Так-то дрон у ментов отличный и своих денег — реальных, конечно, без попила — стоит. В теории его можно почти на пятикилометровую высоту поднять, и тогда радиус обзора с него километров двести пятьдесят, как с куста. Но на практике — хрен ведь хватит на такой дистанции разрешающей способности его штатной камеры. Тысяча восемьдесят пикселей — это для нормального видео шикарно, и большего разрешения ментам на хрен не нужно для их задач. Кто же мог заранее знать, что задачи настолько изменятся? Здесь другие расстояния. Поселение или большое скопление людей с плавсредствами можно и на десятках километров засечь, но подробнее разглядеть — уже поближе подлетать нужно и снижаться, а отдельных людей так и вовсе хрен обнаружишь. Ладью разве только, как и обнаружили разведку южных пиратов. Километров пятнадцать штатный радиус действия у этого дрона, а всё, что дальше нужно увидеть — только за счёт набранной высоты ценой размытого из-за дальности изображения. А что такое десятки километров? Для хорошего ходока и тридцать километров за день пройти не предел. Можно и больше, если хорошая дорога и жратва с собой готовая. Здесь, правда, с хорошими дорогами напряжёнка, хотя и есть несколько выше линии будущего ДнепроГЭСа старинная Кичкаская переправа, но к ней ведь, надо полагать, и путь какой-никакой с обеих сторон натоптан. По ней какой-то из старых чумацких шляхов Днепр пересекал, но Андрей Чернов говорил, что и крымские татары пользовались ей активно в своих перекочёвках и набегах. Должны хорошо знать её и нынешние кочевники.
Их-то, конных, дрону легче издали засечь, да и не пойдут они весь путь через лесные заросли, когда открытая степь рядом. А вот лесовики — эти как раз лесом и пойдут от своего поселения, дабы степнякам лишний раз глаза не мозолить. И не прямиком через кусты, овраги и бурелом, а по лесным тропинкам, которых паре-тройке охотников хватит за глаза. И уж двадцать-то километров за день одолеют легко, а за три дня — и шестьдесят. И всё это расстояние они пройдут под кронами деревьев, через которые хрен засёк бы их даже специальный разведывательный дрон вояк или погранцов.
— Батько! Приём! — вызвал вскоре капитана Махно сам Семеренко.
— На связи, Сельмой. Приём!
— Млять, упустили мы птичку, Батько! Никого ни в чём не виню, сам дурень, не подумал о такой возможности, и Утке-то в любом случае благодарность за его глазастость и оперативность. Но вот наша — подкачала. Пока он докладывал тебе, пока ты докладывал мне, пока я озадачивал Летуна, пока он наводил дрон — птичка-то и упорхнула, млять! Так нельзя для таких случаев. Я дал команду выдать и Летуну рацию для прямой связи с вами. Теперь уж вряд ли, конечно, но мало ли, вдруг повезёт? Если нам повезёт, то заметившему сперва с Летуном связываться напрямую, а потом уже только докладывать по команде. И хрен с ней, с субординацией, когда она во вред. Как понял? Приём!
— Понял, Седьмой. Установить прямую связь с Летуном и на случай повторного обнаружения чужой высотной птички дать команду всем наблюдателям в первую очередь сообщать о ней Летуну напрямую. Седьмой, а нам ничего от этих птичек не грозит? Мы с ними хрен чего поделаем, если что! Приём!
— Да не должно бы, Батько. За десяток дней давно уже должны были и узнать о нас, и если не разбомбили до сих пор, то теперь-то уж вряд ли. Будем надеяться на это, по крайней мере. А как, кстати, Утка эту птичку засёк?
— Случайно, Седьмой. Засёк он наш дрон над башкой, а точка эта белая за ним в поле зрения попала. Приём!
— Млять! А остальные, значит, даже дрон проворонили? Безобразие! Приём!
— Не могу никого в этом винить, Седьмой — и сам его точно так же проворонил. Смотрим же не в небо, а по сторонам, а на слух — хрен тут и расслышишь этот шелест его винтов через этот шум от бензопил. Приём!
— Понял, Батько. Ладно, бзди и бди дальше. Конец связи!
Не откладывая на потом, хоть и не было теперь в спешке смысла, Махно выдал указания всем наблюдателям и связался с оператором дрона, который получил команду от майора снова поднять его после зарядки аккумулятора. Как ни мала надежда, но какой-то шанс есть всегда, а увидеть и заснять чужой летательный аппарат — уже кое-что. Откуда и куда летит, на какой высоте, с какой скоростью, какого он типа — не так уж и мало можно извлечь сведений о таинственных аланах даже из такой мелочи. И жаль, что шансы малы даже на повтор этого полёта сегодня, не говоря уже о том, чтобы заметить аппарат снова. Хотя и понятно, что теперь-то уж не только они и не столько они будут наблюдать небо в попытке не упустить нового пролёта над ними. Тут-то Сёмеренко прав — наверняка это не первый пролёт над ними, а значит, с высокой вероятностью, и не последний. Естественно, и на башенке Дворца наблюдатель получит теперь команду послеживать и за небом, и на башенке водокачки сто девяносто третьего дома. А ему такая же команда — просто до кучи с ними, раз уж находится со своей бригадой лесорубов на высоком правом берегу Днепра. Мало ли, а вдруг повезёт снова именно им здесь?
Но, конечно, прежде всего здесь надо по сторонам глядеть. Если есть какие-то местные лесовики, то уж к десятому-то дню давно уже должны были разведать, что тут за хрень происходит. А вот оставили ли они постоянных наблюдателей, хрен их знает. Он-то на месте их главнюка оставил бы обязательно. Кочевники ведь наблюдают за городком? А эти разве дурнее их? Особенно сегодня, когда весь этот лес всполошён шумом нескольких бензопил, которыми его бригада валит дубы, опиливает со стволов ветки и пилит сами эти стволы на удобные для переноски части. И свои-то туземцы, хоть и ко многому привычны уже в их городке, но на пильщиков таращат изумлённые глаза, не веря увиденному. Хоть и дали каждому из парней попробовать отпилить сук от сваленного ствола самим, показав сперва, как это делается, чтобы не толпились, а делали свою часть работы, но один хрен в осадок выпадают при виде того, как запорожец перепиливает сам ствол, не особо при этом и напрягаясь. Что они при этом думают и за что эти бензопилы принимают, хрен их знает, но видно по ним, что погружены в глубочайший когнитивный диссонанс.
Сами туземные парни таких мудрёных слов, конечно, не знали, но зато хорошо знали само это состояние полного охренения, к которому успели даже и попривыкнуть за эти дни в городке запорожцев. Шутка ли, сколько нового всего, чего в прежней жизни ни разу никто из них не видел и даже представить себе не мог? Но вот это рычащее железное чудовище, грызущее твёрдый дуб быстро движущимися зубами, многих вообще напугало. Трое даже выронили с перепугу, когда им дали попробовать попилить, и запорожцы едва сдерживались от смеха. И конечно, все завидовали им, когда они легко и быстро не столь уж и тонкое бревно этой рычащей штукой перепиливали. Некоторым и обидно было, что им только по не слишком толстой ветке отпилить дали. Стемид, тоже отпиливший только один сук, не обижался. Хоть и не оружие это, но тоже вещь диковинная и требующая для правильного обращения с ней наверняка немалого опыта. Это в какой-то мере как тот же самый франкский "ульфберт", превосходнейший в умелых руках, но уязвимый к дурному обращению, который поэтому никто и не даст в руки неумехе. А запорожцы говорят, что и мало у них этих инструментов, всего несколько штук, и конечно, им очень не хочется ни одного из них лишиться. Ведь дали же всё-таки всем попробовать? Ну так и будь доволен тем, что самую трудную часть работы делают своим рычащим инструментом они, а тебе для твоего топора остаётся только ветки отпиленные на части рубить на дрова для печек. И никто ведь не запрещает смотреть, как они сами валят дубы и распиливают брёвна.
Им, собственно, и объясняли, но уж очень мало слов из их языка усвоено в эти дни. Что-то жестами пояснят, и тогда понятно, но что-то — только с пятого на десятое. Вот что это за масло такое вонючее они туда заливают? И почему его нельзя никаким другим горючим жиром заменить? И как он там горит? Что горит — по дыму вонючему понятно, а пламя-то при этом где? И то же самое в их железных телегах, которые и катятся сами, без лошади или вола, то же самое и в этих странных дребезжащих штуках, которые ему даже и сравнить не с чем, но которые тоже для чего-то очень важного запорожцам нужны. Без них, говорят, ни света этого яркого не будет, ни говорящих штуковин, через которые они издали переговариваются, ни картинок и музыки на их странных чудесных дощечках, ни движущихся картинок на большой чёрной доске в обеденной. Жалуются, что мало у них этого нужного для всего этого масла, которое они называют бензином. Но чем им плохо конопляное или льняное, объяснить не могут. Точнее, пробуют объяснить, но непонятно. Говорят, в земле какое-то масло бывает, и вот если его очистить, тогда вот этот бензин из него получится, но здесь такого земляного масла нигде нет, а есть только где-то далеко, не добраться. Ну, им виднее, а его дело сейчас топором тюкать, разрубая на бревне ветки на такие куски, которые в их железные печки помещаются.
Многое у запорожцев непонятно в мелочах, но в главном всё понятно, и в этом он с ними полностью согласен. Дубы-то и рядом с ихним городком есть, и на острове, и на том малом островке, который они так и называют, Дубовым, но там они их не пилят, и это правильно — желуди по осени в двух шагах от городка можно будет собрать, мелким детям это поручив и не боясь за них. А брёвна эти дубовые лучше уж потрудиться один раз или несколько, но здесь их заготовить, на чужом берегу, куда за желудями всё равно никто не поплывёт. Но и здесь пилят выборочно — молодые дубки не трогают, кряжистые вековые тоже, а выбирают средние, и в дело годные, и не слишком тяжёлые. А раз уж свалили дуб, то хоть и валили его ради ствола, не бросают и веток. А чего им зря гнить, когда и для их печек дрова со временем понадобятся? Зачем же тогда и ещё одно дерево потом валить на дрова, когда вот они готовые, только порубить, увязать, да унести? Даже сводя лес на свои нужды, бережно запорожцы обращаются с ним. Не губят попусту.
А как работу наладили! Ветки им для топоров только такие оставляют, которые на бревне с одного удара перерубишь. Ну, если их булатным топором рубить или секирой трофейной с лезвием из оцела. Если совсем уж плохим из кричного железа, тот затупится быстро, и тогда пара-тройка ударов понадобится, но таких топоров у запорожцев нет. Ему отличный дали, приятно таким работать. А брёвна запорожцы пилят на такие куски, что и из самого толстого такой кусок вдвоём нетрудно нести, а из бревна потоньше справишься и один, не сильно утомившись. Так их и носят, складывая у воды, чтобы поудобнее было самые лёгкие в лодию грузить вместе с вязанками дров, а из самых тяжёлых плоты вязать для буксировки той же лодией. Вот боязно, правда, каково их будет на своём берегу вверх по склону затаскивать, но запорожцы уверяют, что там вручную не придётся. Телега у них есть для этого, как-то мудрёно они её называют — то ли автоватор, то ли вакуатор, как-то примерно так. Говорят, даже другую железную телегу поднять и увезти может. Не любую, но маленькие, которые они лёгкими называют — говорят, и поднимет, и увезёт. Верится с трудом, но до сих пор ни разу ведь ещё ни в чём не обманули, да и сами работают наравне с ними, а уж себя-то им перетруждать без нужды какой резон?
Запорожцы и сами сетуют на то, что не получается на этот берег облегчающие труд самобеглые телеги перебросить. И через Днепр их перевезти не на чем, и поднять на кручи негде. Это у себя просеки прорублены, пни выкорчеваны, и тропы на них накатаны, так там это смысл имело, поскольку постоянно этими дорожками и пользуются, а здесь-то какой смысл. Валка деревьев выборочная, и не так уж и много брёвен заготавливается на ней, чтобы и дорогой для этих телег заморачиваться. Если мало окажется, то недостающие в другом месте заготавливаться будут, и что тогда, там тоже дорогу прокладывать? Не тот случай — проще и легче заготовленные брёвна и вязанки дров вручную к реке снести. Вот так и объяснили, показав непонятное жестами. Хоть и не всё Стемид понял в деталях, зато суть уловил — и в самом деле, никакого резона корячиться на прокладке дорог, которые уж точно не пригодятся в будущем. А кому нужны одноразовые? Не такие у них грузы, чтобы не обойтись без этой лишней мороки. И дрова-то заготавливают здесь только потому, что иначе только зря пропадут ветки от уже поваленных деревьев, а нужны — дубовые брёвна.
Для чего они запорожцам понадобились, Стемид не понял. Для полуземлянок традиционных они слишком короткие, да и сами сказали, что не будут их строить, а будут в имеющихся каменных хоромах всех людей размещать. А брёвна — говорят, что какие-то колёса из них будут делать. Чем им плохи их металлические колёса на этих их железных телегах, не поймёшь. И ещё говорят, в воду их зачем-то ставить будут, чтобы вода в реке своим потоком их крутила. Но для чего это нужно, сложно объясняют, тоже не поймёшь. Остаётся только на их здравый смысл полагаться. Раз напрягаются на этих работах сами, не считая их ненужными, значит, какой-то большой пользы от этой своей затеи ожидают. А мудрецы у них — наверное, где-то в чём-то и его родового старейшины мудрее, и даже самого жреца, служителя всемогущих богов. Таким людям — виднее, что нужно городку, а его дело — делать, что попросят. Скажут брёвна вниз таскать — будет таскать, скажут ветки эти на дрова собирать и рубить — будет собирать и рубить.
С дровами-то — понятнее намного. Начинают запорожцы уже своих людей, кто без собственных хором в этих больших каменных теремах, размещать в ранее нежилых, и туда печки железные ставят. Нашлись у них бесхозные, хоть и мало. А со временем они и ещё таких же наделать надеются, когда будет из чего. Та печка, которую и им показали — просто чудо. Обычно ведь что в полуземлянке бывает? Просто очаг, выложенное камнем кострище, в котором и горит обыкновенный костёр. И дров он требует — прорву. Есть ещё печи глинобитные, на них хлеб пекут, да от них же греются в теремах у вятших. Для такой печи и дров намного меньше нужно, чем для костра в очаге, но всё равно очень много. Но вот таких железных и у вятших ни у кого нет, даже у самого хёльга Эрибулла в его тереме в Вышгороде, а значит, и на всей Руси. А вот у запорожцев — у многих. Так мало того, что из дорогого железа, ей же ещё и дров много не нужно. И сама нагревается быстро, и жар в хоромы быстро отдавать начинает, и дрова — вот такие ветки для неё вполне годятся, если только на куски покороче их порубить, чтобы внутрь помещались. И труба у неё есть, по которой дым от сгоревших дров наверх уходит, а дальше, куда труба его выведет. Можно из хором наружу его вывести, и тогда хоромы не задымляются, и дышится в них легко. И невольно позавидуешь всем, у кого свои такие есть. Каждой-то семье, у кого нет — и сами запорожцы в скором времени не обещают. Когда будет железо на них, тогда только их и сделают. А когда оно появится у запорожцев в таком немыслимом для Руси количестве?
