Дар его ударил за такое оскорбление ногой. Я еле успела его сдержать. Хорошо еще — попало по животу, железно оплетенному мышцами и выдерживающему у тэйвонту страшные кулачные удары. Но Рихадо ахал и охал до самой заимке, сидя на коне впереди Тигэ, которая лечила его известными только ей средствами...

Бесстыжая... А еще старуха...

Заимка встретила нас, ощетинившись амбразурами и заложенными мешками с песком окнами, в которых угрожающе торчали арбалеты.

— Что за притча! — выругался Радом, и, оставив меня на Тигэ. И, приказав всем вынуть оружие и быть настороже, пошел выяснять. Он хотел оставить мне плащ, но я хладнокровно сказала, что в этом случае пойду впереди его, закрывая его от стрел, и никто меня здесь не удержит... Он понял, что это последнее слово, и сдался. А по-моему, он уже просто привыкал подчиняться жене. Ибо для самих тэйвонту, так же, как и в Славине, в состав обряда обязательно включалась формула о повиновении мужа жене и главенстве жены в семье... Это было надежно и решало все конфликты в зародыше, ибо жена умнее и компромисснее. И гасит их в сперматозоиде. Но, может быть, поэтому они так осторожно и ответственно женились... Вообще-то, лучше, чтоб меня венчал священник тэйвонту — вдруг поняла я.

Наконец, они там открыли и немного "разоружились". Боже, ну и видок у них был. Сплошные калеки, все в гипсе и бинтах!

Нельзя сказать, что я опечалилась и заплакала от их вида... Это была бы злостная клевета. Но неправда и то, что я хохотала во все горло, как пыталась оговорить меня потом Радому старуха Тигэ... Я тихо, и тряслась... Но овладела собой при виде Радома.

Когда они увидели меня, их лица побелели.

— Привет! — весело сказала я, спускаясь под руку с Радомом.

В ответ они шатнулись на стены.

Шоа дико завыла, как кошка, и прыгнула на меня.

Радом сам защитил меня. Он мой муж. Он не хотел трупов.

— В чем проблема? — миролюбиво поинтересовался он.

— Радом!!! — хором закричали все. Явно жалуясь на меня. Доносчики...

— Ну и? — хладнокровно спросил он.

— Она избила нас!

— Она покалечила нас!

— Она натравила на нас своего коня, хотя будет тебе говорить, что сдерживала его! Она так кричала — быстрей убегайте, я его держу, — что он покусал и изуродовал всех нас. Пока эта холера кидала в нас ножики, будто на учениях.

— Кого-то убила? — о чем-то размышляя, спросил Радом.

— Нет, но многим перерезала бросками руки и сухожилия, так что руки отвисли... Радом, она не девочка, это боец!

— Радом, ты посмотри, что она сделала со мной! — протягивая ему руки, весь в гипсе и деревянных шинах, сказал сзади старик Рики. — А четверо старших тэйвонту еще до сих пор лежат в гипсе. Она спустила на них коней.

— Неправда, — хладнокровно сказала я. — Они сами на них скакали. Я не виновата, если кто-то хочет совершить самоубийство.

— И это все? — зевая, спросил Радом.

— Да это было еще только начало!!! — изо всех сил закричали все.

— Что еще?! — возмутилась я. — Я же ускакала от вас!

— Радом, не верь ей, эта вертихвостка стравила нас с черными тэйвонту, так что нам стало не до нее! Тут такое было! — прямо завыли они.

— Откуда здесь черные тэйвонту? — вскинулся Радом.

— Когда она удрала, мы встретили на том берегу Ахана и трех его людей. Узнав, что мы ищем девчонку, дважды принесенную нам тобой, они охотно поскакали за ней, приняв участие в погоне... Тем более, что половина из нас стала калеками...

Радом нахмурился.

— Где они сейчас? Где Ахан! — резко спросил он.

Старик Рики хладнокровно без слов тыкнул несколько раз большим пальцем в небо.

Радом внимательно посмотрел на его палец, потом вверх. На потолок. В небо. Но ничего там не увидел.

— Стоп, — наконец сказал он. — Теперь рассказывайте все по порядку!

Я поудобнее уселась около Радома, под его рукой и под защитой его плеча. Ужас как люблю смешные истории...

Хотя Радом с Тигэ и слышал уже эту историю, все же они безуспешно сдерживали смех, слушая ее из уст самих пострадавших.

Только изредка Радом прерывал и выяснял какую-то деталь сдавленным от смеха голосом. Я же просто тряслась, спрятавшись за него и обняв за пояс, уткнувшись ему в спину, чтоб не нервировать зрителей. И тихо плакала в особо горестных местах. Но не высовываясь, не высовываясь, поскольку слезы мои и страдания отчего-то действовали на них как хорошее тонизирующее моющее средство.

Иногда, например, слушая подробное описание, как я усмиряла Дара и потом играла с ним — оказывается, все это они видели, вернее, видел то один, то другой — он нежно поглаживал мою руку. И жадно выспрашивал все до мелочей, требуя абсолютно полной передачи картины, как это делалось, когда тренировалась наблюдательность. Но почему-то просто ненасытно слушая снова и снова... Как сказку ребенок... И бессознательно сжимал мою руку или колено...

Наконец, говорящие из лежащих закончили рассказ, как они догнали меня. И что из этого получилось. И как потом нашли (Гай) потоптанных тэйвонту, у троих из которых были аккуратно отделены головы. И как черный тэйвонту обвинил их в убийстве и вызвал часть рыскавшей поблизости школы... И как она, то есть я, их подставила — осада была снята только недавно и неизвестно почему...

Она, она... Только и слышалось поношение моего имени...

Но это вызвало неожиданную реакцию Радома.

— А почему вы думаете, что это сделала она? Я в первую очередь подозревал бы Гая... — хладнокровно сказал Радом. И вышел на улицу.

Гай отчаянно завопил.

— Меня все подозревают! Она специально так подстроила!

— Она дорожная проститутка, — мстительно сказала Шоа. — Из тех, что путешественники нанимают, чтоб не было так жестко и ухабисто спать в карете. И чтоб кто-то все время массировал оттекшее тело, лучше всего собой и ласками, скрашивая дорогу и доставляя удовольствие. О, берут мастериц, чтоб дорога пролетела незаметно. Те держат их в непрерывном возбуждении, так что те совершенно изматываются и не замечают, когда дорога кончилась. Пусть Радом скажет, сколько раз она под него ложилась...

— Ни разу, — сказал тихо вошедший Радом. — И отныне те, кто тэйвонту и кто уважает брата и слова не вымолвят против нее плохого и извинятся за свои слова, — спокойно, но так строго и отрешенно сказал он, что никто и не подумал усмехнуться. — Она отныне моя невеста.

— Ты что, думаешь на ней жениться? — потрясенно завопил Рики. — Ты с ума сошел, если тебе в голову приходят такие мысли.

— Он не только думает, — холодно пояснил входящий старик Рихадо, внося сумки с провизией и оружием, приехавший с нами, — а его силой еле вытащили из Храма. Где они на коленях умоляли обвенчать их. Только священник отказался, поскольку она не знает, кто она, откуда, сколько ей лет, замужем ли уже, — хладнокровно ляпнул он. — А он грозил его убить... И еще потому, что такое поведение и пользование чужой слабостью и болезнью недостойно настоятеля тэйвонту, — он со значением посмотрел на Радома, — а вдруг это принцесса, так с нас же всех голову снимут за такое распутство. Кто знает, как она себя поведет, когда очнется... Ребенка охмурять...

— Иного я от нее и не ожидала, — ошарашено сказала Шоа, с презрением глядя на меня.

— Я не ребенок! — возмущенно кричала я в это время.

Но меня никто не слушал.

Я подошла и поддерживающе обняла Радома, став рядом.

— Лучший из настоятелей в твоей защите не нуждается, ты, шлюха! — крикнула Шоа.

— Шоа, девочка, ты сошла с ума! — ласково сказал Радом.

Та разрыдалась.

— Я не могууу! — всхлипывала она. — Я ненавижу ее. Я рреввнууюю... — запинаясь от слез, жалобно и покаянно выговорила она.

— Ты еще молоденькая... — успокаивающе сказала ей я. — А уже такая стерва!

Глава 58.

Радом разложил провизию.

— Вам надо привыкнуть к виду моей жены, — сказал он. — А то вы что-то дергаетесь странно...

Он, притянул меня, посадив под боком. И я только жалобно пискнула под его рукой: маленькая, я помещалась аккурат у него под мышкой, счастливо прижавшись к нему и глядя на всех счастливыми громадными глазами... Это мне так потом передали.

— Ты ее опять собираешься нам оставить?!? — это был вопль души.

— Да нет, — сказал Радом. — Я не садист... И не мазохист... Себя жалко — жену отпустить — век потом маяться...

— Даже у собак бывает течка, — это подала голос Шоа.

— Ой, — радостно хлопнула в ладоши я. И засмеялась не в силах успокоиться.

— Ты чего? — подозрительно спросил меня Радом.

— А я и забыла, что среди Псов нахожусь! (Псы — так называли себя сами тэйвонту за свою абсолютную преданность королю. Псы Дивенора.) Но если тэйвонту псы, то Шоа значит просто сучка? — удивленным чистосердечным голосом спросила я.

От вырывания мои волосы спасло только то, что, хохоча во все горло, я спряталась за Радома.

— Ты видишь, что она творит? — сказал Рики Радому.

— Нормальная детская реакция, — пожал плечами тот. — А какой нормальный ребенок оставит такой выпад без ответа?

— Не знаю, как насчет нормальности, но, по-моему, вы оба тут свихнувшиеся!

Шоа стояла за спиной Рики, видимо, как единственного, кто ее тут полностью поддерживал, и что-то ему нашептывала.

— Когда говоришь брату гадости, оглянись, не стоит ли за твоей спиной лысый дьявол, — хладнокровно ляпнула я писание в ответ, чувствуя себя под защитой Радома.

Кто-то хмыкнул, кто-то подавился, кто-то отвернул от Шоа голову...

Впрочем, я была не права, волосы у нее уже отросли, и она напоминала скорей бритого мальчика... Но все равно было смешно...

Слава Богу, начинавшуюся уже разогреваться публику перебила вошедшая Юурга. Она сменилась с поста...

— Я виновата перед тобой, отец, — выговорила она. — Я не выполнила твою просьбу, — печально и виновато трепетал ее нежный голос. — После того, как я помогла нашим раненным вернуться, дважды пыталась кинуться в погоню и дважды нарывалась на засаду дожутов.

— Ничего, — ласково сказал тот, и я увидела совершенно другого Радома — благородного, мудрого, любящего своих детей Мастера, бывшего истинным настоятелем и отцом воспитанникам. Каким его знали, любили, перед которым преклонялись. — Я сам недооценил малышку... И к тому же теперь сам за ней ухаживаю... — нежно проговорил он, прижимая меня к себе, так что я полностью скрылась у него под мышкой и разве что не замурлыкала, счастливо стреляя оттуда глазками.

Я обняла и прильнула к нему, а он по хозяйски положил на меня руку, так что она наверно случайно легла на мое колено... И мне наоборот не было стыдно. Хотя я была в платье. Я была горда! Перед всеми — и перед Шоа, и перед Тигэ, и перед Юургой. И остальных я тоже не мало не стыдилась... Я была жена, я была любима и желанна...

Точнее, я еще не была жена, но все остальное — в точности...

— Надо уважать природу, — мудро проговорила Тигэ. — Даже лучшего из мужчин нельзя натягивать до бесконечности, иначе он сорвется...

— ...На первой кошке, — окончила за нее Шоа.

— Кошку гладят — она мурлыкает, — промурлыкала я. — Сучку гладят, она на спинку хлоп — и задирает ножки. Но до чего же сучки бывают навязчивы, даже когда им ясно указали место! — не осталась в долгу я... Ну не привыкла я копить долги. Выплачиваю сразу любыми средствами. Честь требует, чтоб никому не была должна. И люди довольны.

Люди пытались спрятать улыбки, чтоб не обидеть Шоа. Может, моя шутка не шедевр, но лупит — только ойкай...

— Отец, я их не убивал, — перебил всех Гай.

— Я знаю, — сказал Радом. И вытащил меч черного гиганта, который я еще тогда кинула ему. — Чей меч? — спросил он.

— Ахана, — зачаровано сказали все. Я отвернула голову.

— Нельзя было уже не заметить, — надувшись, шепнула я и отвернула голову.

— Ага, как отвечать за свои проделки, так Радом укрывай... — коварно шепнул он. Но я не боялась, ибо ладони его легли бессознательно точно на мои груди. Автоматическое наведение тэйвонту, бессознательно наработанная точность удара, не зависящая от сознания и подчиняющаяся мелькнувшему чувству вне рассудка. Вряд ли он сам соображал, куда попали его руки. Но я то хорошо ощущала их тепло и тяжесть.

Он осторожно развернул меня к себе.

— Ну, кто убил Ахана?

— Кони, — по детски вытянув губы ему навстречу и выразительно, как дети, жестикулируя губами, конфузливо шепнула я. Поджав руки, будто маленький напуганный зверек.

Все засмеялись.

— Дар взял меч в зубы и отрезал им головы, — сказала старуха Тигэ. — Правда?

Я отвернула голову, застенчиво отворачиваясь.

— Я чтоб не мучились... — наконец сказала я. — Больно же людям...

Что я могла еще сказать?

Все захохотали. Рыдающего от смеха Гая утащила обозленная Шоа.

— Сострадательная и милосердная у тебя женушка... Чувствительная...

Сам Радом смеялся громче всех.

— Было бы кого жалеть, — махнул рукой Радом.

— Отец, — сказала Юурга. — Они обязательно нападут на вас. Если даже не на тебя, то на твою жену точно... Тебе нужна охрана.

— Вот! — Радом приподнял меня, чтоб все видели.

Я счастливо улыбалась, как кукла.

— Что вот?! — спросил, начиная раздражаться Рики. — Ты что, не понял? Тебе смерть грозит! Они же войну начали.

Радом устало вздохнул.

— Блицкриг, — усмехнулась я.

— Она еще смеется!

— Эндшпиль! — ну неуемная я дура.

— Радом, — она сумасшедшая. И не понимает, что творит. Ее надо быстрей спровадить в лечебницу...

— Вместе с тобой, Радом, да, — высказала я, продолжив, вслух его мысль. — И связать обоих покрепче!

— Пока мы пикируемся, на нас могут напасть. И сил не пожалеют. Они думают, что девочка — это ложный след, а сделала это переодетая тэйвонтуэ... И что она растворится без следа. И ищи ее свищи. Призрак. Мираж монастыря Дэгинэ...

— Еще чего, — обиделась и оскорбилась я. — Сама ты мираж! Меня Радом ласкает и любит... И никуда я не растворюсь.

— Но они думают...

— Ничего они уже не думают... — коротко сказал Рихадо. — И нечего против ночи поминать трупы...

Все удивленно посмотрели на него.

— Ты тоже говоришь как-то странно... заговариваешься... — странно посмотрела на него Шоа. — Может она заражает сумасшествием? — вслух подумала она. — И вас всех надо лечить!

— Нас всех, — горько поправил Гай. — Мы тоже слишком долго были с ней в контакте... Теперь запрут в психушку.

Но все выжидающе смотрели на Радома.

Он хладнокровно молчал.

— Мертвые не дышат, — объяснила Тигэ.

Все молчали. Переглядываясь. Они поняли — мы того...

Я видела, как они осторожно задвигались, окружая нас и говоря ласково...

Успокаивали.

— Все будет хорошо...

Почему-то меня это не брало, и я умирала от смеха, уткнувшись под мышку Радома.