— Это то, что рад услышать любой священник, ваше величество. — Он тоже позволил себе внешнюю улыбку, но затем выражение его лица стало серьезным. — Тем не менее, я благодарен за это, ваше величество. На самом деле, я только хотел бы, чтобы все князья и короли Сэйфхолда в равной степени помнили о своих обязанностях перед Богом и Его Церковью.
Выражение лица Горджи, казалось, застыло, и его глаза сузились.
— Простите меня, отец, — сказал он после недолгого колебания, — но какой князь или король может быть настолько рассеян, чтобы забыть об этих обязанностях?
— Мать-Церковь и святая инквизиция должны всегда помнить о том, каким образом обязанности и ответственность — и искушения — мирской власти могут отвлечь правителя от его долга перед Богом, — серьезно сказал Макгригейр. — Не все из них так щепетильны, как вы, когда дело доходит до выполнения этих обязанностей, ваше величество.
— Я нахожу эту мысль удручающей, отец, — медленно произнес Горджа. — И, честно говоря, немного пугающей, поскольку я должен предположить, что вы рассказываете мне это не просто так.
— Не беспокойтесь, что кто-то недоволен вашим собственным уважением к Матери-Церкви, ваше величество, — тон Макгригейра был обнадеживающим, и он снова улыбнулся, хотя и немного печально. — И все же вы совершенно правы. Я здесь, чтобы увидеть вас из-за недостатков властителей. В частности, викарий Замсин все больше и больше беспокоится о другом правителе. Том, чья озабоченность мирской властью и богатством завела его опасно далеко от пути послушания Богу и Его Церкви. И том, с кем, я боюсь, вы тесно связаны.
Смуглое лицо Горджи слегка побледнело, и на его лбу появилось несколько мелких капель пота, которые не имели ничего общего с утренней жарой и влажностью.
— Уверяю вас, отец, что я никогда не стал бы связывать себя с кем-либо, кто бросил бы вызов Богу! — Он решительно покачал головой. — Если бы я хоть на мгновение поверил, что князь Гек...
— Простите меня, ваше величество, — мягко вмешался Макгригейр. — У меня не было намерения намекать, что вы или кто-либо в Таро виновен в чем-либо подобном. Действительно, мне следовало бы с самого начала дать понять, что вы сами не несете ответственности за свои отношения с ним. Это был ваш отец, который подписал договор о союзе с его отцом.
Горджа открыл было рот, но снова закрыл его с едва слышным щелчком. Макгригейр почти буквально видел, как мысли сменяют друг друга в его мозгу, и терпеливо ждал, пока король Таро разберется с ними.
Это не заняло много времени, и плечи Горджи расправились, как будто с них сняли тяжесть. Очевидно, он боялся, что Макгригейр был в Трэнжире из-за того, что совет викариев узнал о его тайных переговорах с Гектором из Корисанды. Для канцлера было далеко не так уж неслыханно использовать священнических дипломатов Церкви, чтобы предостеречь светских правителей от союзов, которые Церковь не одобряла. И при обычных обстоятельствах Храм был бы очень недоволен махинациями Гектора. Сочетание его очевидных амбиций и умения, с которым он манипулировал ситуацией, сделало бы его существенной угрозой равновесию, которое Церковь стремилась поддерживать, чтобы не дать какому-либо одному светскому правителю стать слишком могущественным.
Горджа знал об этом так же хорошо, как и Макгригейр. Точно так же, как он знал, что Храм неоднократно поощрял амбиции и алчность светского правителя в противовес власти кого-то другого, кого совет викариев не одобрял еще сильнее. Так что, если личный представитель канцлера не пытался предостеречь Горджу от Гектора...
— Отец, — сказал король через мгновение, — из того, что вы сказали, я могу только предположить, что вы имеете в виду Хааралда из Чариса.
— Увы, боюсь, что да, — серьезно ответил Макгригейр.
— Я... потрясен, услышав это, — сказал Горджа и задумчиво потер свою коротко подстриженную бороду. — В то время как я всегда знал, что Хааралд... глубоко осознавал, скажем так, возможности, которые предоставляют ему богатство и военно-морская мощь его королевства, я всегда верил, что он в равной степени осознает свою ответственность перед Богом и его Церковью. Уверяю вас, если бы я хоть на мгновение поверил, что это не так, это заставило бы меня очень серьезно и критически подумать о договоре между Таро и Чарисом.
— Викарий Замсин опасается, что соблазн мирской власти вкупе с его, без сомнения, искренним чувством ответственности перед своей династией сбивают Хааралда с пути истинного. — Макгригейр слегка подчеркнул существительное "династия" и увидел, как глаза Горджи сузились, когда он понял подтекст.
Странно, — подумал Макгригейр, — как хорошо викарии могут различать ответственность кого-то другого перед землей, которой он правит, и ответственность за амбиции своей династии.
Это была не та мысль, о которой должен был думать священник, но те, кто служил дипломатами Матери-Церкви, должны были понимать реалии, стоящие за их миссиями. Макгригейр оценил это, но не позволил ни следу своих размышлений отразиться на лице, печально покачав головой.
— Мы слышим некоторые тревожные сообщения из Чариса, — продолжил он. — Очевидно, всегда была какая-то причина для беспокойства, учитывая удаленность Чариса от Храма. Однако эти последние "новшества" вызывают наибольшее беспокойство. Хотя ни одно из них, по-видимому, не нарушает Запретов, перемены порождают перемены, и не пройдет много времени, прежде чем нарушения действительно произойдут.
— Могу я спросить, намерена ли Мать-Церковь предпринять какие-либо действия? — неуверенно спросил Горджа.
— Какой бы обеспокоенной Мать-Церковь ни была или может стать, — ответил Макгригейр, — она должна всегда помнить о своей ответственности действовать только после тщательного обдумывания и зрелого размышления. Она также никогда не должна забывать, что ею управляют смертные люди, и что смертные люди — даже те, кто призван к оранжевому — всегда подвержены ошибкам. Из-за этого она не решается обнажить свой меч до тех пор, пока не убедится без тени сомнения, что произошло нарушение. С огромной властью Матери-Церкви и ее столь же большой ответственностью за то, чтобы использовать эту власть разумно и в соответствии с Божьей волей, приходит обязанность быть безоговорочно уверенной в том, что грань между тьмой и светом действительно пересечена, прежде чем она сможет действовать. То, чего мы можем опасаться в будущем Чариса, не может оправдать Мать-Церковь в принятии официальных мер, если еще не было совершено никакого преступления.
— Понимаю. — Горджа слегка откинулся назад на своем троне, пальцы его правой руки слегка барабанили по мягкому подлокотнику, когда он пристально смотрел на Макгригейра.
— Должен ли я тогда понимать, отец, — сказал он через несколько секунд, — что причина вашего визита в первую очередь в том, чтобы предупредить меня? Чтобы предупредить меня о проблемах Церкви, чтобы я не пошел по стопам Хааралда, если он все-таки пересечет эту черту?
— Это, действительно, основная причина моего визита, ваше величество, — согласился Макгригейр, слегка, но серьезно поклонившись. — И я верю, что не расстроил бы канцлера, если добавлю, что другие князья и правители будут получать те же самые... предупреждения.
Глаза Горджи заметно блеснули при этих словах, и Макгригейр спрятал удовлетворенную улыбку.
— Я, конечно, глубоко огорчен, узнав, что правитель и королевство, с которыми я был так тесно связан, стали причиной такого беспокойства Божьих пастырей, — сказал король. — Очевидно, учитывая, сколько лет Таро и Чарис были союзниками, мне трудно поверить, что Хааралд мог настолько забыть о своем долге перед Богом. Но я благодарю вас и викария Замсина за предупреждение. Как бы это ни было неприятно, гораздо лучше быть предупрежденным заранее. Боюсь, мне придется очень серьезно пересмотреть свои отношения с Чарисом в свете того, что вы мне рассказали.
— Вы должны, конечно, действовать так, как требует ваше собственное чувство ответственности перед Богом и вашим царством, — серьезно сказал Макгригейр. — Я всего лишь посланник викария Замсина, и с моей стороны было бы неуместно навязывать вам какой-либо конкретный курс действий без соответствующих инструкций канцлера. Однако я скажу, говоря строго за себя, что, по моему мнению, действительно было бы разумно самым тщательным образом пересмотреть ваши отношения с Чарисом и ваши договорные обязательства.
— Ценю такой мудрый совет, — сказал Горджа с соответствующей серьезностью. — Пожалуйста, передайте канцлеру, что я очень благодарен за его своевременное предупреждение и что я очень серьезно подумаю обо всем, что вы сказали мне сегодня утром.
— Уверен, что ничто не могло бы порадовать викария Замсина больше, чем услышать это, ваше величество, — сказал Макгригейр с еще одним поклоном. — А теперь, выполнив мои инструкции от канцлера, я попрощаюсь с вами и позволю вам вернуть свое внимание к насущным вопросам, от которых мой визит, несомненно, должен был вас отвлечь. С вашего позволения, ваше величество?
— Конечно, отец. — Горджа взмахнул правой рукой в изящном жесте разрешения. — Спасибо.
— Всегда пожалуйста, ваше величество, — пробормотал Макгригейр с еще одним поклоном и вышел из зала для аудиенций.
.II.
Галеон "Блессэд Лэнгхорн", Марковское море
— Добрый день, ваше преосвященство.
— Добрый день, капитан Бронинг. — Архиепископ Эрейк Диннис приятно улыбнулся Эллису Бронингу, капитану галеона "Блессэд Лэнгхорн", хотя сам он чувствовал себя не особенно приятно.
Это была не вина капитана Бронинга и не вина погоды. Хотя Марковское море могло быть таким же бурным и коварным, как и любой водоем в мире, особенно поздней весной и ранним летом, оно было добрым к ним во время этого путешествия — по крайней мере, пока. Вода была глубокого, искрящегося синего цвета; небеса представляли собой хрустальный свод светло-голубого цвета, окаймленный волнами белых облаков; и солнце сияло с удивительным теплом, когда свежий северо-западный ветер, достаточно прохладный, чтобы кусаться, быстро налетал на правый борт "Блессэд Лэнгхорн".
К сожалению, у Динниса было гораздо больше причин для беспокойства, чем текущая погода.
Он покинул Порт-Харбор в бухте Темпл на борту одной из курьерских галер викария Аллейна почти целый месяц назад, как только лед достаточно растаял, и быстро пересек проход Син-ву. На таких судах были очень большие экипажи для их размера, так что они могли регулярно менять гребцов и поддерживать высокую скорость. Но их неглубокие, легкие корпуса плохо подходили для открытой воды, и пять дней назад архиепископ пересел на более медленный, но более мореходный галеон. Это означало, что он был всего в пяти или шести пятидневках плавания от Теллесберга.
Еще одна вещь, о которой не думают такие идиоты, как Канир, которые считают, что я должен проводить больше времени в Чарисе, — сердито подумал он. — При моем "месячном" пасторском визите четыре месяца уходит только на транзитное время! Я провожу полгода либо в Теллесберге, либо путешествую туда-сюда между ним и Храмом.
По крайней мере, цепь семафоров вдоль берега прохода Син-ву позволила ему оставаться на связи с Храмом, пока он не вышел в открытое море. Но это вряд ли было то же самое, что иметь возможность лично заниматься делами своего архиепископства. Семафорные сообщения по самой своей природе были короткими и лаконичными, и всегда существовал риск, что любой используемый шифр может быть взломан кем-то, кто желает ему зла.
Он был вполне уверен, что может положиться на Матейо Брауна в том, что тот правильно интерпретирует даже самые краткие семафорные сообщения и управляет его делами не хуже любого человека ниже ранга епископа, но все же он не мог чувствовать себя полностью комфортно по этому поводу. Он, безусловно, достаточно тщательно обучал верховного священника, и у него не было сомнений в уме или компетентности Брауна. Но отношение совета к Чарису за зиму стало еще более подозрительным и враждебным, и если бы храмовая четверка решила, что необходимо принять меры против Чариса, собственное положение Динниса в иерархии Храма было бы, по меньшей мере, серьезно подорвано. Браун знал об этом так же хорошо, как и все остальные, а это означало, что любой из соперников Динниса мог почуять возможность склонить его помощника к предательству.
Все это помогло объяснить его невеселое настроение, несмотря на сильный бодрящий бриз и свежий морской воздух, когда он опирался на свою трость из железного дерева с серебряным набалдашником.
— Я надеюсь, обед был удовлетворительным, ваше преосвященство? — продолжил Бронинг, и Диннис спрятал невольную улыбку. Капитан ощущал себя... неудобно. Очевидно, он понял, что Диннис чувствует себя не очень бодро, но у него не было другого выбора, кроме как предложить хотя бы какую-нибудь светскую беседу. Капитан храмового галеона не мог просто проигнорировать архиепископа, который прибыл на его кормовую палубу для послеполуденной церемонии.
— На самом деле, ваш повар справляется на удивление хорошо, капитан, — сказал Диннис, сжалившись над мужчиной. — Однако должен признаться, что из меня никогда не вышел бы хороший моряк. Для этого я слишком сильно скучаю по свежим овощам!
— Ценю комплимент, ваше преосвященство, и с вашего разрешения передам его повару. Что касается свежих овощей, — Бронинг с улыбкой пожал плечами, — могу только искренне согласиться с вами. На самом деле, первое, что я делаю, когда возвращаюсь в Порт-Харбор, — это веду свою жену в один из наших любимых ресторанов и сажусь за самый большой и свежий салат, который только могу найти.
— Пожалуйста, капитан! — Диннис слегка рассмеялся. — Не заставляйте меня начинать с того, что мне не хватает свежего салата!
— Простите меня, ваше преосвященство. — Бронинг склонил голову в полупоклоне, явно испытывая облегчение от неподдельного юмора в ответе архиепископа. Затем он выпрямился, и выражение его лица стало гораздо серьезнее.
— И все же, ваше преосвященство, какой бы скучной ни была наша диета в море, по крайней мере, она поддерживает наше здоровье, спасибо Паскуале. — Он коснулся своего сердца, а затем губ, и Диннис повторил этот жест. — Мне неприятно думать, каким было бы состояние моих людей без учений Паскуале.
— Безусловно, согласен с вами в этом, капитан, — сказал Диннис с полной искренностью. Диетические законы архангела Паскуале были особенно жесткими для тех — например, для людей, которые проводили пятидневки подряд в море, — у кого не было свободного доступа к свежей провизии. В тех случаях, когда эти законы были непреднамеренно или неизбежно нарушены, последствия были такими... уродливыми.
Диннис вспомнил один случай, произошедший не так уж много лет назад, когда доларский галеон был практически разрушен ужасным штормом, который унес его далеко в бездонные глубины Южного океана. Его выжившая команда сумела смастерить спасательную шлюпку и каким-то образом снова нашла дорогу домой, но их скорость снизилась до мучительного ползания, а большая часть провизии была потеряна или испорчена штормом. К тому времени, когда ей наконец удалось доползти до порта на острове Уэстбрейк, две трети ее команды умерли от цинги, поскольку они не смогли соблюдать законы Паскуале, и, как всегда случалось, болезнь быстро настигла их.
