Она не могла придумать никакого другого объяснения. Они, конечно, не подверглись сокрушительному замедлению, которое было бы необходимо, чтобы остановить их внутри пузыря восстановления. И они все еще кувыркались. Корабль не был ни пойман, не влетел в ловушку, не задержан чем-либо.
Но туннель должен был бы стать смехотворно широким. По крайней мере, в течение двух минут они не подвергались серьезному удару, только этим незначительным толчкам. Неужели картина изменилась настолько резко, что это были, по сути, мимолетные воздействия? Стали ли стены туннеля каким-то образом мягче, лучше поглощая столкновения?
Еще один глухой удар, а затем нечто еще более странное: похожий на барабанную дробь стук более мелких ударов, похожих на дождь.
Потом ничего.
Флойд издал стонущий звук. — Я бы хотел, чтобы эти слоны перестали топать у меня на голове, — сказал он.
— С тобой все в порядке? Что ты помнишь?
— Я помню, как думал, что мне нужна новая карьера. — Он коснулся своей головы сбоку, напрягаясь, чтобы удержать руку от центробежного эффекта их кувыркающегося движения. — Мы уже мертвы, или это только я так чувствую?
— Мы не мертвы, — ответила она. — Но я не знаю, почему бы и нет. В течение нескольких минут у нас не было серьезных столкновений, но мы все еще вращаемся.
— Я заметил. У тебя есть теория относительно такого положения дел?
— Нет, — сказала она. — Ничего, что имело бы хоть какой-то смысл.
Она поняла, что было очень тихо. Корабль издавал негромкие поскрипывающие и стонущие звуки, но не было ни рева клаксонов, ни заранее записанных голосов, объявляющих о надвигающейся катастрофе. Это было в точности так, как если бы они кувыркались сквозь...
— Ты можешь разобраться в этих цифрах? — спросил Флойд, прерывая ход ее мыслей.
— Нет, — сказала она. — Корабль понятия не имеет, где он находится. То, что он показывает, имело бы смысл только в том случае, если бы мы оставили портал позади. Что, очевидно...
— Может быть, если бы мы открыли оконные щитки, у нас появилась бы идея получше, — предположил Флойд.
— Если ты откроешь эти окна в середине туннеля, то будешь носить темные очки всю оставшуюся жизнь.
— Я всегда думал, что они мне подходят. Ты не можешь приоткрыть жалюзи хоть чуть-чуть? Это могло бы нам что-нибудь сказать.
Она поискала возражение, но не нашла ничего, что, по ее мнению, могло бы убедить его. Кроме того, он был прав: по крайней мере, это могло бы им что-то сказать, даже если бы информация не имела практической ценности. Но она все равно предпочла бы знать, где находится. Она полагала, что это была основная человеческая потребность.
— Я даже не знаю, откроются ли они, — сказала она, — после того, как мы ими постучали.
— Просто попробуй это, Оже.
Она сложила пульт управления и нашла выключатель, который приводил в действие бронированные жалюзи на окнах. Как раз в тот момент, когда она убедила себя, что ничего не случится — что ставни должны быть плотно закрыты, — веер яркого света расколол хижину надвое. Одна из ставен была сломана, но другая все еще работала. Она позволила ей раскрыться на ширину трех пальцев, затем удержала его в таком положении.
Она прищурилась, подняв руку, чтобы прикрыть глаза. После более чем дневного пребывания в приглушенном освещении салона сияние было очень ярким. Но это было не убийственное электрически-голубое сияние туннеля.
Свет мигнул и погас.
Свет вернулся.
— Это приурочено к нашему вращению, — сказала она через мгновение. — Как будто источник света находится сбоку от нас, а не со всех сторон.
— В этом есть какой-нибудь смысл?
— Нет. Но тогда не имеет значения и тот факт, что мы живы.
Сиденье Флойда было расположено слишком далеко от окна, чтобы он мог видеть сквозь него. — Ты видишь что-нибудь знакомое? — спросил он.
— Нет, — сказала Оже. Она позволила ставне открыться на полную катушку, но все равно могла сказать только то, что где-то снаружи был источник света. — Я собираюсь встать со своего места, посмотрим, смогу ли я приблизить голову к...
— Полегче, солдат. Это работа не для человека в твоем состоянии. — Флойд уже пытался освободиться от ремней безопасности, его пальцы скользили по сложным пластиковым пряжкам.
— Ты можешь говорить.
Ремни безопасности отпустили его. Кувыркание продолжалось, но поскольку теперь оно было регулярным и ограничивалось одной осью вращения, Флойд смог без особого труда оттолкнуться от сиденья. Одной рукой он оперся о стену кабины, а другой подтянулся поближе к окну, зацепившись одной ногой за спинку сиденья.
— Осторожнее, Флойд, — сказала Оже, прижимаясь лицом к стеклу. — Ты видишь там что-нибудь?
— С одной стороны виден яркий свет, — сказал он. — Я не могу видеть это непосредственно. Но там есть кое-что еще.
— Опиши это.
— Это появляется в поле зрения один раз при каждом вращении. Это как... — Он изменил позу, на его лице отразилось усилие. — Яркое пятно. Как облако, в котором горят огни. Собственно говоря, вокруг него горят огни. Некоторые из них двигаются, некоторые мигают. Перед облаком есть что-то темное, движущееся наружу.
Она попыталась представить себе, что он видел, что бы это ни было, и нарисовала полный пробел. — И это все? Это все, что ты можешь видеть?
— Примерно такого размера.
— Ну, а какого он цвета?
Флойд оглянулся на нее. — Не знаю. Я не совсем тот парень, которого можно спрашивать, когда речь заходит о цветах.
— Ты хочешь сказать, что у тебя дальтонизм? — Несмотря на свои опасения, она не смогла удержаться от смеха.
— Эй, тебе не кажется, что это немного грубо?
— Я не смеюсь над тобой, Флойд. Я смеюсь над нами. Из нас получилась неплохая пара, не так ли? Детектив-дальтоник и шпион-глухонемой.
— Вообще-то, я хотел спросить тебя о... — Но Флойд замолчал. — Оже, возможно, ты не захочешь это слышать, но будь я проклят, если эта штука, кажется, не становится меньше.
Что бы ни видел Флойд, это не имело никакого отношения к тому, чего Оже сказали ожидать во время ее инструктажа по миссии. Это, несомненно, означало, что с ними произошло что-то очень странное и непредвиденное.
Она почувствовала укол понимания, похожий на зуд в затылке. — Флойд, кажется, у меня есть идея...
— Там есть и кое-что еще. Оно очень большое. Я вижу только его край.
— Флойд, я думаю, мы попали в другую часть гиперсети. Скеллсгард сказала, что никакой другой туннель никак не мог пересечься с тем, в котором мы находились... Но что, если она ошибалась? — Оже заставила себя успокоиться и говорить медленнее. — Что, если там был перекресток, и мы нашли его случайно, когда мотались туда-сюда? Или что, если мы ударились о стену так сильно, что фактически проткнули ее и проскользнули в соседнюю часть сети?
— Ты меня слушаешь, Оже? — сказал Флойд, уставившись на нее так, словно она окончательно сошла с ума. — Я говорю тебе, что там есть что-то действительно очень большое.
— Источник света?
— Нет. Не источник света. Это на другой стороне неба. Это почти похоже на...
Оже снова потянулась к панели консоли. — Возвращайся на свое место. Я собираюсь попробовать что-нибудь безнадежно оптимистичное.
— Девушка в моем вкусе. Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь посмотреть, остался ли какой-нибудь ток в этих рулевых соплах.
— Мы уже пробовали это, — сказал Флойд, опускаясь обратно на свое сиденье и туго затягивая ремни безопасности. — Они умерли у нас на глазах.
— Знаю. Но система, возможно, показывала ноль, даже когда в резервуаре оставалось небольшое давление.
Флойд бросил на нее странный взгляд. — Ты сказал, что это так не работает.
— Я солгала. Я отклонила твое предложение, потому что чувствовала себя отвратительно и раздражительно. В любом случае, тогда это не принесло бы нам особой пользы...
— Конечно, нет, — в его голосе звучала обида.
— Мне жаль, — сказала она. — Я не очень хорошо справляюсь с этим, ясно? Хочешь верь, хочешь нет, но я не каждый день оказываюсь в такой ситуации.
— Считай, что ты прощена, — сказал Флойд.
— Послушай, — сказала Оже, — все, что мне нужно, — это пара впрысков реакционной массы, ровно столько, чтобы остановить наше вращение или даже просто изменить его так, чтобы у нас был другой вид.
— Ты можешь сделать только хуже.
— Думаю, мы должны рискнуть. — Ее рука сомкнулась на джойстике. Она подняла спусковую скобу и приготовила палец, пытаясь представить ориентацию падающего корабля снаружи. Скеллсгард не сказала ей, как справиться с подобным вращением — инструктаж никогда не предполагал, что все может пойти так великолепно, прискорбно неправильно, — но все, что ей нужно было сделать, это слегка изменить ситуацию, ровно настолько, чтобы привлечь внимание к чему-то другому. Затем, во внезапном приступе отчаяния, она задалась вопросом, какой в этом был бы смысл, учитывая, что она уже не смогла разобраться в первоначальных впечатлениях Флойда...
Она нажала на спусковой крючок. Вместо обычного последовательного постукивания рулевых сопел, все, что она услышала, было низкое, затихающее шипение, которое стихло так же быстро, как и началось. Раньше, когда ревели аварийные системы и удары издавали дьявольский грохот, она бы никогда не услышала этот слабый шепот последнего рывка.
Будет ли этого достаточно? Она не почувствовала ничего, что указывало бы на изменение курса.
Но угол наклона источника света — расходящегося веера света, который касался интерьера кабины при каждом повороте, — немного изменился.
— Хорошо, — сказала она. — Теперь моя очередь смотреть.
Оже отстегнула ремни безопасности и с огромным усилием и таким же дискомфортом сумела встать и подтянуться так, чтобы у нее был вид в окно. Корабль продолжал крениться. Источник света ярко вспыхнул в поле зрения, заставив ее рефлекторно прищуриться и отвести глаза. Это был ярко-белый диск с едва заметным желтым оттенком. На самом деле это было очень похоже на Солнце.
Затем в поле зрения появилось пятно Флойда. Она должна была отдать ему должное: его описание соответствовало действительности. Это была рубиново-красная туманность, похожая на увеличенный снимок с астрономической фотографии, испещренная блестками света, мазками более яркого красного цвета и покрытая очень темными пятнами, похожими на полосы пыли. Прямо на ее глазах, еще до того, как вращение скрыло его из виду, внутри облака вспыхнул яркий розовый свет и погас.
— Я не знаю, что это, — сказала она. — Я никогда раньше не видела ничего подобного.
Затем вращение привлекло внимание к чему-то еще. Это была плавно изогнутая ржаво-оранжевая дуга, окаймленная бледным облачком атмосферы. В отличие от пятна, это было что-то, что она определенно видела раньше. Она могла даже различить белые царапины от привязанных линий дирижабля и яркие, как ленты, каналы ирригационной сети.
Это было еще одно зрелище, которое видел Флойд.
— Это Марс, — сказала она, едва веря собственным словам. — Большая вещь...
— А свет?
— Солнце, — сказала она. — Мы обогнули Марс. Мы находимся в Солнечной системе.
— Но ты сказала...
Она снова посмотрела на светлое пятнышко. Точно так, как описал Флойд, оно казалось немного меньше, чем в прошлый раз, когда она видела его, хотя само пятно, казалось, клубилось и расширялось, как облако после взрыва...
И затем самый яркий свет, который она когда-либо могла себе представить — ярче даже, чем сияние горловины червоточины, — пробился сквозь пятно, подобно солнечному свету, проникающему сквозь витражное окно, и достиг крещендо, подобно второму солнцу. Затем он померк, угасая, как последний луч заходящего солнца, а когда вернулась темнота, пятно было совершенно темным, не нарушаемым никакими более мелкими вспышками.
— Где Фобос? — спросила Оже.
ТРИДЦАТЬ ОДИН
Больше ничего нельзя было сделать, чтобы замедлить кувыркающееся движение корабля. Оже держала шторку открытой, и периодически кто-нибудь из них поднимался наверх и осматривал открывающийся вид, но самым безопасным и простым было оставаться пристегнутыми к своим сиденьям. Каким бы поврежденным ни был транспорт, на самом деле, казалось, хуже не становилось: с момента их появления на орбите Марса больше ни одна система не выходила из строя, а давление в кабине стабилизировалось на уровне чуть менее трети атмосферы. Оно было слишком низким, чтобы поддерживать жизнь, поэтому они не снимали масок, но, по крайней мере, им не приходилось бороться с холодом вакуума. Поскольку обогреватели на батареях все еще работали, температура окружающей среды была низкой, но терпимой.
— Пока мы в безопасности, — сказала Оже. — Все, что нам нужно сделать, это сидеть тихо, пока кто-нибудь не выяснит, где мы находимся.
— И кто-нибудь справится с этим?
— Рассчитывай на это. Прямо сейчас они будут прочесывать каждый сантиметр космоса в поисках нас. Даже если на этой штуке нет работающего транспондера, они найдут нас с помощью своих собственных датчиков. Это будет только вопросом времени.
Ее уверенность была тонкой, хрупкой, как лед, который мог треснуть в любой момент.
— Я так понимаю, у тебя есть теория о том, как мы выжили? — спросил Флойд.
— Люди Эйвелинга, должно быть, приняли решение уничтожить Фобос, — сказала она. — Это пятно пыли и газа — все, что осталось от спутника. Должно быть, в нас попало небольшое количество обломков, когда мы пролетали сквозь него, но не настолько, чтобы причинить нам какой-либо вред.
— Они взорвали целый спутник? Не слишком ли это радикально?
— Это был единственный способ спасти нас, — сказала она. — Они, должно быть, уловили наше искажение от носового удара и поняли, что мы приближаемся слишком быстро, чтобы затормозить в зоне восстановления. Но единственной функцией пузыря было поддержание вакуума в горловине червоточины. Если бы они избавились от герметичной камеры — а вместе с ней и от Фобоса, — тогда им не понадобился бы пузырь. Мы бы все равно вышли в вакуум.
— Но ты говорила, что они не будут заранее предупреждены о нашем скором прибытии, — сказал Флойд.
— У них, должно быть, была разработана процедура именно на этот случай, — сказала она. — Меры по экстренной эвакуации, чтобы вывезти всех со спутника за пару минут. Ядерные подрывные заряды вшиты во все это устройство, готовые разобрать его на части нажатием кнопки, что дает нам четкий маршрут в космос.
— И все это за пару минут?
— Другого объяснения нет, Флойд.
— Ну, я могу с ходу придумать одно: кто-то другой взорвал эту луну, и наше прибытие не имело к этому ни малейшего отношения.
— Нет, Флойд, — сказала она терпеливо, как будто читала ребенку лекцию о каких-то тайнах мира взрослых. — Никто другой не взрывал эту луну. У нас здесь все по-другому. Возможно, мы находимся в состоянии кризиса, но никто в здравом уме... — Затем она замерла и издала негромкий щелкающий звук в глубине горла.
— Оже?
— Черт. Думаю, что ты действительно можешь быть прав.
