Сбросив одежду, старик вошёл в огонь, пылающий в высокой арке камина, и пламя надёжно укрыло его от окружающего мира.
Хижина в ивняке, резиденция Генно тэн Цюрбэй-данг
Жёны, предчувствуя неладное, предпочли забрать детей и переночевать в родовом поместье старшей, однако на самом выезде с территории, у ворот, они нос к носу столкнулись с представителями патриарха. Бойцы, заметив явно встревоженных женщин, молча подняли над краем платформы голову бессознательного Генно, безмолвно спрашивая, что с ним делать.
Старшая, как самая смелая, перегнувшись через борт семейного шагохода, свесилась к представителям личной охраны Шитокку-атаббо:
— Кто его так?
Сидевший на месте водителя боец наконец-то соизволил ответить:
— Старейшина, уважаемая Луаннэ-танбо.
Луаннэ побледнела настолько, что это стало заметно даже в густых вечерних сумерках.
— Он же нас убьёт, когда очнётся...
— Можем связать и положить куда-нибудь в шкаф, если пожелаете.
Кицунэ схватилась за голову, умудрившись не потерять равновесия.
— Тогда мы точно отправимся в Колесо...
Молодая женщина закусила до боли губу, раздумывая над новостью. Старейшина, похоже, пронюхал о "забавах" нелюбимого мужа... Значит, как очнётся, будет срывать злость на супругах и детях — прислуга ещё рано вечером была распущена по домам.
— Воины, умоляю, выполните мою просьбу?..
— Конечно, уважаемая Луаннэ-танбо, — кивнул водитель. — Что пожелаете?
— Не могли бы вы передать Генно, если он очнётся, что мы не по своей воле покинули поместье мужа?
— Не проблема, госпожа, — вновь кивнул водитель и плотоядно улыбнулся: — Просто объяснить, или доходчиво?
— Как посчитаете нужным, уважаемые, — сложив ладони перед лицом, старшая жена вновь умудрилась не свалиться на землю, при этом ещё и изобразив исключительно выверенный, точный в жестах благодарственный поклон.
— Хорошо, уважаемая Луаннэ-танбо, — водителю женщина явна была по душе, и она пыталась вспомнить, где раньше видела этого парня. — Не смеем вас задерживать.
— Благодарю вас от лица всех жён Генно тэн Цюрбэй-данг, уважаемые Лоатто и, — Луаэннэ тепло улыбнулась водителю, наконец-то опознав в поджаром стройном парне некогда скромного, стеснительного юнца, оказывавшего ей когда-то давно, задолго зо замужества, знаки внимания, — Кётукко-хин.
Не желая удлиннять неловкую паузу, молодая кицунэ вернулась на борт шагохода, кивком давая понять Эйлессэ, что можно двигаться дальше.
— Кётукко-хин? — средняя жена не могла сдержать лукавой улыбки. — Вы настолько близки? А почему я не знаю об этом?
Кицунэ дёрнула ушками, при этом смешно сморщив носик:
— Это было давно, Эйле, очень давно, и, увы, выбор делала не я.
Средняя, обернувшись и удостоверившись, что их дочки заснули, ободряюще сжала плечо старшей:
— Я не оракул, но чувствую, что скоро всё может очень сильно поменяться...
Луаннэ, благодарно кивнув, наклонила голову, на несколько секунд касаясь такой тёплой, такой знакомой и родной кисти женщины щекой.
— Я благодарна богам, что ты меня понимаешь, Эйле... Надеюсь, Кисмейх не спутает наши Нити.
Эйлессэ, подождав несколько секунд, высвободила руку и ухватилась за фрикционы — с одной рукой этот поворот проскочить довольно сложно, а сейчас — и вообще нет никакого смысла и желания рисковать — дети важнее всего.
Дальнейший путь прошёл в молчании.
— Кётукко-хин? — Лоатто усмехнулся, убедившись, что супруги непутёвого Генно без проблем покинули территорию резиденции. — Рассказывай давай, друг.
Транспорт двигался неторопливо, впрочем, и сами бойцы никуда особо не спешили.
— Нечего рассказывать, Ло, — отмахнулся Кётукко, — дела давно минувших дней.
— Первая любовь, лунные орхидеи в окно, ночные посиделки на лавочках в дальней части Зеркального пруда?
— Хех, и ты туда девушек водил?
— А то. Тихо, красиво, растительности полно, посторонних нет — романтика и всё такое, девчонки просто тают от тех цветов, что там растут, да и птички там приятно чвиркают, — подмигнул Лоатто водителю.
Луаннэ... Воспоминания накатили короткой, но мощной волной. Именно так, как и предположил Ло — первый букет, пляшущий из стороны в сторону в мгновенно вспотевших, дрожащих руках, смущённый взгляд, упорно съезжающий с улыбающегося лица юной кицунэ на землю...
Кётукко покосился на внука старейшины. Если бы он не положил глаз на девушку, всё могло бы выйти по-другому. И Луаннэ точно бы не дёргалась от каждой тени, не говоря уж про боязнь мужа.
Хижина в ивняке... Кто дал столь несоответствующее название добротному зданию? Три этажа, на первом — крохотные бойницы среди огромных каменных блоков, на втором и третьем — высоченные арочные окна, скорее даже витражи из алхимического цветного стекла. Тщательно подравниваемый плющ чуток не добирался до второго поверха, а с неширокой терраски к третьему тянулись длинные виноградные лозы. И всё это в окружении стройных рядов яблонь и слив, образующих какой-то замысловатый, сложный узор, наверняка прекрасно видимый всерху. Каменная дорожка огибала здание слева, ныряя в густую плотную рощу дикой вишни, над кронами которой едва заметно поблескивала в лунном свете крыша — скорее всего садовый или гостевой домик, а может и ещё проще — беседка для медитаций.
Охранный контур поместья ещё на воротах распознал метку хозяина, так что бойцам не пришлось использовать специальные пропуски старейшины, а умный многокомпонентный артефакт уже распахнул тяжёлые створки дверей центрального входа и зажёг свет внутри.
— Куда его?
Лоатто шёл первым, за ним двигался Кётукко, свободно удерживая одной рукой ногу Генно. Бесполезный муж прекрасных женщин спокойно волокся мордой сначала по гравию, а потом и по плитам дорожки и ступенькам, и отнюдь не возражал столь обходительной манере обращения со своим телом ввиду полнейшего отсутствия сознания.
— Увы, вариант замотать в сети, привесить пару валунов и отправить изучать топологию речного дна отпадает... А жаль... — Кётукко задумчиво осмотрел холл. — Тут где-то должен быть подвал или чулан. Упакуем, загрузим, а потом надо будет ему объяснить пару моментов, — желваки выступили на скуластом лице бойца каменными буграми, а взгляд не обещал ничего хорошего.
— Пока ищу подходящее место, — Лоатто пнул бессознательную тушу Генно, — упакуешь?
Слышать ответ напарника не требовалось, и так понятно, что сделает всё в самом лучшем виде из всех возможных. С потребителями дурмана и так-то не особо церемонились, а тут — ещё и более чем реальная угроза ни в чём не повинным женщинам и их детям. Жаль, конечно, что старейшина решил оставить внука в живых, но наверняка для этого были какие-то причины. Впрочем, знать подобное — вовсе не их дело. А вот проявить инициативу и чуток фантазии в формальном приказе доставить Генно домой — никто запретить не может.
Как любой член отряда Теневых, специалистов по деликатным вопросам и скрытной охране, Кётукко вполне на уровне владел методиками надёжной фиксации несогласных и неблагонадёжных элементов подручными средствами. Впрочем, искать даже не пришлось — запах застаревшей крови, который невозможно скрыть даже магией, заставил отдёрнуть занавеску и от увиденного сплюнуть вдруг ставшей горькой слюну. Столб позора — крестообразная конструкция, покоящаяся двумя лапами на высоком постаменте, оснащённая по всем правилам нужным количеством цепей, растяжек, верёвок и оков. Мерзкий пережиток далеко не самого миролюбивого прошлого клана Цюрбэй-данг.
Давно засохшая кровь, тем не менее, не утратила весь запах, да и сложно это сделать, когда всё вокруг пропитано ей: дерево столба, доски помоста, даже металл пут насытился тёмными эманациями страдания и боли. Хозяин не утруждал себя наведением порядка на "рабочем месте", и потому среди сухих комков крови попадались так же тонкие полоски сорванной кожи, съёжившиеся, потемневшие, обломки ногтей, застрявших в плотной древесине, и — волосы. Длинные, женские. Минимум четырёх разных женщин. Песочно-жёлтые, почти белые — наверняка Эйлессэ, рыжие, скорее всего, с головы младшей, сбежавшей жены, светло-русые, едва ли не льняные — неизвестной обладательницы, и антрацитово-чёрные... Пальцы резко сжались в кулак, до боли, до хруста суставов. Луаннэ.
— Ло! Бегом сюда!
Напарник не заставил себя долго ждать, появившись буквально через пару секунд.
— $^&@*$%! — ёмко охарактеризовал он открывшуюся картину. — Тут нужен старейшина.
— Он в единении, не достучимся. Память есть?
Лоатто коротко кивнул, продемонстрировав составную амулетную брошь.
Дальше объяснять не требовалось. Каждая брошь разбиралась на три части, позволяя запечатлеть в сносном качестве небольшой отпечаток места. Шесть амулетов, выложенных вокруг помоста, соберут достаточно слепков для моделирования объёмной высокодетальной картины, включая плотность материалов, его вид, структуру, давность, расположение. Очень редкие амулеты, работающие на абсолютно непонятных принципах, — патриарх как-то вскользь упомянул, что достались ему ещё от пра-пра-пра-прадеда, со времён едва ли не основания Анклавов.
Впрочем, артефакты работали. Шесть синхронных искорок отмигались затейливой серией вспышек, сигнализируя об окончании работы.
Собрав амулеты обратно в броши, напарники всё же принайтовали внука старейшины к столбу. Немножечко вниз головой, но это не страшно. Чуток перетянули путы и до хруста оттянули ошейником назад шею, ничего, чай, не помрёт. А помрёт — ну и ладно, мусора не жалко.
— Тебе не кажется странным, что его жёны молчали?
Кётукко пожал плечами:
— Мог просто запугать их до полусмерти. Или угрожать чем-нибудь более серьёзным.
— Неужели даже роду своему не могли сказать? — Лоатто просто отказывался верить.
Хотя ему позволительно — третий десяток только-только начался, да всего два года в Тенях, откуда ему знать подноготную кланов? Впрочем, Кётукко и сам-то ненамного старше. Только вот ещё успел застать время межклановых разборок.
— Клятвы, например, или что-то, что способно заставить весь род отречься от клана и очиститься только через ритуальную смерть... Вариантов много, Ло. И о многих из них лучше даже не догадываться.
Боец слегка хлопнул напарника по плечу, заставляя отвлечься от обдумывания полученной информации:
— Давай сейчас наскоро прочешем имение, может, ещё какие улики найдутся? А там, глядишь, и этот кусок мяса соображать начнёт.
И два бойца Тени, разделившись, отправились в путь: один осмотреть пристройки, другой — изучить основное здание.
Сознание возвращалось медленно, с каждым ударом сердца отдаваясь нестерпимой болью где-то в области затылка. Шум крови в ушах — давящий, словно стремительный поток несётся рядом с головой. По лицу, горящему содранной кожей, стекает что-то густое, липкое. Внутри черепа всё гудит, тошнота подкатывает к желудку, но блевать нечем — три дня из пищи были только вино и серая пыль. Даже желчи не наберётся столько, чтобы хоть немного вытолкнуть из себя.
Веки кое-как открылись, позволив через узкие щёлочки осмотреться.
Холл. Угол обзора... Необычный. Ноздри улавливают знакомый аромат чужой крови. Тончайшие оттенки, обильно сдобренные гниением. Вот самый свежий, ему около полунедели — служанка. Кнут, сплетённый из тонких металлизированных нитей, и лишь по недоразумению названный плетью, снимал розовую кожу с лёгкостью, не снившейся ни одному мастеру-кожевнику. О, как она кричала, эта забавная человечка, как призывала богов, не в состоянии понять, что блокирующий ошейник начисто глушит любые виды связи, кроме голоса, да и тот можно услышать — лишь на расстоянии нескольких ярдов. Как же она хрипела, захлёбываясь кровью, уже сорвавшая связки, но всё равно упорно продолжая попытки соскочить со столба, вывернуться из пут. Её страх и боль были такими вкусными и питательными, что ему ещё нескоро вновь захочется отведать тёмных энергий.
Хорошая была служанка, жаль только, что не удалось напитаться впрок — обезумевшая женщина просто свернула себе шею, сумев-таки освободить руки из кожаных петель. Теперь она лежит под яблонями в северной части сада, среди десятка её предшественниц.
Чуть слабее тягучий аромат крови кицунэ. Эйлессэ. И плотно переплетающийся с её кровью запах Луаннэ. Из них он выплеснул не так уж и много красной руды, заставляя ласкать друг друга у него на глазах. Вид супруг, покорно извивающихся под ударами плети, почти вернул ему мужскую силу, — слабые, беззащитные кицунэ, с исполосованными спинами — вид возбуждающий настолько, что даже организм, пропитанный серой пылью, начал просыпаться. Генно нимало не остерегался острых углов своего поведения в отношении к жёнам: тщательно задокументированные факты их унижения, получи события огласку, заставят их покончить с собой — такие грязные женщины никому не нужны, и кланы отвернутся от этой ветви своих детей, сами вынужденные уйти в добровольное изгнание за Стену.
Но тогда ему всё же не удалось как следует насладиться телами полубессознательных жён — восставшая несгибаемым штандартом мужская гордость после пары движений вернулась в обычное вялое состояние гнилого корешка, дряблого и безжизненного. Чего ему тогда стоило не убить измученных жён, только боги ведают. Он подсознательно не мог себе позволить и мысли о том, что не в женщинах дело, а в отраве, пропитавшей тело, разрушающей разум и душу.
Краткий миг воспоминаний отступил, притупив боль, позволяя осмотреться и понять, где он находится.
И увиденное его нисколько не радовало.
Его, Генно, младшего внука старейшины самого могущественного клана кицунэ в Эри-Тау, прикрутили к столбу позора!
— Убь... бью!.. — пробулькал взбешённый Генно. — Ф-ф-фсех-х убью!
Красное марево ярости накрыло сознание, практически ослепив, но зрение уже было и ненужно. Изношенный организм, отравленный серой пылью, на краткое время вступил в симбиоз с наркотиком, сбрасывая природные ограничения тела, выпуская на волю то создание, что стало плодом тёмных энергий, слепой ярости и расшатанной психики.
Мгновенно нагревшиеся петли вспыхнули кратким огнём, и осыпались пеплом. Металл цепей потёк по рукам, груди кицунэ, не оставляя никаких ран. Захрипев, существо сдёрнуло ошейник и ловко, бесшумно спрыгнуло с постамента. Крылья носа затрепетали, улавливая запахи, фильтруя и сортируя их.
Кривая улыбка трещиной легла на лицо, обнажая острые, чуть желтоватые, отнюдь не кицуньи клыки.
Бессвязно бурча, существо потянулось, наслаждаясь силой, кипящей в мышцах, скоростью, властью, и, беззвучно вспрыгнув на стену, скрылось в тенях.
Еда. Два больших куска мяса бродили неподалёку, ещё не догадываясь, что им уготованы почётные места первых блюд существа. По-шакальи подхихикивая, невозможно быстро перебирая когтистыми руками, экс-Генно поспешил к ближайшей еде, оставляя в воздухе за собой едва уловимые взгляду развеивающиеся клочки чёрно-серого не то тумана, не то иной схожей взвеси.
Оседая, касаясь стен, эти облачка оставляли за собой грязные разводы, словно сажу не до конца счистили ленивые работники.
