По её просьбе Путлер вяло стал в подробностях рассказывать о своих братьях и родственниках. На самом деле его интересовал только один человек — он сам. И Лизе показалось, что он готов сказать ей больше, чем другим. Только требовалось найти верный заход, и она придумала, как подвести дело к тому, что её интересует:
— Все отмечали, что у вас было превосходное чувство юмора. Хотя и довольно своеобразное.
На этот раз он улыбнулся ей одними глазами и посетовал:
— Может быть меня запомнили бы как тонкого, ироничного человека, но со временем я обнаружил, что не вижу достойных умов, способных оценить игру моего разума, а не те плоские казарменные остроты, которые имеют успех. Вокруг меня всё время пытались острить и смеяться. Но со временем они рассказали все смешные анекдоты и шутки и начали слишком часто повторяться. Это стало очень скучно. И тогда я решил встряхнуть народ, в расчёте, что "жить станет лучше, жить станет веселее"...
Лиза не очень поняла смысл последней фразы. Но пояснения пока не последовало. Подумав, Путлер добавил уже без тени улыбки на лице:
— Согласитесь, чувство юмора не имеет значения, когда речь идёт о великом человеке и гении.
Перед Лизой сидел невысокий лысоватый мужчина в простом мешковатом костюме и новых мягких туфлях. Шнурки на обуви отсутствовали (как у всех подсудимых). Однако речь его была цветаста и отлично выверена, как бывало, когда он давал интервью западным журналистам. По некоторым моментам можно было решить, что он готовился к данной беседе, будто мог знать, что встретит её в столовой и она согласится на этот разговор. И пока ему, в общем, удавалось определять рисунок их беседы на собственное усмотрение. Лиза чувствовала, что в душе этот человек уверен, что историческая правда на его стороне, что он невиновен, и потому ему нет нужды подыскивать себе оправдания.
Глава 165
Хотя многие соратницы Ласточкиной считали истинного Путлера бесцветным персонажем, Лиза так не думала. В истории он по праву занял место между Лениным и Сталиным, и заслуживал того, чтобы исследовать его со всей неторопливостью и тщанием.
— В одной книге о вас я прочитала, что самые роковые для страны решения последнего периода своей жизни, которые многие тут считают безумными, были продиктованы яростным желанием любой ценой остаться в "учебнике истории". Чтобы вы ответили этим людям?
Собеседник улыбнулся, глядя себе в тарелку. Ответил, что его всегда забавляли такие вопросы. Сказал, что разговор с ней является для него отличной разминкой перед предстоящим ему выходом на огромную аудиторию. Потом поднял на неё свои мелкие прищуренные голубые глазки и заметив, что собеседница ничего не ест, произнёс без всякого пафоса в голосе:
— В жизни вообще нет смысла, как теперь выясняется. Какой смысл во сне? Я могу об этом говорить, ведь я прожил жизнь и "умер". Где эти люди, которые жили до нас? Их нет и никогда не было! Мы из пустоты пришли, — в нее и вернемся. Нет смысла ни в чем, даже в высшей власти. Само бытие превыше всего, превыше Аустерлица и трона, Баха и Моцарта, Роллс-Ройса ручной сборки и собственной виллы в Майями. Надо просто жить. И наслаждаться мгновением. Ешьте, это вкусно.
Словно отец взрослой дочери он выбрал из собственной трапезы несколько вкусных кусочков, переложил их ей, и очень деликатно уговорил попробовать:
— В вопросах вкусового выбора иногда полезно довериться человеку с другим опытом. Это как ты в первый раз приезжаешь в другую страну. Ведь очень хорошо, если находиться кто-то давно тут живущий, который берётся провести тебя по городу, посидеть с тобой в местных кафе и тратториях, что-то подсказать, предложить попробовать. Если доверишься — то, как правило, остаёшься доволен. Мне, например, очень пришлись по вкусу мюнхенские сардельки из тамошних гаштетов. Мясистые такие, и сочные! Да с пивком — очень вкусно! Мюнхен — хорошее место, У меня с ним много приятных воспоминаний связано. И с крымским лёгким и солнечным вином. Умм. Знаете, оно пахнет южным солнцем, виноградными плантациями и морем.
— Да, я читала вашу знаменитую Мюнхенскую речь, — вернула разговор в интересующее её русло Ласточкина. — Специалисты считают, что именно в тот день вами был взят курс на большую войну ресентимента: месть Западу за развал СССР, за проигрыш в "Холодной войне".
Путлера не особо впечатлило прозвучавшее обвинение. Может оно его и задело, но он сумел затолкать свою раздражительность поглубже. Могло показаться, что дерзкий выпад девчонки его даже не удивил, а позабавил. Он как-то по особенному внимательно с доброжелательным видом взглянул в лицо бросившей ему реплику, словно перчатку, молодой особы, вдумчиво прожевал очередной сочный кусочек, только заметил в ответ:
— Не я начал войну с Украиной. В том смысле, что российское общество очень хотело восстановления Советского Союза. Восстановления справедливости. Вашему покорному слуге пришлось пойти навстречу чаяниям людей. Вот вы честный, искренний человек, во всяком случае я вас так чувствую, — Путлер внимательно прищурил на Елизавету правый глаз, — так ответьте мне, положа руку на сердце, имеет ли право народный правитель игнорировать сокровенные чаяния своего народа?
Лиза снова проявила дерзать сказав, что пока в её планы не входит дискутировать с ним, что стоит приберечь это для зала суда, а пока ей просто интересно узнать его взгляды. Путлер кивнул со странной ухмылкой. Снова заботливо отрезал ей мясной кусочек посочней из своей порции.
— Боюсь, у нас с вами слишком разные вкусы? — попробовала отказаться Ласточкина.
— О! это не страшно, — Путлер старался выглядеть очень деликатным. — Я только забочусь о вашем здоровье: ваше лицо показалось мне очень бледным и осунувшимся. Но отличный животный белок, содержащийся в этом куске, обогатит вашу кровь гемоглобином и к началу судебного заседания вы обязательно почувствуете прилив сил. В конце концов, я же не предлагаю вам мясо с кровью по своему вкусу. Не льстите себе, что я решил за вами приударить или уж тем более завербовать, упаси меня господь! Все эти танго с выкрутасами давно остались в прошлом. В некотором смысле я артефакт. Мумия. Не моя вина, что сумасшедшая шайка научных сектантов выволокла меня на свет божий. Ну пусть себе забавляются. Я лишь наблюдатель в этой чужой мне пьесе. Главные партии меня мало интересуют, уж поверьте. Жду не дождусь, когда меня наконец оставят в покое и вернут обратно. А пока скромно довольствуюсь маленькими удовольствиями. Одно из которых — делиться собственными радостями с теми, кто приятен. Так что расслабьтесь и доставьте старику невинную радость.
С удовольствием наблюдая, как она осторожно пробует мясо, ВВП мягко продолжал:
— Мне очень приятно, Елизавета Семёновна, что мы можем вот так запросто разговаривать с вами за чашечкой кофе. А через несколько часов будем ломать копья в бескомпромиссном поединке.
Голос его звучал мягко, был хорошо модулирован, даже невзначай убаюкивал. Пока собеседник, в общем, не без успеха пытался развенчать представление о себе, как о свирепом тиране и преступнике, каким его тут все считают. Такая мягкость, спокойствие, заботливость и хорошие манеры совсем "не монтировались" с тем образом, который Ласточкиной предстояло атаковать.
Спасало одно: трезвое понимание, что этот обходительный джентльмен в иных обстоятельствах поступил бы с ней предельно жёстко и беспощадно, если бы ему представилась такая возможность. В глубине своей личности он сохранял энергетику "человека-петли", при первом удобном случае готового захлестнуть удавку на шее врага. С таким сближаться опасно — затянет как в воронку. Тем увлекательнее было щекотать себе нервы, будто войдя в клетку с тигром.
"Да, но откуда ему известны мои настоящие имя отчество?! — мысленно спохватилась Лиза. — Ведь в суде она выступает под псевдонимом". Опасный, очень опасный тип, которого нужно опасаться.
В этот момент Путлер снова принялся убеждать собеседницу, что проникся к ней тёплыми чувствами, что тактичность и непредвзятость прокурора произвели на него впечатление. Кажется он всё ещё не просёк, что девочка сумела выскользнуть из-под его обаяния и смотрит на него уже не тем наивным взглядом, как пятнадцать минут назад. Да и вообще, за последнее время Ласточкина многое узнала и продолжала узнавать об этом политике. Правда ей всё ещё было трудно привыкнуть к мысли, что перед ней человек, слова которого надо постоянно мысленно переворачивать. Ведь Президент Владимир Путлер остался в истории человеком, который, если что-то публично говорил, то всегда стоило ждать прямо противоположного. Если регулярно обещает уважать суверенитет соседней страны — скорее всего держит в голове планы напасть. Призывает к миру — жди очередного всплеска насилия с огромным числом жертв. Божится, что не станет менять конституцию и повышать пенсионный возраст — к гадалке не ходи, будет прямо наоборот! Типично чекистское мышление. Для нормального человека приноровиться к такому вывихнутому, извращённому менталитету было непросто. Ласточкина постоянно напоминала себе о том, с кем имеет дело и настраивала себя должным образом. В общем, день начинался с хорошей встряски. Тем более, что едва проснувшись, Лиза снова опять с трудом открыла тот самый глаз. Вдобавок в ухе появилось странное жужжание. Доктор осмотрел глаз и заметил некоторое опущение века, которое, по-видимому, имело неорганическое происхождение. Любопытно, что теперь — во время их беседы с Путлером — никаких признаков опущения века или рези в глазном яблоке она не чувствовала. Зато снова отмечала усиление внутреннего видения. Вероятно, необычные ощущения как-то были связаны с увеличивающимся кровотоком к особым центрам мозга. Её способность видеть намного больше и проникать в глубину личности собеседника нарастала...
Вероятно, многоопытный собеседник мог что-то почувствовать, ибо стал выглядеть обеспокоенным. В его словах даже стало проскакивать раздражение:
— Пусть меня держат в цепях, но отдавайте должное уважение! — неожиданно повысил он голос и неприязненно в сверкнул глазами по сторонам.
А у неё в мозгу будто резкость навели. Вот он тиран! Не только "по профессии" — по своим личным качествам. Во всей красе! Словно порывом ветра сдуло с него маску респектабельности. Хоть и без сопутствующего антуража кремлёвских палат или дворца своего сворованного в Геленджике за миллиард, а в остальном вполне себе гитлеровско-сталинская реинкарнация. Злобный, плоский в мыслях и делах. Патологически лживый (по нескольку раз в год любил устраивать показушные "прямые линии" с народом, на которых почти исключительно упражнялся в лицемерии и лжи). Циничный и жестокий коротышка, едва на стрости лет не захлебнувшийся в потоках выпущенных им крови и гноя. А ведь как ловко умеет мозги запудривать! Клясться в любви к народу. Как ещё не приплёл цитатку из Солженицына. А ещё лучше из любимых им "коричневых" философов — "двух Иванов" — Ильина и Шмелёва. Только плевать ему на народ! Вообще на чьё-либо мнение, кроме своего. Даже "Государь" Николло Макиавелли ему показался бы жидковат. Всё-таки автор писал во времена Ренессанс, когда даже самые злобные коронованные упыри вынуждены были считаться с пришествием новой "очеловеченной" этики. Вот изверг какой-нибудь — Иван Грозный, император Пётр или Сталин — они его маяки! К царственным скелетам пятился живой мертвец большую часть своего правления, таща за собой в могилу захлёстнутую петлёй-удавкой Россию. Всё сделал, чтобы не было у страны после него никакого будущего.
Глава 166
Разговор можно было считать исчерпанным и пока Ласточкина искала повод встать из-за стола, Путлер посмотрел в окно на пробегающие малороссийские пейзажи, задумчиво произнёс:
— Границы России нигде не заканчиваются. Нас невозможно обнести забором. Наша культура, вклад в цивилизацию — бесценны.
Остальное не сложно оказалось прочитать из его головы: "Я никому не невеста, и не жених, поэтому любить меня не обязательно. Я президент Российской федерации. Есть 146 миллионов, у этих людей имеются свои законные интересы и я обязан был их отстаивать. Таков был мой священный долг перед нацией. Хотя умирать я не собирался — намерение было править вечно. Природа в какой-то момент коварно подставила мне ножку... Но ни о каком постороннем приемнике и речи не было. В любом случае власть должна была остаться в семье. Были Рюриковичи, были Романовы, стали Путлеройды: после меня должны были править мои дочери, внуки — прямые наследники, а не эта шушера. И это очень хорошо, что спустя полтора столетия меня вернули. Суд? Я с этим разберусь. Только дайте немного времени сориентироваться, найти людей, на которых можно опереться".
Лиза смотрела на это лицо и не могла оторваться. Его обладатель был сосредоточием всего самого отвратительного, что может быть в человеке: вор, убийца, порочный властолюбец и сластолюбец, отправивший на смерть ради своих бредовых идей миллионы людей. И при этом всегда вызывал к себе симпатию и даже любовь этих самых миллионов. Лучший правитель России — называют его до сих пор даже те, кто никогда при нём не жил!
Из под салфетницы на скатерть вдруг выбежал здоровенный рыжий таракан.
— О, привет, Чубайс! — мгновенно среагировал экс-президент. Ловко сорвав туфлю у себя с ноги, благо шнурков на ней не было, он в одно мгновение каблуком прихлопнул таракана, размазав по столу. И тут же вместо пытающегося быть галантным и обаятельным возник другой Путлер. Перехватив косой взгляд супружеской четы за соседним столиком (это были Ката Гордеева и Николай Солодовников, снимающие документальный фильм о процессе), Путлер злобно бросил им:
— Я знаю, вы и дальше продолжите лепить из меня вампира и каннибала! Надеетесь вытащить сегодня на всеобщее обозрение монстра. Исчадие ада, которое выволокли на цепях из тьмы преисподней на праведный свет. Оборотня, питающегося человеческой плотью и пьющего исключительно кровь младенцев? Так вот, с сегодняшнего дня я желаю иметь только вегетарианское меню!
— С каких это пор вы сторонитесь крови? — удивился Андрей Лошак, который тоже участвовал в документальном проекте коллег.
— К вашему сведению в 2021 году меня выдвинули на Нобелевскую премию Мира! — надменно заявил Путлер.
— Вас?! За год до того как вы развязали кровавую Z-войну в самом центре Европы на Украине?! В которой погибли миллионы! — изумилась одна из присяжных.
— А десятки миллионов россиян за 30 лет вашего правления ментально стали нацистами, — подхватил Андрей Лошак. — Хорош миротворец! Да вы же в ответе за растление целого народа. Народа, победившего нацизм, который благодаря вам сам взял на вооружения нацистские лозунги.
— Вы все просто ничего не смыслите в real politic и Grand politic, — надменно ответил, скрестив руки на груди главный обвиняемый. — Я спасал мир от новой коричневой чумы. Поэтому и заслужил премию мира.
— А по моему, Владимир Владимирович, вы заслужили премию Дарвина за самые идиотские достижения! — съязвил Венедикт Свобода, хотя до этого был полностью поглощён записью неких мыслей у себя в тетради, однако слова Путлера его задели. С огромной шевелюрой будто стоящих дыбом волос и такой же седой "наэлектризованной" бородой, больших очках-"велосипедах", Веня Свобода неизменно вызывал добродушную улыбку у тех, кто видел его в первый раз. Наивный и импульсивный как ребёнок и твёрдый, как самурай, когда дело касалось принципов, главный редактор подпольной радиостанции "Эхо Свободы" он даже вскочил со стула, машинально вытащил из кармана пачку сигарет, сунул себе в рот папиросу, но тут же опомнившись, по рассеянности сунул её чашку с недопитым кофе, снова сел.
