— Уверен, что это так.
— Но жизнь может быть очень суровой. Некоторые из них в данный момент страдают от неизлечимых болезней. Один недавно потерял ребенка. Добавлю, что тот был примерно одного возраста с вашим сыном. Еще один...
— Могу я попросить вас перейти к сути?
— Конечно. — В мерцающем свете он казался не совсем материальным. — Единственное, что заставляет нас идти вперед, когда жизнь становится, — он поискал подходящее слово, — трудной, единственное, что поддерживает нас, — это наше твердое знание о божественном покровителе.
У Кардуэлла заболел живот. — Преподобный, — сказал он, — я был бы рад обсудить все это с вами в будущем.
Гант уставился в огонь, как будто хозяин дома ничего не говорил. — Вы отберете все это у них, доктор.
Кардуэлл нахмурился. Из-за этой статьи возник небольшой ажиотаж. К счастью, ограниченное распространение новостей и общая тенденция местных жителей не лезть не в свое дело, однако, защитили его. — Я с трудом представляю, как это может быть, — сказал он.
— Вы знаете, что произойдет, если вы завершите разработку устройства? — Он поднялся со стула и навис над Кардуэллом. Его глаза стали очень большими и очень черными. — Вы пройдетесь по Второзаконию, скользя по числам. Спуститесь к Исходу. В Иерихоне не было труб, скажете вы. В Содоме не было ангелов. Красное море не разделилось. Самсону не пришлось стричься. — При этих словах его улыбка стала шире, но в жесте не было теплоты. — Вы скажете, что грехопадения не было, и, следовательно, не было нужды в Искупителе. Вы отправитесь в священную страну и каждый раз будете возвращаться с грузом отчаяния. Я просто не могу этого допустить. — Он вытащил из кармана маленький револьвер и направил его в точку между глаз Кардуэлла.
Рик ахнул и шагнул вперед. Но отец быстрым резким движением остановил его. — Мне жаль, — сказал пастор. Из-за игры света и тени было трудно разглядеть выражение его лица. — Я действительно сожалею. — Он изучал оружие. — Часто бывает трудно понять, что нужно делать.
Кардуэлл не мог отвести глаз от пистолета. Его поразило, что незнакомец пришел в его дом и угрожает применить оружие против него. Весь мир сосредоточился в круглом черном стволе. — Вы опоздали, — сказал он.
Гант отвел взгляд. Скучающий. — Что вы имеете в виду?
— Я уже сделал это. Совершил полет. На самом деле, несколько.
— Я вам не верю.
— Вы действительно думали, что я позволил бы газетам опубликовать эту историю, если бы не был уверен? И есть только один способ убедиться в этом, — он опустился обратно в кресло. Все, что угодно, лишь бы избежать этого дула. И с облегчением увидел, что, когда оно последовало за ним, то нацелилось в его правое колено. — Есть прототип, Джордж. Вас зовут Джордж, не так ли?
Это удивило его. — Как вы узнали?
— Я каждый день прохожу мимо вашей церкви по пути в кампус. Ваше имя на видном месте.
— Жаль, что вы не сочли нужным зайти и поздороваться.
Кардуэлл кивнул. — Возможно, я был неосторожен.
— Я удивлен, что вы это заметили. — Гант нахмурился.
— Как я мог не заметить? Пастор, я был на ковчеге.
Дождь с шипением барабанил по окнам. — Это нелепо.
— Правда? Тогда почему вы здесь? Либо вы верите, что это возможно, либо нет. Если вы не верите, я хотел бы знать, почему вы угрожаете моей жизни.
Гант уставился на него. Казалось, ему стало трудно дышать. — Это правда?
— Да, это правда. Я ходил по его палубам. Чувствовал, как его качает во время шторма. Видел тигров в их отсеках.
Пистолет поднялся. Повернулся на несколько градусов. Кардуэлл понял, что он направлен на Рика. — Отойди, — сказал Гант. — Я не хочу в тебя стрелять. — Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. — На самом деле, я бы хотел, чтобы был способ сделать это, не стреляя ни в кого.
— Тогда поверьте мне, — в отчаянии сказал Кардуэлл.
Пастор долго смотрел на него, — Ной, — сказал он.
— Да.
— Вы с ним разговаривали?
— Я не знал языка. Я видел его.
Рука дрогнула.
— Послушайте меня. Я был у подножия горы, когда Моисей вернулся со скрижалями. Видел, как он разбил их о камни. Я наблюдал, как Соломон вершил суд, и ходил по его храму. Стоял в нескольких шагах от Давида, когда он убил филистимлянина. Я был в толпе, когда Иисус произносил Нагорную проповедь.
На лбу Ганта выступил пот. — Вы лжете, — сказал он, — вы смеетесь надо мной. И поносите все святое. Вы неверующий. Я знаю о вас. Я прочитал то, что вы написали.
Кардуэлл мягко улыбнулся. — Когда-то это было правдой. Джордж, я был на берегу во время бури, когда Учитель вышел из лодки. Я посмотрел Ему в глаза.
Пастор попытался заговорить, но из его рта вырвались только сдавленные звуки.
— Гант, вы, наконец, перестали верить? — Его голос стал громче, пока не слился с шумом ветра, бьющегося в окно. — Где ваша вера?
Пистолет с грохотом упал на пол. Из горла Ганта вырвалось рыдание, и он упал в объятия Кардуэлла, едва не сбив его с ног. Но Кардуэлл удержал его, и пастор обнял его. Хрустнуло и упало в огонь полено.
— Спасибо, — наконец сказал Гант, вытирая щеку. — Я был ужасно неправ, что пришел сюда. Не ожидал того, что произошло. — Его лицо просветлело, и он снова сжал плечи Кардуэлла. — Я надеюсь, вы зайдете в церковь и поделитесь со всеми нами своими впечатлениями. — И, не задерживаясь, чтобы взять шляпу, пальто или пистолет, он вышел из дома.
Когда он ушел, они заперли дверь. — Папа, — сказал Рик, — ты был великолепен.
— Спасибо.
— Собираешься звонить в полицию?
— Может быть, утром. Дай мне подумать об этом.
— Я напугался.
— Как и я, малыш.
Мальчик поднял оружие и положил его на книжную полку. Он ухмыльнулся. — Принцип перемещения не работает, верно? Ты говорил мне об этом вчера. Машина времени никогда не оторвется от земли.
— Это верно.
Глаза мальчика заблестели. — Папа, неужели ты совсем не уважаешь правду?
— Иногда мне кажется, что значение правды переоценивают, — сказал Кардуэлл. — В этом вопросе я, пожалуй, на стороне христиан. Я ставлю на веру.
КАНДИДАТ
Взлет и падение моей карьеры произошли в один и тот же вечер: когда мы победили Джорджа Вашингтона, и Питер Поллок вернулся в Белый дом на второй срок.
Ну, ладно. На самом деле это был не Вашингтон; это был искусственный интеллект, запрограммированный вести себя как Вашингтон. Но многие люди запутались. Если вы занимаетесь политикой так долго, как я, то знаете, как легко люди приходят в замешательство. К счастью.
Кампания Вашингтона началась как шутка, переросла в эксперимент, разгорелась и превратилась в полноценное национальное мероприятие. Я не могу этого объяснить. Не думаю, что кто-нибудь сможет. Популярность президента Поллока снижалась, но кандидат от демократической партии был безостановочным оратором, который всех усыплял, так что мы знали, что борьба будет напряженной.
Затем появился Вашингтон. Он был программным комплексом, разработанным в университете Джорджии, чтобы играть роль первого президента на семинарах. Он был настолько правдоподобен и неотразим, что кто-то в школе включил его в местное радиошоу, и в следующее мгновение мы узнали, что он уже на пути к тому, чтобы стать национальным феноменом. Поначалу никто не воспринимал его всерьез. Но люди отчаянно нуждались в кандидате, в которого они могли бы поверить. Блогеры встали в очередь почти сразу. ИИ дал интервью флоридской газете Таймс-Юнион, радиоканалы подхватили его, и, ей-богу, он действительно говорил как Джордж Вашингтон.
Затем мы узнали, что возникла партия федералистов, начали поступать пожертвования, сначала в небольших количествах, а в конечном итоге — как приливная волна.
Я руководил президентской кампанией, и мы все от души посмеялись, когда в Джорджии попробовали внести его кандидатуру в избирательный бюллетень. Демократы попытались это заблокировать. Кандидаты должны быть уроженцами США, подчеркнули они. И им должно быть не менее тридцати пяти лет.
В тот момент мы могли бы прекратить это. Но если бы Вашингтон участвовал во всеобщих выборах, он отобрал бы голоса у демократов, а не у нас. Мы знали, что наша база не поддержит кандидата, который даже не был человеком. Поэтому я попросил кое-кого об одолжении, и когда дело дошло до Верховного суда, судьи удивили страну: они изучили кандидата и постановили, что не могут найти никаких оснований полагать, что он не является аналогом Вашингтона — впервые была использована эта терминология. Таким образом, он явно превысил минимальный возрастной ценз, что касается требования, согласно которому он должен был родиться в Соединенных Штатах, программное обеспечение было написано в Джорджии, а значение слова "родился", как заявил суд, не ограничивается биологическими событиями. Решение было принято шестью голосами против трех.
С самого начала Вашингтон демонстрировал все признаки того, что голоса демократов могут разделиться. Я несколько раз наблюдал за ним по кабельному телевидению, и он был убедителен. Ему не нравились легкомысленные траты. Ему не нравился тот факт, что люди, которые проработали всю свою жизнь, не могли позволить себе лекарства. Ему не понравилась коррупция, которую он увидел в столице. Мне он показался деревянным и, возможно, немного суровым. Американцы, как я считал, не любят, когда им читают лекции.
Они могли бы просто подключить его к программам, сделать все это в электронном виде, но кто-то из его предвыборного штаба был слишком умен для этого. Его инсталлировали в Кориолис 5000 и послушно установили на стол вместе с экраном. На экране появилось анимированное изображение портрета Гилберта Стюарта, за исключением того, что генералу остригли волосы и одели в темно-серый деловой костюм.
К середине лета он уже мелькал на сетевых ток-шоу. И я наблюдал, как его рейтинг продолжает расти. За неделю до своего первого появления в программе "Встреча с прессой" он обошел кандидата от Демократической партии и вырвался на второе место.
В этот момент Национальный консервативный союз поддержал его, как и Американский союз защиты гражданских свобод. Национальная стрелковая ассоциация, всегда дружившая с Поллоком, объявила, что не будет участвовать в выборах.
И я начал подозревать, что недооценил избирателей. Начнем с того, что либеральные СМИ перешли на его сторону. После некоторых колебаний они решили, что кандидат от Демократической партии — безнадежное дело. Рассерт, поначалу испытывавший неловкость при разговоре с Кориолисом 5000, проникся к нему теплотой. — Вы действительно Джордж Вашингтон? — спросил он.
— Тот человек мертв, — сказал Вашингтон, — оставьте его в покое. Но я такой же, каким был он.
Рассерт спросил об интервенции, которая к тому времени превратилась в еще одну из этих бесконечных войн. — Мы хотели, чтобы нация подавала пример другим, — сказал генерал. — Мы бы не стали добровольно вмешиваться в чужие дела. — С экрана телевизора на нас смотрело изображение Вашингтона. — Содержите свой собственный дом в порядке. Этого достаточно. Заботьтесь о себе. Делайте это со знанием дела, и мир последует за вами.
Мы запоздало осознали, что участвуем в гонке. После его появления с Джоном Стюартом сомнений больше не было. — Я бы предпочел, — сказал он огромной аудитории, наблюдавшей за ним в тот вечер (пятьдесят два процента, согласно Нильсону), — чтобы вы не голосовали за меня. И я скажу вам почему, Джон. Это создает плохой прецедент. Людьми должны управлять другие люди, а не компьютерные системы. Если избиратели будут настаивать на моем выдвижении, я сделаю все, что в моих силах. Но я опасаюсь долгосрочных перспектив. — Таким образом, он перешел на девственную территорию.
Поэтому мы стали копать глубже. Использовали его собственные слова. Не хочет этой работы. И посмотрели его послужной список. Единственный офицер, выживший в битве при Уайлдернессе. Что это вам о нем говорит? И действительно ли мы хотим видеть бывшего рабовладельца в Белом доме?
Мы знали, что не можем повлиять на него в вопросах национальной безопасности, но потребовали разъяснить его позицию по этим вопросам. — Что насчет дела Роу против Уэйда?
— Пока отложим это, — сказал он. — На данный момент у нас есть проблемы поважнее. — Этот ответ вернул нам часть наших базовых избирателей.
— Однополые браки?
— Не вижу, чтобы кому-либо причинялся вред. Нам следует быть осторожными в формулировании моральных норм. Они слишком легко меняются.
Мы вернули еще несколько наших процентов. Но в нем было что-то обнадеживающее.
Мы говорили об Оруэлле и Франкенштейне. Не спрашивайте меня, как это попало туда, но это привлекло избирателей, и мы продолжили настаивать на этом. Сказали: голосуйте за людей. Нашли нескольких физиков, которые были готовы публично заявить, что в искусственном интеллекте могут возникнуть сбои. Это может стать очень опасным.
Доверили бы вы ядерный чемодан компьютеру?
Мы держались. Мы все еще держались в два часа ночи в день выборов, когда дошли до последнего округа в Индиане, получили в штате перевес в несколько сотен голосов, и это вывело нас на первое место.
Поллок выступил по телевидению после того, как Вашингтон признал свое поражение. Он сказал, что мы спасли нацию от заговора компьютеров. (Он любит говорить подобные вещи, когда выходит за рамки сценария.) Он поблагодарил сотрудников предвыборной кампании. И все зааплодировали.
Когда все закончилось, он пригласил меня к себе, чтобы выразить свою признательность. На кофейном столике стояла новейшая модель Рэйнбоу 360. — Мы спасли страну, Уилл, — сказал он. — Мы добьемся принятия закона, который запретит этим чертям занимать должности. В противном случае, полагаю, в следующий раз они выставят Эйба Линкольна.
— Да, — сказал я. — И примите мои поздравления, господин президент. — Для меня это тоже означало еще четыре года работы. В качестве главного политического советника.
— Нет. Это не предрешено, Уилл. — Он выглядел почти искренне огорченным. — Мы должны смотреть в будущее.
Это было шоком. — Что вы имеете в виду, сэр?
— Эти выборы прошли на грани. Мы полностью просчитались в силе нашего оппонента. Я имею в виду действующего президента и все такое. Это должно было быть легко.
— Но...?
— Мне нужен кто-то, кого нельзя застать врасплох.
Я старался не выдать своего гнева. — Кого вы имели в виду, сэр?
Он улыбнулся Рэйнбоу 360. — Уилл, познакомься с Карлом Роувом.
БОЖЬЯ ПРЕРОГАТИВА
Простите, Фил, что я появился так неожиданно. Я планировал сразу после полета отправиться в отель. Но мне нужно было с кем-нибудь поговорить.
Спасибо, да, я возьму одну. Если не возражаете, сразу.
Вы уже знаете, что Эйб мертв. И нет, это было не землетрясение. Не совсем. Послушайте, я знаю, как это звучит, но, если хотите знать правду, я думаю, его убил Бог.
Я похож на истерика? Ну, может быть, немного. Но я через многое прошел. И знаю, что ничего не говорил об этом раньше, но это потому, что подписал соглашение о неразглашении. Никому не говорить. Вот что там было написано, и я проработал там два года и до этого момента ни единой живой душе не рассказывал о том, чем мы занимаемся.
