— Конечно, — сказал он небрежно, надеясь, что его собственный акцент был столь же убедителен. Он протянул свою чашку, наблюдая, как официант наполняет ее, затем поднял другую руку, вытянув указательный палец в жесте "минуточку".
— Что-то еще? — Официант приподнял бровь, выражение его лица было спокойным, и МакБрайд кивнул. — Что вам принести? — спросил другой мужчина, ставя кофейник, чтобы вытянуть из кармана свой потрепанный блокнот для заказов и нажать на экран.
— Что-нибудь из другого мира, — тихо сказал МакБрайд.
Официант даже не дернулся. Его плечи не напряглись; глаза не сузились; выражение его лица даже не дрогнуло. Он был хорош, подумал МакБрайд, но, с другой стороны, он уже знал это. Так же, как он знал, что в этот конкретный момент его собственная жизнь висела на волоске.
— Я думаю, что с таким заказом вы не в том месте, — ответил официант с явным весельем. — В этом заведении нам повезло заполучить в свои руки местную продукцию, которая не травит клиентов!
— О, я в этом не сомневаюсь, — фыркнул МакБрайд с оттенком того, что, как он с удивлением обнаружил, было искренним весельем. — С другой стороны, я не думал о меню... капитан Зилвицки.
— Тогда вы действительно не в том месте, — спокойно сказал официант. Это спокойствие, как МакБрайд обнаружил, не было особенно обнадеживающим, но он заставил себя улыбнуться и подергать вытянутым указательным пальцем в предостерегающем жесте.
— На самом деле, я не такой, — стараясь говорить достаточно тихо, чтобы его не услышали, но в то же время достаточно громко — и достаточно уверенно — чтобы излучать уверенность, которой он на самом деле не ощущал. — Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами... или с агентом Каша, если вы предпочитаете.
Глаза Антона Зилвицки сузились — на мгновение — наконец, и его правая рука слегка сдвинулась по его блокноту для заказов.
— Прежде чем вы попытаетесь открутить мне голову, как крышку от бутылки — вероятно, с определенной степенью успеха, о котором я бы сожалел... — продолжил МакБрайд — подумайте о своей ситуации. Я уверен, что у вас и агента Каша есть несколько альтернативных стратегий побега, и вполне возможно, что некоторые из "клиентов" моих коллег были бы рады помочь вам перерезать мне горло, прежде чем отправиться в свой неспешный и хорошо спланированный отпуск. С другой стороны, я не сидел бы здесь, рискуя, что вы сделаете именно это, если бы не предпринял некоторые свои собственные меры предосторожности, разве не так? И если случится так, что я подключусь, то на другом конце линии уже будут знать, что здесь происходит, не так ли? Что, по-видимому, означает, что мое подкрепление — при условии, конечно, что я был достаточно умен, чтобы организовать его, несомненно, прибудет до того, как мое безжизненное тело упадет на пол. Поэтому, прежде чем кто-либо из нас сделает что-то, о чем другой будет сожалеть, почему бы вам и мне не поговорить минутку.
— Пока мы тратим достаточно времени, чтобы ваши головорезы приблизились, вы это имеете в виду? — спросил спокойно Зилвицки.
— Если бы мои "головорезы" планировали напасть на вас, капитан, я наверняка заставил бы их сделать это до того, как усесться здесь, на расстоянии вытянутой руки от вас и самому насвистывать вам, разве не так?
— Эта мысль приходила мне в голову. Итак, раз уж мы цивилизованы и все такое, что же вы хотите?
— Я хочу поговорить, — ответил МакБрайд, его выражение лица и тон вдруг стали смертельно серьезными. — Я предпочел бы поговорить с вами и агентом Каша одновременно, но я был бы очень удивлен, если бы вы оба захотели пойти на такой риск. Я также хотел бы поговорить с вами сейчас, если это возможно, но независимо от того, насколько хороша ваша безопасность — и, кстати, на самом деле чертовски хороша — не думаю, что нам нужно делать это прямо здесь, на глазах у всех.
Зилвицки задумчиво рассматривал его пару секунд, потом положил назад в карман блокнот для заказов. К немалому облегчению МакБрайда, когда его рука вернулась из кармана, в ней не было смертоносного оружия. С другой стороны, Антону Зилвицки точно не нужны искусственные смертоносные инструменты для решения большинства проблем, вроде приходящих таким путем.
— Две минуты, — сказал он. — Выпейте еще кофе, затем прогуляйтесь по коридору. Выйдя из мужского туалета, поверните налево. Зайдите в дверь "Только для служащих".
Он кивнул, повернулся и спокойно пошел прочь.
* * *
МакБрайд толкнул старомодную, простую вращающуюся дверь и шагнул через нее. Он ожидал, что будет смотреть на дуло пульсера, когда это сделал, но вместо этого оказался явно в комнате отдыха персонала. На данный момент она была пуста, если не считать единственного мужчины массивного телосложения, сидящего за единственным обшарпанным столом с чашкой кофе.
— Садитесь, — пригласил Антон Зилвицки, указывая на стул напротив него через стол. МакБрайд повиновался однословной команде, и Зилвицки подвинул ему вторую чашку кофе.
— Это лучше, чем то дерьмо, которое нам приходится подавать там, — сказал он, на этот раз даже не пытаясь скрыть свой грифонский акцент. — Конечно, в нем могут быть всевозможные смертельные яды. Хотите, я сначала сделаю глоток?
— Зачем? — МакБрайд криво улыбнулся. — Если бы вы собирались отравить меня, вы бы в первую очередь приняли противоядие, а затем положили яд в обе чашки.
Он принял кофе и — не без одного или двух угрызений совести, несмотря на его собственные слова — отпил. Это действительно было намного лучше, чем варево, подаваемое клиентам закусочной.
Конечно, при условии, что оно не было отравлено, в конце концов.
— Хорошо, — сказал Зилвицки, откинувшись на стуле, который тревожно заскрипел под его весом, — теперь, когда мы оба упрочили наш профессионализм, предположим, вы скажете мне, о чем именно вы хотели поговорить.
— Во-первых, позвольте мне указать на несколько вещей, — сказал МакБрайд. — Как я уже говорил, если все, что я хотел, это получить в свои руки вас и Каша, мне не понадобились бы сложные трюки, чтобы осуществить это. Или, скорее, мои шансы на успех, вероятно, были бы выше просто при захвате вас грубой силой. Или, если на то пошло, подождать, пока вы не вернетесь к вашей квартире этим вечером и наброситься тогда. Другими словами, мы оба сэкономим много времени и затраченных усилий, если просто предположим, что я действительно хочу поговорить, и что я не заманиваю вас в какую-то невероятно хитрую ловушку, придя сюда.
— Говоря чисто теоретически, я могу более или менее признать это, — ответил Зилвицки. — Конечно, никто не знает, какую коварную стратегию — кроме того, чтобы наложить лапу на меня и моего коллегу, то есть — вы могли бы иметь в уме.
— Конечно, — признал МакБрайд. — И, так случилось, у меня действительно есть на примете стратегия. Не знаю, называть ли ее "коварной", но я скорее подозреваю, что она будет сюрпризом для вас.
— Я не особенно люблю сюрпризы. — МакБрайд заметил, что в глубоком голосе Зилвицки прозвучала несомненная нотка предупреждения.
— Это может быть исключением из вашего правила, капитан, — спокойно ответил он. — Видите ли, я хочу дезертировать.
Глава 48
— Ну, я думаю, что это лучшее, что мы сможем сделать, — сказал Луис Розак. Он откинулся на спинку стула, прогнул спину и потер глаза большим и указательным пальцами левой руки, а его правая рука держала кофейную чашку. — Это не идеально, но опять же, ничто никогда не бывает идеальным, не так ли?
Он опустил левую руку, криво усмехнувшись Эди Хабиб, Дирку-Стивену Камстра, Лоре Рэйкрафт, Дэвиду Картэ, Джей-Ти Каллингфорду, Мелани Стенсруд и Кармен Приоле.
— Я полагаю, это тот момент, когда мои верные приспешники должны сказать "Ничего, кроме ваших блестящих боевых планов, сэр!"
— Что ж, адмирал, — ответила Хабиб за других, — учитывая наше глубокое понимание вышеупомянутого великолепия, мы прекрасно осознаем, что, несмотря на наши усилия скрыть это — таким образом, чтобы не смущать вас, вы понимаете — вы уже должны знать о почитании, благоговении и почти идолопоклонническом почтении, с которым мы относимся к нашему бесстрашному лидеру.
Хор смешков пробежал вокруг стола в помещении для брифингов флагманского мостика Камстра, и на мгновение ухмылка Розака была бы вполне уместна на лице любого мальчишки. И не только потому, что это его забавляло. Это была также лучезарная улыбка (или настолько близкая к ней, насколько он когда-либо позволял себе) чистого восторга. Он дорожил этими смешками — и их доказательством уверенности и морального духа его подчиненных — как скряга может дорожить бриллиантами или рубинами.
Тем более, что каждый из них знал, что почти во всех отношениях любая защита системы Факел, которую они могли бы установить, будет представлять их личный Рубикон. На этот раз им может — может — сойти с рук, что на Старой Земле ничего не заметят, но в долгосрочной перспективе это не будет иметь большого значения.
Он сделал глоток кофе, затем позволил себе выпрямиться и посмотрел на них со значительно более серьезным выражением лица.
— Я искренне думаю, что это лучшее, что мы можем достичь, — сказал он. — Если у кого-то вообще есть какие-либо сомнения — или если есть что-то, что, по вашему мнению, нам надо пересмотреть — сейчас самое время поднять этот вопрос.
Все посмотрели друг на друга, а потом все командиры кораблей посмотрели на Хабиб. Несколько бровей были подняты, как бы приглашая начальника штаба вспомнить что-нибудь, что они могли забыть, но она только посмотрела и покачала головой. Затем она повернулась к Розаку.
— Я не говорю, что в ходе учений что-то не всплывет, сэр. С этой оговоркой и привязкой к плану, тем не менее, я должна сказать, что согласна с вашей оценкой. Это не идеально, но тактически проблема состоит в том, что из нее вытекает слишком много неприятно острых подробностей для "идеальной". Однако мы сделали все возможное для предотвращения катастроф, и я думаю, что это сделает свое дело.
Она была права насчет щекотливости ситуации, размышлял Розак. Дело не в том, что какая-либо из его целей здесь, в Факеле, была такой уж сложной. Просто некоторые из них были принципиально несовместимы.
Прежде всего, необходимо было защитить саму планету. И было слишком вероятно — действительно, виртуальная уверенность в том, чем он, Хабиб и Ватанапонгсе были обеспокоены — что завербованные "Рабсилой" преступники госбезопасности вообще не были заинтересованы в том, чтобы "ступать на землю".
"Рабсила" не хотела возвращения бывших рабов, особенно после того, как они насладились таким вкусом свободы и мести. Нет, "Рабсила" хотела, чтобы Факел был стерт с лица галактики, предпочтительно таким образом, чтобы полностью препятствовать любым будущим, таким же наглым мыслям со стороны ее имущества.
И Эриданский эдикт о запрете преднамеренных, геноцидных нападений на население планеты был направлен на звездные нации — которые знали, что флот Солнечной лиги призвал бы их к ответу, если бы они нарушили этот запрет. Поскольку "Рабсила" не была звездной нацией, и не существовало достаточного правового основания для преследования несоларианской корпорации флотом Солнечной лиги, оставалось спорным, насколько был применим эдикт.
А так как наемники бывшей госбезопасности представляли собой силу, у которой не было своей звездной нации, то фактически офицеры и экипажи, проводящие операции, тоже не были особенно обеспокоены по поводу Эриданского эдикта. Все это означало, что нападавшие, вероятно, согласятся нанести по планете несколько "случайных" ракетных ударов со средней и ближней дистанции. Полдюжины стотонных ракет, поражающих планету на шестидесяти или около того процентах скорости света, должны в значительной степени уничтожить ее экосистемы и всех живущих на ней. Сорокагигатонные огненные шары, как правило, производят такой эффект.
Что, в свою очередь, означало необходимость обеспечения достаточной противоракетной обороны вблизи планеты, чтобы этого не произошло.
Вторая цель Розака состояла в том, чтобы понести как можно меньше собственных потерь при выполнении первой задачи. Это означало в полной мере использовать свои преимущества в дальности поражения и маневре. К сожалению, подразделения ПРО, размещенные для защиты планеты, будут привязаны к Факелу. Они не смогут свободно маневрировать, не подвергая опасности планету.
Его третья цель была в достижении первых двух без раскрытия возможностей своего нового оружия кому-либо за пределами системы Факела. Честно говоря, он не хотел, чтобы кто-то еще узнал о нем, даже факельцы. Этого не произойдет, конечно, но было особенно важно, чтобы никто в Солнечной лиге не узнал об этом, если это вообще возможно.
В-четвертых, лучший способ достигнуть этой третьей цели заключался в том, чтобы проследить за тем, чтобы никому заинтересованному в обмене своими открытиями с людьми, которых Розак никак не хотел бы информировать, не удалось — то есть никому из атакующих сил — сбежать.
По отдельности каждая проблема была относительно проста, в сочетании они требовали хитрых суждений о потенциальных возможностях, вероятностях и угрозах. И, как ни пытались он или кто-либо из его штаба, они не были в состоянии придумать решение их проблем, которое не нарушало бы принципа концентрации сил. Для выполнения этой работы требовалось разделить его силы, а это было понятие, которое Луис Розак ненавидел каждой косточкой тактика в своем теле.
"Но, — размышлял он, — как говорит старая пословица, которую Оравил любит цитировать: "Приходится, когда черт гонит". И дьявол подери эту чертову гонку".
— Я думаю, вы правы, Эди, — сказал он вслух, затем повернулся к коммандеру Рэйкрафт и коммандеру Стенсруд. — И все же, Лора, вам с Мелани предстоит самая трудная работа, если что-то пойдет не так с перехватом. Хотелось бы иметь четырехподвесочные кольца на борту "Шарады". Я чувствовал бы себя гораздо более комфортно, если бы мы могли просто развернуть подвески и убрать Мелани обратно из внутренней системы.
Рэйкрафт и Стенсруд кивнули в унисон. Легкие подвески в отсеках "Шарады" были просто слишком урезанными для более-менее длительного автономного развертывания. Для запуска им требовалось слишком мощное внешнее энергопитание, и люди, которые их разработали, сознательно согласились с ограниченным — очень ограниченным — эксплуатационным ресурсом их бортовых систем. Все это означало, что Стенсруд не могла просто разместить свои подвески на орбите Факела, а затем убрать свой корабль с дороги.
— Я не могу сказать, что особенно восхищена этими ограничениями, сэр, — признала Рэйкрафт. — С другой стороны, у меня намного больше противоракетной обороны, чем у вас. И если ваша челюсть щелкунчика сделает то, что должна, это, вероятно, не будет иметь большого значения.
— Я знаю, — Розак фыркнул от удовольствия. — Проблема в том, что я никогда полностью не восхищался — он использовал этот глагол сознательно — оперативным планированием, которое включает слова "вероятно, не будет".
