Она никогда не думала изучить свое семейное древо. Никогда даже не интересовалась.
«Полагаю, я могу помочь, — подумал таккомп. — На твоем уровне допуска нет доступного тебе списка матриархатов, но одну из основательниц МСЁ зовут Курои Каной. Ты должна помнить ее по просмотренному фильму. С учетом встречающегося здесь уровня секретности, это может быть связано».
«А ведь верно!» — подумала Рёко, вспомнив непримечательную девушку в очках, участвующую в собрании основательниц. Может…
«Прости, но я не могу найти о ней никакой дополнительной информации. В общественных сетях нет ничего доступного помимо самого факта ее существования. Я имею в виду — нет даже форумных слухов, ничего не находится. Конечно, я ищу менее минуты».
«Продолжай искать, — подумала Рёко. — Должно же быть что-нибудь!»
«Возможно, — подумало устройство. — Между прочим, это конец отчета о твоей семье. Остальные разделы менее интересны, а твой психологический профиль недоступен».
Некоторое время они еще продолжали искать, но не нашли ничего существенного. Почему была скрыта такая большая часть ее семьи? Почему такая большая часть ее жизни должна быть чертовым секретом?
Позже, перед тем как она получила просьбу о входе, в ее разум проник запрос от матери, обращающий на себя ее внимание. Еще она услышала стук, некоторые социальные анахронизмы сохранялись до сих пор.
«Она больше не может переопределить твою блокировку, как эмансипированной несовершеннолетней», — подумал ее таккомп.
Она заметила, что он становился все общительнее, возможно потому, что ей, похоже, нравилось это больше, чем она ожидала.
«Впусти ее, — подумала она. — Наши отношения лучше этого».
Дверь скользнула в сторону, и осторожно вошла ее мать. Женщина всегда казалась ей тихой, женственной, пусть, несомненно, компетентной. Легко было представить, как она напряженно работает в лаборатории — хотя образ этого у Рёко был весьма расплывчат, изображая ее мать склонившейся над работающей над чем-то машиной — сложно было представить ее командующей другими, пусть, если Рёко правильно кое-что понимала, она по крайней мере отчасти так и делала. Но тогда что она на самом деле знала?
Женщина подошла и встала перед ней, полулежащей на кровати, не усевшись до конца, как обычно она бы поступила. С точки зрения Рёко женщина выглядела странно возвышающейся.
— Итак, я, э-э… так понимаю, ты выяснила, — неловко сказала ее мать.
— Ага, если хочешь так это выразить, — беззаботно сказала Рёко, глядя в потолок. — Я…
Она особо не знала, что и сказать в подобной ситуации, и ее мать, несмотря на то, что это начала, продолжала молча стоять, по сути, не давая ей никаких зацепок.
Рёко приподнялась и уселась на кровати.
— Новый браслет, Рёко? — мягко спросила ее мать, указав ей на запястье.
— О, да, точно, — так же вежливо сказала она, приподняв руку так, чтобы мать могла взглянуть. — Подарок.
Она знала, что ее мать покупает время, начиная с малой темы.
— Видела недавно, как ты его носишь, — начала ее мать, потянувшись к ее руке. — Но не было возможности внимательно взглянуть.
Они пристально изучила его, для лучшего вида поворачивая запястье Рёко.
— Что такое? — взглянула на мать Рёко.
— От кого подарок? — спросила мать.
— От одной из вербовщиц, — придумала правдоподобную ложь Рёко. — А что?
— Просто любопытно, — сказала ее мать.
Секунду они сидели в молчании, после чего ее мать вздохнула и начала:
— Мы не могли тебе сказать, Рёко, — по-прежнему глядя вниз, сказала ее мать. — Как…
Рёко махнула ей, указывая тоже присесть. Она так и сделала.
Женщина кашлянула, после чего продолжила:
— Как бы мы это сделали? — риторически спросила она. — Мы не могли рассказать как ребенку, и тогда что нам оставалось бы делать? Выдать все как какой-то особый Разговор? В чем бы был смысл этого? И если бы кто-нибудь об этом узнал, нас могли бы уволить.
— И все? — горько спросила Рёко. — Ничего о моральности своих действий?
Ее мать опешила, на ее лице на мгновение проявилось противоречие.
— Конечно, мы об этом задумывались, — сказала она. — Но…
Рёко отмахнулась, заставляя ее замолчать.
— Да, я тоже об этом задумывалась, — гораздо мягче сказала она. — Так что… по сути, иных вариантов особо нет, так?
Говоря это, она смотрела на свою мать. Женщина оглянулась на нее, оценивая ее и понимая, что она хочет серьезного ответа.
— Есть несколько, — сказала женщина. — Хотя ни один из них не слишком хорошо работает. И я всегда считала, что этот по-своему элегантен.
— Ты не хотела говорить мне, — обвиняюще сказала Рёко, маленькие ладони вцепились в бока кровати. — Я понимаю, почему не хотели говорить мне раньше. Честно говоря, это было совсем не мое дело. Но сейчас? Я заключила контракт. Нет лучшей причины что-нибудь сказать. Папа так и сделал, пусть даже счел, что ты этого не захочешь.
Пока она говорила, ее голос набрался громкости, но все равно был еще далек от того, что считалось бы криком или даже громкой речью.
— Да, — сказала ее мать, отводя глаза, чтобы скрыть предполагаемое твердое выражение «и он за это поплатится». — Я… — начала женщина, после чего остановилась, собираясь с мыслями.
Наконец, она сказала:
— Есть причина, по которой информация о клонах закрыта допуском второго уровня и выше, — кашлянув, сказала она. — Не из-за страха протестов общества — с этим можно справиться. Причины психологические. По оценке ОПЗ, знание, насколько заменимы ваши тела, может у многих девушек вызвать психологический ущерб, тогда как другие будут необоснованно рисковать. Проблема слабеет по мере взросления девушек, но… ну, в любом случае, большинству не говорят, пока они не очнутся впервые в баке. В этот момент мы еще можем попытаться по возможности объявить это регенеративным баком. Мы неоднократно так делали, но обычно мы считаем, по этическим причинам, что у них есть право знать, что они существуют в новом теле. Также мы просим их не говорить другим и объясняем причину этого. Это не вполне осуществимо, но достаточно.
— Ты говоришь как машина, мама, — с нотками гнева в голосе сказала Рёко. — И даже если я приму, что все это для нас, как это влияет на меня? Ты знаешь, что я хотела бы знать. Неужели ты считаешь меня хрупкой? Я не из тофу, мама, что бы ты ни думала.
— Я лишь хотела тебя защитить, Рёко, — заламывая руки, сказала ее мать.
— Защитить меня? — спросила Рёко, ее голос снова слегка усилился, руки вновь вцепились в кровать. — Вот почему мне ни черта не говорят о моей собственной чертовой семье?
Ее мать уставилась на нее, не сразу поняв.
— О, да, я прочла собственный файл, — объяснила Рёко, взглянув на свою возвышающуюся мать. — То есть те части, что не были отредактированы до отсутствия. Я даже не смогла прочесть собственный чертов психологический профиль. Во всяком случае, я знаю о Сидзуки и Курои. Моя прабабушка погибла на службе Черного сердца. Среди прочего. Разве не приходило в голову, что я могу хотеть об этом знать? О собственных родственниках? Достаточно плохо, что вы мне ничего раньше не говорили, но мне могут пригодиться все эти связи, мама. Я… я не хочу чтобы казалось, будто это все, что меня волнует. Разве ты мне не доверяешь? Я что, чертова птица в клетке?
— Рёко… — начала ее мать, потянувшись к ее плечу.
С возобновившимся пламенем гнева она сердито стряхнула руку, уставившись в противоположную стену, сгорбившись, чтобы казаться меньше, чем она и так есть.
— Я собиралась рассказать тебе, — виновато сказала женщина. — Завтра, на вечеринке, я… я пригласила родственников. Их нет в списке приглашенных, но они придут. Не многие, но некоторые.
Она приостановилась.
— Что касается сказанного тобой ранее, полагаю, это и правда было бессмысленно, не так ли? Ты все равно заключила этот проклятый контракт, так ведь?
Надолго повисла тишина, пока Рёко размышляла, что что-то в реакции матери казалось весьма неправильным, как будто бы не соответствующим ее личности или ученому МСЁ, которой она была.
Рёко вновь подняла взгляд на мать, всматриваясь ей в глаза.
— Мама, почему? — спросила она. — Почему ты так против этого? Я знаю, что некоторые родители так поступают, но на тебя это не похоже. Мне это всегда казалось бессмысленным.
Ее мать с непроницаемым взглядом смотрела в пол.
Она покачала головой.
— Завтра, — сказала она. — Завтра.
Она встала так резко, что Рёко почти слишком удивилась, чтобы ее останавливать.
— Мама, — сказала Рёко. — Еще один вопрос. Пожалуйста. Я хочу знать.
По правде говоря, за последние несколько дней у нее появился вопрос, который она хотела задать. Казалось бы, вполне можно было спросить и сейчас.
Ее мать повернулась взглянуть на нее.
— Мне всегда было интересно, — сказала Рёко. — Если вы оба работаете исследователями, как так получается, что нам все время не хватает квот? Разве исследователям недостаточно платят? Я знаю, что вы мне говорили, но вряд ли я все еще в это верю. Вы с папой по-прежнему частично заняты, так что должны получать по крайней мере часть дополнительных квот, и разве у вас ничего не осталось со времени до моего рождения? И что насчет доли, что мы получаем за то, что бабушка в армии?
Ее мать широко раскрытыми глазами смотрела на нее.
— У нас должно быть достаточно, — сказала Рёко, пытаясь удержать свой импульс. — У меня есть подруги с меньшими источниками дохода, и у них нет проблем с ремонтом синтезатора. Куда все исчезает? На что тратится?
Она прижала мать взглядом, и они обе мгновение пытались прочесть друг друга.
— Учитывая, что базовое распределение квот предотвращает откровенную бедность, вероятность, что девушка-подросток заключит контракт прямо коррелирует с уровнем дохода домохозяйства, — сказала ее мать тоном, как будто зачитывает руководство. — Чем богаче семья, тем вероятнее заключение контракта, если только семья не является по-настоящему бедной. Это социоэкономика, и мы пытались ее использовать. Мы собирались передать тебе все, когда ты минуешь возраст заключения контракта. Полагаю… нам стоит передать сейчас.
Рёко заинтересовалась было, как выглядит ее лицо, насколько она растеряна и шокирована, но ее мать не дала ей возможности задать новый вопрос, просто развернувшись и выскочив из комнаты.
«Тогда завтра», — подумала Рёко, слишком ошеломленная, чтобы по-настоящему сердиться.
«Неужели они всю мою жизнь так мной манипулировали?»
Учитывая размер средней семейной квартиры, больше не принято было устраивать вечеринки в собственной гостиной, по крайней мере для вечеринок выше определенного размера, и уж точно не для вечеринок, на которые предполагалось пригласить важных людей. Как правило, людям не нравилось набиваться как сардинам в банке, и добавление в эту смесь еды просто выпрашивало неприятности.
В целом, было множество ресторанов, сдававших свои площади в аренду семьям, и которые вряд ли уже можно было назвать ресторанами, так как они день за днем почти всегда были забронированы. Требовалась значительная оплата, так как пространство было среди тех немногих вещей, что нельзя было получить с помощью наносборщика, и существовали и другие обременительные ограничения, загоняющие в угол многих честолюбивых хозяев.
Лишь утром следующего дня, пока они сидели, ожидая родителей ее отца — и пока Курои Абэ закончит переодеваться, на что потребовалась целая вечность — Рёко проверила, где именно будет проходить вечеринка. У нее было неприятное ощущение, что ей стоило больше участвовать в планировании, но она была занята, и так просто было позволить матери этим заняться…
Рёко моргнула, удивившись местоположению.
— В моей школе? На спортивном поле? — спросила она. — Ты это смогла?
— По-видимому, ты смогла, — сказала ее мать. — С согласия инструкторов. При особых обстоятельствах. Ну, только одном обстоятельстве. В таком случае это бесплатно. Вообще-то, много чего неожиданно оказалось бесплатно.
— Понятно, — задумчиво сказала Рёко.
Какое-то время они так и сидели, одевшись в разных стилях. Ее мать выбрала умеренное подходящее белое платье, которое Рёко посчитала хорошим выбором, тогда как отец надел простые брюки с рубашкой, лишь на волосок отстоящие от небрежного стиля. Сама она выбрала длинное белое платье вместе с тщательно подобранным зеленым верхом. Почему-то все говорили, что она хорошо выглядит в платьях.
Она сжала между ног часть платья, после чего на мгновение выглянула в окно гостиной, задумавшись о скучном виде на трубы и здания за ними.
— Ну, я закончил, — объявил ее дедушка.
— Да ладно, — сказала она, встав и коротко оглянувшись, после чего бросила взгляд в сторону двери, следом полностью развернулась и снова уставилась на него.
Старик, который, конечно, на самом деле не выглядел таким уж старым, решил разрядиться в старомодный смокинг, где черный контрастировал с белым, вместе с маленькой лентой и перчатками. Она даже не знала, что у него такое есть.
— Не смотри на меня как рыба в бочке, — подошел он к ним. — Я могу одеваться во что захочу. Кроме того, я ведь не опоздал или что-то подобное.
Конечно, он был прав. Среди членов семьи было принято предоставлять друг другу доступ к информации о местоположении, хотя доступно это было лишь изредка, к примеру в подобных ситуациях. Таким образом все они могли сразу сказать, что родители отца Рёко были примерно в четырех минутах.
Они расселись, ожидая это время, Рёко испытала внезапную нервозность о ее новой жизни. Она не была путешественницей вроде Симоны, она покидала дом только для семейного отпуска, на Гавайи, в Египет, в Вашингтон и во множество других мест — но никогда в одиночестве. И это будет не отпуск.
Она заинтересовалась, что ее родители думают об этом в такой момент. Не было возможности спросить.
Наконец, когда пара, за которой они следили, подошла к их дверям, они встали и направились к двери встретить их.
Появившаяся на их пороге пара на первый взгляд особо не отличалась от любой другой встреченной на улице пары — кроме как, конечно, для тех, кто их узнавал. Сидзуки Кото, как и все остальные, выглядел близко к тридцати. Он щеголял несколько аристократическими чертами лица, особенно скул, которые Рёко считала, что унаследовала от него. Его супруга, Кугимия Хиро, поворачивала головы необыкновенной красотой, одеваясь при этом, как если бы она прекрасно об этом знала. Гражданину прежней эпохи показалось бы крайне странным, что Рёко она приходилась бабушкой.
— Бабушка! — как обычно тепло поприветствовала ее Рёко.
Они быстро обнялись, после чего она повторила со своим дедушкой.
— Мам, пап, — признал ее отец.
Еще один раунд приветствий, после чего:
— Новый браслет, Рёко-тян? — спросила бабушка, протянув руку.
