, где принц упал ниц, горько заплакал, стал каяться в преступлениях и молить о пощаде. Король изобразил умиление, велел поднять принца, переодеть в подобающие ему одежды и благородно простил его, потребовав лишь отказаться от права наследования престола, но сослал в выделенное ему небольшое поместье. Вопрос о возвращении принцу его лена даже не поднимался. Принц молил, чтобы ему дали возможность загладить вину, дав одну из армий на войне. И тут король единственный раз резко высказался:
— Никто не будет служить под командой обесчещенного и опозоренного.
От огорчения принц ударился в загул, и через пять лет умер естественной смертью от пьянки и сопутствующих болезней.
* * *
Тор пока что не решался обносить Колинстринну городской стеной, но практически это был уже город. Появились постоянные лавки, целый квартал занимали мастерские, и богатая область, которая уже не считалась захолустьем, привлекала многих. Естественно, начали появляться художники, артисты и гетеры. Пока что постоянного театра не было, но во время ярмарочных дней представления регулярно давались. То заезжала актёрская труппа, то циркачи, то певцы и музыканты.
Но, конечно же, появление людей разного пошиба требовало неуклонного слежения за порядком. В частности, из-за этого служанки в тавернах Колинстринны славились как молодые и чистенькие. Памятуя, что происходит в имперской столице, Тор чётко поставил условие: как только такая служанка начинает проявлять наклонности шлюхи, от неё необходимо избавляться. Запретить им заниматься обычным делом: обслуживанием гостей, в том числе и в постели — Тор, безусловно, не мог, но ситуацию пока что удавалось удержать под контролем.
Порою приносили неприятности и гетеры. С ними было намного сложнее, поскольку над полноправными гетерами владетель (и даже сам Император) власти не имел. Они приходили, когда хотели, и уходили, когда хотели. Война также не являлась для них препятствием: они спокойно гуляли между враждующими армиями. Только конкретное преступление могло послужить причиной их задержания или высылки, но и в этом случае цех гетер имел право на приостановку наказания и на протест. Даже шпионаж не вменялся гетерам в вину: ведь было строжайше запрещено обсуждать политические дела с гетерами или в их присутствии, и если кто-то нарушил этот запрет, то виноват сам. Причём дважды: и в том, что выболтал тайну, и в том, что грубо нарушил правила поведения. Так что проболтавшийся помимо наказания получал позор. Но, безусловно, гетера не могла прямо сообщить добытые сведения тому, кому решила услужить. Здесь использовались более тонкие методы, например, "случайно" подслушанный гостем разговор между гетерами или гетерой и её служанкой. Правда, это лишало получателя информации важного права: задать интересующий его вопрос. Но что поделаешь, древние и жёстко поддерживаемые обычаи. Великие Монастыри не уставали напоминать о печальной участи народов, государств и целых цивилизаций, где к власти допускались актёры, проститутки и художники. Здесь две главные религии были также едины. А вот у ненасильников такого запрета не существовало, но у них оставалась всего пара маленьких государств на Земле: на крайнем юге и на востоке.
Один эпизод с гетерой дал возможность Тору избавиться от нежелательной особы. Только что выпущенная полноправная гетера Элисса из Карлинора направилась прямо из линьинской школы гетер в Колинстринну, считая, что для нового дарования здесь найдётся возможность прославиться. Через короткое время она перессорила между собой многих дворян и мастеров, а Тор и Эсса ничего не могли поделать, только тщетно взывать к разуму одурманенных. Конечно же, от самого Тора чары Элиссы отскакивали, как от каменной стены. Элиссу это всё больше и больше раздражало, она сначала клялась себе, что заставит его просить о любви, а потом незаметно сама влюбилась в него по уши, и в конце концов на балу у Владетеля у неё буквально вырвался вызов. Все замерли: что-то случится! Тор гордо выпрямился.
— Проделанное тобой столь же недостойно и несообразно, как если бы я вызвал на поединок Императора. В слабости и трусости ты меня тоже не можешь обвинить, так же как никто не обвиняет Ляна Жугэ или принца Клингора, которые не бросаются в гущу схватки, а следят за нею с высокого места. Все и так знают, что в своё время они не раз доказали свою смелость и мастерство в поединках. Должна же ты прекрасно знать: поднявшийся до двойной тантры навсегда неуязвим для плотских страстей. Поэтому твоя цель была неисполнима, твоя мечта недостижима, твой вызов лишь позорит тебя, и я его отвергаю.
Гетера в отчаянии бросилась на колени:
— Владетель, я умру от любви и горя! Я прошу тебя, сделай меня своей рабой, но спаси меня от самой себя!
Все замерли. А Тор почувствовал, что настало время безжалостно загнать последний гвоздь в гроб таких поползновений.
— Если ты умрёшь, мы с почётом похороним тебя, поскольку смерть гетеры от любви равна смерти воина на поле боя.
И тут Тор сделал шаг, который шокировал всех. Одна из дворянских девушек, Кранисса Хурриган, сколько он знал от жены, отличалась прилежностью, умом и добропорядочностью. Но Тор замечал её тоскливые и безнадёжные взгляды в его сторону. Кранисса моментально прятала эти взгляды, когда видела, что он обращает на неё внимание. Решение пришло по контрасту.
— Непорочная дева Кранисса. Чтобы показать, что я открыт для достойных, я зову тебя к себе на ложе сегодня и ещё два дня, если ты сама этого желаешь и если твои родители и суженый не против.
Это было одно из старинных сеньориальных прав, но применявшееся весьма редко, поскольку отказ хотя бы одного из четырёх заинтересованных лиц позорил сеньора. Отец девушки Хань Хурриган, в своё время сыгравший неблаговидную роль в истории женитьбы Тора, вышел вперёд, поклонился и сказал:
— От себя и своей супруги я заявляю, что мы лишь польщены выбором сеньора. Суженого у Краниссы ещё нет, но после этого я уверен, что отбою в женихах не будет, особенно если она понесёт сына от тебя, Владетель.
— Я не смела надеяться, Владетель, — тихо пролепетала Кранисса. — Я никогда бы даже не намекнула.
— Именно поэтому ты и выбрана, — завершил Тор.
Гетера тем временем, полностью раздавленная, выскользнула из залы. Она понимала, что теперь ей никогда не стать Высокородной. Она ушла в свою комнатку в таверне, заперлась там и хотела уморить себя голодом и жаждой, но через пару дней не выдержала, заказала обед и вино и умчалась в столицу. Позор опередил её. Через некоторое время она вынуждена была пройти обиднейшую церемонию деклассирования от полноправной до неполноправной и затем изгнания из цеха гетер, как опозорившей честь корпорации и не нашедшей в себе мужества умереть после этого.
Эсса испытывала тройные чувства. Она не могла не ликовать внутренне по поводу урока, преподнесенного не только этой наглой шлюшке-гетере, но и всем будущим охотницам. Она понимала, что последнее решение Тора является одновременно поощрением лучшей ученицы и постановкой точек над "i" в разговоре с гетерой. Но оставлять при себе Краниссу после такого она не могла, поскольку помимо своей воли кипела ревностью к ней: всё-таки это была не крестьянка и то, что делал муж, не было долгом. Но решение нашлось, удовлетворяющее всем правилам чести и безвредное для совести. Эсса подарила Краниссе пару платьев из шерстяного шёлка и послала её, как лучшую из своих девушек, во фрейлины к королеве. Когда Кранисса уехала, хорошее настроение вернулось к Эссе. Девушка, конечно же, в Колинстринну вернулась впоследствии лишь на несколько дней вместе со своим женихом.
А сам Тор наконец-то понял, в чём дело, почему у него иногда всё-таки появлялись слабые отголоски любовного наслаждения. Относясь к Краниссе исключительно чутко и желая лишь, чтобы ей было хорошо, полностью забыв о самом себе, он вдруг ощутил наслаждение. Теперь он мог получать его не как физическое, но лишь как отклик в своей душе другой души. А на духовном уровне, если у Краниссы и были какие-то грехи и нечистые страстишки, то Тору они не попадали: видимо, она отдавалась ему всей душой и всем телом, как Ангтун, и полное отрешение Тора от своих физических слабостей защитило его от грязи, которой, конечно же, было очень мало по сравнению с обычными душонками. Тор на третье утро с уверенностью благословил Краниссу, пожелав ей найти прекрасного мужа, вырастить со своим супругом достойных рыцарей и добродетельных красавиц. Он излечил девушку от безнадёжной страсти к себе и открыл ей дорогу к настоящей жизни.
