— Это точно... Если про мою половую жизнь когда-нибудь снимут фильм, он будет называться 'Наедине с вечностью', — проворчала Хоро.
(Сию гениальную фразу честно упёр здесь http://bash.im/quote/445797)
Миядзаки сидел, вытаращив глаза, и с изумлением слушал их жалобы на нелёгкую жизнь в обществе людей. Хоро хрустела яблоками, складывая огрызки на блюдечко.
— Кстати, у лисичек тоже есть своя богиня урожая, — заметила Хоро. — Только она, в основном, по рису, а я — по пшенице. Да ты её знаешь, она с Лариской вместе в Главкосмосе работает, в общем-то, вроде и не по специальности. Как её там сейчас зовут? Инна?
— Инна... — словно в трансе, повторил Хаяо. — Ин-на... Инари-но ками??!
(Инари — синтоистская богиня плодородия, изобилия, риса и злаковых культур вообще, лис, промышленности, житейского успеха, одно из основных божеств синтоизма. Роль посланников Инари выполняют лисы-оборотни кицунэ, и сама Инари, согласно некоторым поверьям может принимать облик высшей кицунэ, змеи или дракона. 'Ками' — 'богиня', яп.)
— Ага. Она самая, — Хоро стрескала уже четвёртое яблоко.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя.
— Инари-но ками... Но... как... что она здесь делает?
— Хоро! Ну кто тебя за язык тянул? — возмутилась Лариса. — Зачем ты ему всё выболтала? Теперь нам придётся его съесть...
Мозг Миядзаки был уже слегка затуманен от выпитого вина, и он не на шутку струхнул:
— Не надо! Не надо меня есть!
— Надо, Хаяо-кун, надо...
— Я никому ничего не скажу!
— Скажешь... Всё скажешь... Люди сейчас очень хорошо научились спрашивать. Даже лучше, чем наши 'Приносящие ночь'.
— Это ещё кто? — спросил Миядзаки.
— Это — те, кто нас защищают, — коротко пояснила Лариса.
— Угу. Лисьи ниндзя, так сказать, — добавила Хоро.
— А жаль, — Лариса задумчиво постукивала пальцами по столешнице. — Инари-но ками предсказала, что он будет великим мультипликатором...
Хаяо и раньше слышал, что высшие, девятихвостые лисы-оборотни могут предсказывать будущее. То, что сама Инари-но ками предрекла ему успех, не могло не радовать, вот только если его сейчас съедят...
— Да не надо его есть, — отмахнулась Хоро. — Всё равно ему никто не поверит, даже если он расскажет. Скажи Инари, что я, Хоро Мудрая, беру его под свою защиту. К тому же, он довольно большой, — она окинула японца оценивающим взглядом своих янтарных глаз, — а я вроде бы уже и наелась... — она отодвинула блюдо с яблоками и вытряхнула полное блюдечко огрызков в пластиковый мешок с надписью 'Для пищевых отходов'.
Миядзаки сидел, ни жив ни мёртв. Хоро, похоже, действительно наелась, и изрядно выпила, потому что её вдруг потянуло на воспоминания:
— М-м-м... как же называлась та деревня, где я столько времени прожила?... Пасро! Конечно, Пасро...
В представлении Хаяо богиня должна была жить очень долго, в пределе — вечно, но внешность Хоро никак не вязалась с её возрастом. Набравшись храбрости он спросил:
— А где была та деревня? И когда это было?
— Да кто ж его знает! Давно... — ответила Хоро. — Когда я осознала себя, люди ещё не умели сеять пшеницу. Они наматывали на себя шкуры зверей и бегали с кривыми копьями по лесам и полям. Я тогда ими не очень-то интересовалась. У меня были мои братья, моя стая. Юе, Инти, Паро, Миюри... — она перечислила эти необычные, древние имена так обыденно, будто встречала их только вчера.
— Мы жили в месте, которое называли Йойтсу. Я тогда не следила за течением времени. Когда вокруг тебя столетиями и тысячелетиями ничего не меняется, время не значит ничего, правда? Но однажды я забрела далеко, заснула, а когда проснулась и позвала братьев — никто из них не пришёл на зов. Я долго бегала по лесу, звала их, искала. Деревья ломались как прутики, под моими шагами... Но они ушли... навсегда. Йойтсу опустел. Я больше никогда их не видела.
Но это было потом. А тогда я пошла... куда глаза глядят, как говорят в сказках. Я вышла из леса на пшеничное поле. Тогда я впервые попробовала пшеничные зёрна... и вдруг поняла, что могу превращаться в человека, стоит только разгрызть несколько зёрен.
— Превращаться в человека? А кем ты тогда была? — не понял Хаяо.
— Волчицей, конечно! Ну, ты дурень! Тебе всё по десять раз объяснять надо? Я была огромной волчицей, такой огромной, что могла бы, стоя на улице, заглянуть в окна нашей комнаты.
— Не может быть!
'Логово' располагалось на третьем этаже 'сталинского' дома. Хаяо прекрасно понимал, что волков такого размера не бывает. Да и хвост Хоро явно был не такого размера, каким должен был быть у гигантской волчицы.
— Твой хвост... — Миядзаки вспомнил, что надо его похвалить. — Он очень красивый, но ведь он не такой большой, как должен быть у волчицы величиной с трёхэтажный дом?
— Так это пока я в форме человека, — пояснила Хоро. — А если я превращусь в волчицу, хвост тоже будет больше.
— Я, всё-таки, не понимаю, как может девушка небольшого роста превратиться в огромную волчицу, — Хаяо слегка осмелел, сообразив, что есть его, вроде бы, не собираются. — Хоро-ками, а вы не могли бы показать превращение?
— Ты! Здесь тебе не цирк! И зови меня просто Хоро, я же не японская богиня, чтобы называть меня ками.
Она было рассердилась, но потом пояснила:
— Дурень, если я перекинусь в комнате, я в ней не помещусь! А на улице людей слишком много. Когда я полностью превращаюсь, я начинаю думать по-другому... по-звериному. Могу кого-нибудь порвать. Просто так, на инстинктах.
— Да покажи ему одну лапу, — предложила Лариса.
— Лапу? Гм... лапу можно.
Хоро вытянула из-под кофты висевший на шнурке у неё на шее кожаный мешочек, и вытряхнула из него несколько пшеничных зёрен. Закинула два зерна в рот, ещё два оставила на столе, остальные ссыпала обратно в мешочек и снова убрала его под одежду. На том же шнурке у неё рядом с мешочком висела небольшая, толстая медная монетка, явно старинная. Что на ней было изображено, Хаяо не разглядел.
Хоро положила правую руку на стол, левая лежала у неё на коленях. Она сидела за столом напротив японца. Девушка прожевала зёрна, и вдруг её скрючило так, что она уткнулась носом в стол. Хаяо дёрнулся:
— Что с ней? Хоро, вы в порядке?
— Спокойно, — одёрнула его Лариса. — Не мешай, ей сейчас и без тебя несладко.
Японец осторожно протянул руку к её ушкам.
Клац! Острые клыки прокусили воздух совсем рядом, и он тут же отдёрнул руку.
— Р-р-р!! Р-руками не тр-р-рогать! — прорычала Хоро.
Она выпрямилась, подняла левую руку и отёрла со лба выступивший пот. Руку? Это была уже не рука, а могучая, поросшая рыжевато-серой шерстью волчья лапа, толще человеческой руки. Миядзаки в ужасе отшатнулся назад.
— Доволен? — спросила Хоро.
— Да поможет мне великая Аматэрасу... — пробормотал японец.
— Это вряд ли. Не успеет, — зверски ухмыльнулась Хоро, обнажая клыки. — Да не бойся, я не голодная.
Японец изумлённо разглядывал лежащую на столе лапу. Она уходила в короткий, чуть выше локтя, рукав кофты Хоро. Лапа была тяжёлая и до ужаса настоящая, с крупными острыми когтями.
— Хватит цирка.
Хоро встала, правой рукой взяла со стола пшеничные зёрна и вышла, на ходу закинув их в рот. Хаяо повернулся к Ларисе, но не успел сформулировать вопрос. Хоро вернулась в комнату, обе руки у неё были снова человеческие.
— Убедился?
— Да... Это невероятно! — пробормотал Миядзаки.
— Так вот... — девушка уселась на прежнее место и продолжила. — Когда я поняла, что братьев мне не найти, я перекинулась в человеческую форму и пошла к людям. Они оказались не такими уж плохими. Я научилась говорить на их языке, носить их одежду, танцевать их танцы... У них вкусная еда. Это они хорошо придумали — греть еду на огне. Ещё оказалось, что я могу управлять ростом пшеницы. Поэтому я сейчас в семеноводческом хозяйстве и работаю, — пояснила Хоро. — А тогда я познакомилась с одним человеком, он был красив, молод. В общем, он мне понравился. Я пошла с ним в его деревню и долго там жила. Обеспечивала жителям хорошие урожаи.
Но люди, как оказалось, слишком быстро умирают. Я ещё не успела толком привыкнуть к новой жизни, а он уже состарился и умер. Перед смертью он попросил меня позаботиться о деревне, не оставлять её жителей без покровительства. И я долгие века опекала деревенских жителей, чтобы они не знали неурожаев, чтобы пшеницу не побило градом, не повалило ветром... Они меня почитали, благодарили... сначала. Но, с течением времени появлялись новые способы получать высокие урожаи. И однажды я поняла, что этим людям я больше не нужна. Их поклонение выродилось в привычку, обряды в мою честь превратились в рутинные ритуалы... Не то, чтобы я в них нуждалась, но... это был знак, — Хоро задумчиво смотрела куда-то мимо лица Хаяо, как бы вглядываясь вглубь веков.
— В это время мимо проезжал бродячий торговец. Я тайком забралась в его телегу, а когда он меня обнаружил — попросила подвезти меня до Йойтсу. Только вот прошло так много лет, что я сама забыла, где находится Йойтсу. Нам пришлось долго колесить от одного города к другому, пока мы вышли на след тех, кто мог подсказать нам дорогу. Тот торговец оказался хорошим человеком. А Йойтсу, как оказалось, был давным-давно разрушен великим духом, его звали Медведь-Лунобоец.
(В английской версии — Moon Hunter Bear, в переводе названо немного не по-русски — Медведь-Лунобивец)
— Возвращаться мне было некуда, и я вышла замуж за этого торговца.
— Вот как? И вы были счастливы? — спросил Миядзаки.
— Да. Мы вместе торговали, у нас даже было собственное дело. Но недолго. Он точно так же состарился и умер, у меня на руках. Чёрт вас подери, люди, ну почему вы не можете жить подольше? — с досадой спросила Хоро. — Вы каждый раз умираете слишком быстро...
— Вот, такие уж мы есть... Недолговечные, — ответил Хаяо. — А потом?
— Потом я ушла в леса, — ответила Хоро. — Не знаю, сколько времени я бродила в одиночестве, пытаясь вылечить боль сердца... Но когда я прошла сквозь серебристый туман и снова вышла к людям, изменилось всё. Не было тех городов, что я знала когда-то, изменились языки, казалось, даже горы поменяли своё расположение. Я как будто оказалась в совершенно новом мире.
— Серебристый туман?
— Да... я шла по оврагу, и его заполнил туман. Я вошла в него, он был необычно плотный, и вдруг пропали все запахи. Потом они появились снова, но это было странно. Я никогда не видела такого тумана, ни раньше, ни потом. Лес вокруг оставался тем же, но вот всё остальное... изменилось. В первой же деревне, увидев мой хвост, меня едва не сожгли на костре, как ведьму. И тогда я ушла на восток, в те края, где никогда раньше не бывала. Научилась быть осторожной, выучила новый язык, новые буквы.
Да, эти люди постоянно придумывают разные новые буквы! Задолбали! Не успела выучить руны футарка, они уже придумали глаголицу, в ней дофига новых букв. Выучила глаголицу — припёрлись эти двое... Кирилл и Мефодий... И так, блин, каждый раз! — вознегодовала Хоро. — Только выучила кириллицу — этот, как его... Пётр Первый опять реформу устроил, половину букв повыкидывал! Ну, вроде, полегче стало, только этот 'ять', будь он неладен... и твёрдый знак на конце каждого слова — вот зачем? А, да, ты же японец, у вас там свои иероглифы... Вот уж их я точно учить не буду.
— Это потому, что ты к людям раз в триста-четыреста лет выходила, — спокойно пояснила Лариса. — Почаще с людьми общаться не пробовала?
— Пробовала. Не понравилось. Как ни выйду — у них тут то война, то бунт, то крестьян запрессуют так, что они с голоду дохнут, — проворчала Хоро. — Только в последние несколько лет жизнь налаживаться начала. А до того — не везло здешнему народу с царями и прочими. Что ни правитель, так или маразматик, или кровавое чудовище...
— А про нынешнего что скажешь? — спросила Лариса.
— Про нынешнего рано говорить. Вот помрёт — тогда в газетах прочитаем, — зубасто ухмыльнулась Хоро. — Хотя... был у меня один знакомый. Вот с ним интересно было поговорить, — Хоро закинула ногу на ногу. — Иду я как-то по лесу, чую, человеком пахнет. Давно ни с кем не говорила... Перекинулась в человека, оделась. Смотрю, идёт мужичок такой, с ружьём, вроде как на охоту. Я из-за деревьев вышла, познакомились, разговорились... Его Вовкой звали. Умный мужик оказался. Я потом к нему не один раз домой приходила, он всё чего-то писал, и мне читал отрывки. Ох и спорили мы с ним! Я же торговлю изнутри знаю, и дело своё у нас было, хоть и небольшое. А он всё общую теорию из частностей выводил. Вот он начнёт мне что-то читать, а я ему подсказываю, что не так оно, на самом деле. И спорим, до утра, бывает, пока я ему не докажу, что он ошибся, или пока он мне не докажет, что это, как он любил говорить, 'частный случай'. Он там, оказывается, в ссылке жил, типа политический...
Хаяо остолбенел. Догадка выглядела слишком фантастично.
— Он мне тогда много всего рассказал, — продолжала Хоро. — Почему мир так устроен, что богатые наживаются на бедных, и что нужно делать, чтобы это угнетение прекратить. Помню, я ещё ему предложила: 'Давай, я перекинусь в волчицу, и съем этого вашего царя?'. Он засмеялся, и сказал: 'Его охраняют тысячи солдат, с ружьями, с пушками. А главное — ничего это не изменит, съешь ты одного царя — вместо него капиталисты и генералы посадят другого. Всех генералов и капиталистов тебе не съесть, тут другой подход нужен. Мы пойдём другим путём. Надо менять всю систему'
Миядзаки представил себе, как гигантская волчица мчится длинными скачками по улицам Петербурга, вламывается в Зимний дворец и устраивает там побоище... М-да... Пожалуй, хорошо, что её отговорили... Хотя бы произведения искусства уцелели.
— А потом что? — спросил японец.
— А потом к нему приехала его Наденька, и они поженились, — проворчала Хоро. — Вот, так всегда, только найдёшь умного человека, так он или помрёт, или его из-под носа уведут. Встречались мы с ним ещё раз, уже позже. Книгу мне свою подарил, и подписал ещё.
Она встала, подошла к книжной полке, достала книгу и сунула её в руки японца. Он не мог прочитать русские буквы и повернулся к Ларисе:
— Угу. Ленин, 'Развитие капитализма в России'.
Лариса открыла книгу. На форзаце была чернильная дарственная надпись. Она с некоторым трудом прочитала выцветшие буквы:
'Дорогой Хоро на добрую память о наших долгих спорах в Шушенском. Владимир Ульянов (Ленин)'.
— Невероятно... — пробормотал Миядзаки.
Перед ним сидела девушка, на вид почти школьница, которая видела рассвет человечества, прожила десятки веков, дружила с Лениным и помогала ему писать его основополагающие труды. Тут было от чего съехать крыше...
— Я вот думаю, — ухмыльнулась Лариса. — Книгу, что ли, написать? Монографию: 'Влияние языческой богини урожая на формирования экономических воззрений В.И. Ленина в период минусинской ссылки'.
— Угу. И с портретом автора сзади, на обложке. В истинном облике, — хохотнула Хоро. — ЦК не пропустит.
Похоже, она устала от воспоминаний. Настроение Хоро оказалось переменчивым, как весенний ветерок. Она встала, сняла со стены гитару, уселась на кровать и начала настраивать, подкручивая колки. Её уши чутко шевелились, ловя и сравнивая звуки.
