Зигфрид выставил свой клинок вперед — однако неожиданно заметил странную вещь. Постепенно Ассасин опускал свою ладонь, проводя по своему лицу — однако Сейбер мог видеть, что в тех местах, где его ладонь проходит по лицу, остаются кровавые отметины. Зигфрид мгновенно определил, что рука парня была сжата в подобие когтей, вонзающихся в плоть самого Сансона.

-Это самоистязание, — Райдер наклонился к Зигфриду, — Он сдирает с себя кожу.

-АХАХАХАХА! — продолжал смеяться Сансон, медленно проводя ладонью по лицу, после чего, в последний момент, дойдя до конца лица и сорвав с себя еще кусок кожи, вдруг остановился, взглянув на своих противников. Кровь продолжала капать из многочисленных ран на лице парня — однако тот только улыбнулся, — Скажи мне, зачем я... Зачем он... Зачем мы оба страдаем? Зачем?

-Я принесу тебе избавление от твоих страданий, — Зигфрид выставил свой клинок вперед, указав на Ассасина, — Сдавайся сейчас.

-Сдаться? — Ассасин отшатнулся от слова, словно бы от плети, после чего рассмеялся еще раз, — О нет, мой дорогой друг, вовсе нет! Я не сдамся — у меня нет такого выхода! Я буду сражаться — сражаться изо всех наших сил!

-Наших? — Зигфрид приготовил свой клинок для удара, на что Райдер ответил тем же. Однако на эти действия Шарль только рассмеялся, — Глупость, Зигфрид, глупость! Вот в чем твоя главная ошибка, мой дорогой друг! Действительно — глупость...

В руках Ассасина, до сих пор покрытых его собственной кровью, мгновенно появился его клинок — огромный и несуразный, похожий на гильотину.

-А теперь — сражайтесь, драконоубийцы! — ухмыльнулся Сансон безумно, — Освободите нас от этой муки!

* * *

-Значит, мы встретились вновь? — Призрак Оперы произнес это спокойно, наблюдая, как к тому медленно приближается Моцарт, — Отлично, отлично! Ведь именно в этом бою твоя смерть станет еще одной ступенью на пути моей Кристины!

-Я бы поспорил об этом, — Моцарт произнес это спокойно, после чего указал на мужчину, — А теперь, прошу простить — но у меня есть некоторые обязанности в этой битве. Реквием для моей смерти!

Невозможная музыка, несозданная Божьим Дитя словно почувствовала момент вторжения в реальность — однако это было не так просто.

-Кристина, Кристина! — фантазм Призрака Оперы обрел свою форму в эту же секунду — после чего мир замер, когда две разрушительные песни столкнулись на секунду. Всего секунду длилось это противостояние — после чего музыка Моцарта, готовая изорвать реальность, отступила. Разрушительная песня Призрака Оперы утихла в эту же секунду.

-Не знал, что ты так умеешь, — произнес Моцарт в эту же секунду, однако Призрак Оперы только улыбнулся.

-Твой фантазм воплощает собой музыку, что не может быть написана, — снисходительно пояснил Кастеру Призрак, — Моя музыка воплощает все песни, что могли были быть — но не произошли. Мы равны в этом.

-Возможно, — Моцарт улыбнулся, — Но это не значит, что твое пение стало лучше.

-О, — улыбнулся Призрак, однако его улыбка вышла презрительной и словно бы немного гневной. Руки Ассасина начали превращаться в две огромных, покрытыми лезвиями лапы, — Я вобью эти слова тебе в глотку.

-И даже это не сделает твое пение лучше, — улыбнулся Моцарт, после чего послал заклятие.

* * *

-Черт возьми, я опять остался выполнять побочные задания! — Кухулин произнес гневно, посылая заклятие за заклятием в огромную тучу виверн, двигающихся прямо в гущу боя.

-Ты не мог бы перестать ныть? — Киехиме ответила на это спокойно, уклоняясь от удара следующей виверны, после чего легким движением руки отправила ту в недолгий полет, — Мне хватает и этой глупой девчонки.

-Ты не представляешь — каково это! — Кухулин возмущенно взмахнул посохом, отправляя огненную стрелу в ближайшую виверну, — Быть величайшим героем кельтов и оказываться все время ненужным! Даже в этом чертовом сражении я остался убивать виверн — разве не для этого мы брали с собой армию?

-Армия будет через несколько минут, — спокойно ответила девушка, после чего легко дернула своим веером. Поднявшийся порыв ветра заставил виверну отшатнуться — после чего легким движением Киехиме отделила голову твари от тела, — Как раз ко времени, чтобы успеть отвести Слуг — иначе армия просто погибла бы в ходе сражения.

-План, план, план, — Кухулин пробормотал про себя, после чего помотал головой, не забыв струей огня сжечь еще одного монстра, после чего взглянул на Серенити, — Хотя, даже после того как Арчер рассказал мне — я просто не могу поверить в то, что Аинз создал такой план так давно... Черт возьми, как ему вообще удалось предугадать даже тот факт, что Арчер попадет под контроль Призрака Оперы и не сказать ему план, чтобы Призрак не узнал о нем и одновременно с тем узнал о его существовании, чтобы заставить врагов повести себя именно так, чтобы план стал осуществим... Черт возьми, у меня голова болит даже думать о самом факте существования такого плана! Это полная хрень!

-Да, признаться, лишь однажды мне довелось встретить столь же потрясающего человека, — Киехиме нанесла удар по виверне, после чего вдруг замерла. Чудовище, почувствовав остутствие ударов, попыталось подняться, но Киехиме, все еще пребывая в задумчивости, прижала того к земле ногой и взглянула на Кухулина, — Кстати говоря... Откуда сам Аинз происходит?

-Если бы я знал, — Кухулин послал заклятие вперед, — Он не говорит сам. Судя по привычкам он может быть японцем — или может быть просто путешественник, проведший там много времени.

-Путешественник? — Киехиме задумалась, чуть перенеся свой вес на другую ногу, заставив виверну жалобно завыть, — Хмм...

-Эй, не отвлекайся! — Кухулин послал заклятие, после чего взглянул на Киехиме, — То, что нам не нравится эта работа не повод не выполнять ее.

-Да-да, конечно, — Киехиме приподняла свою ногу, после чего опустила ее, ломая позвоночник виверны, — Я просто задумалась...

-О чем же? — Кухулин задал вопрос, посылая шквал огня в сразу трех виверн, заставив тех разделиться.

-Ни о чем особенном, — Киехиме сделал несколько шагов, оказавшись рядом с головой виверны, которой она секунду назад сломала позвоночник, после чего опустила ногу на ее голову, — Просто... Думаю, мне стоит пообщаться потом с Аинзом... Поближе.

-Все девушки хотят пообщаться с ним поближе, — вздохнул Кастер.

-О, — Киехиме улыбнулась, от чего Кастер неожиданно почувствовал холодок, пробежавший по его спине, — Я думаю, что другие девушки не станут... Преградой... На моем пути.

* * *

Око Разума (Истинное) — навык, обозначающий способность пользователя глядеть на происходящую ситуацию со всех точек зрения, оценивая все возможные риски и возможности развития и исхода ситуации, предпосылки, приведшие к ней и особенности, ее окружающие. Этот навык отвечает за способность Слуги определять не только слабости или сильные стороны противников, но и строить планы или правильно оценивать ситуацию, в которой они находятся, также, как и возможность избежать действия иллюзии или понять принцип действия способности или механизма.

Существует две версии этого навыка, Истинная и Ложная. Ложная версия представляет из себя дарованную силу — от рождения или от божественного вмешательства, или, возможно, от действия артефакта — в то время, как Истинное Око Разума является способностью, достигаемой самим человеком, берущейся из огромного накопленного опыта Слуги или из длительного изучения субъекта.

Иными словами, Око Разума (Истинное) представляет из себя манифестацию невероятного опыта и проистекающего из этого ума, связанного с этим опытом. Этот навык действует лишь в тех областях, в которых он был изначально приобретен — чаще всего, в бою.

* * *

Моцарт прерывисто вздохнул, переводя свой дух от атаки Ассасина, после чего дернулся в сторону очередной раз, едва не лишившись руки от одного размашистого удара.

"Я ведь так действительно проиграю" — невесело усмехнулся музыкант. Конечно, он не рассчитывал на великую силу, становясь Слугой, но все же он был слаб. Его противник был силен — весьма, весьма силен — и Моцарт был полезен во множестве ситуаций, магия Орфея даровала ему невероятную гибкость в плане тактики. Но все же в прямом бою он был слаб.

"Кажется, другого выхода у меня нет" — Моцарт бросил взгляд в сторону, где шли остальные сражения. Где-то вдалеке виднелись искры от сражения двух драконоубийц и Сансона, виднелась тень Шевалье, уклоняющегося от атак. Стрела Арчера пробила стоявшее рядом здание, погребая под завалами виверну, решившую пролететь снизу и напасть на увлекшегося Кухулина — после чего смутная тень Серенити скользнула рядом, преследуя Кастера. После этого взгляд Моцарта остановился на сражавшейся рядом Батори — и защищавшейся Батори также. Маг вздохнул — "Видимо, придется использовать эту возможность... Не люблю я все же сложные планы."

После этого музыкант дернулся в сторону.

-Неплохо, — скупо похвалил Призрак Оперы Моцарта в момент, когда его стальная, когтистая лапа прошла буквально в миллиметре от шеи мага, успевшего использовать свое заклятие.

Моцарт не ответил на это словесно, вместо того предпочтя более простой и действенный способ. Несколько магических снарядов появились в момент, когда его музыка затронула струны реальности — после чего мгновенно бросились вперед. К счастью или нет, но Призрак смог уйти с траектории атаки, после чего бросился вперед.

-Скажи мне, музыкант, — когти Призрака разрезали выставленный в спешке щит, после чего вонзились в плоть Амадеуса, что скорчил гримасу боли, — Каково это — потерять свою возлюбленную?

-Больно, — заклинатель ответил спокойно, — Но не так больно, как быть отвергнутым.

Этого замечания Призрак стерпеть не смог. Мгновение спустя он бросился вперед, выставив свои когти, самое внушительное оружие, что имел — казалось, даже лицо его изменилось в момент, когда речь зашла о его проклятой любви к Кристине — однако Моцарт и надеялся на подобное развитие событий.

-Тебя слишком легко разозлить, — ответил Амадеус спокойно, после чего заклятие, заготовленное до того, заставило Призрака замереть на полушаге. Тот же, осознав, что только что позволил своему гневу взять над ним верх, мгновенно изменился — после чего его оскал превратился в спокойное, холодное лицо, словно бы в его душе никогда и не было гнева.

-Теперь же — позволь мне сделать то, что не получилось у тебя, — Амадеус улыбнулся, после чего Призрак ощутил, как что-то коснулось его разума. Тихое и прекрасное пение неожиданно заставило Призрака остановиться — после чего, когда сильное, но краткое заклятие спало, остаться на месте.

-Хорошо, — доведя куплет до конца, Моцарт вздохнул, после чего сделал шаг вперед, — Но недостаточно.

Призрак же ощущал, как медленно тихое пение проникает в его разум, казалось, через каждую клеточку его тела — словно бы он не слышал музыку, а чувствовал ее своей душой. Медленно, Кастер приближался к нему — и Ассасин чувствовал, как постепенно тон нарастает, проникая в его разум все сильнее и сильнее.

Ассасин знал, в чем заключался смысл песни Моцарта. Он и сам использовал ее не один раз.

-Не знал, что ты тоже прибегаешь к манипулированию разумом, — усмехнулся убийца, чувствуя, как силы на всяческое сопротивление покидают его.

-О, поверь, — казалось, будто Моцарт говорил — однако на самом деле его слова вплетались в его пение столь органично, что Ассасин буквально слышал их внутри своего разума, — Я не сторонюсь грязных приемов.

Сильнее и сильнее, глубже и глубже, голос Моцарта становился все более и более вкрадчивым, соразмерно с каждым его шагом, приближающим мага к Ассасину, проникая сквозь слои разума Призрака. Поверхностные мысли, текущая личность, подсознание, воспоминания...

Ассасин улыбнулся, когда Кастер сделал последний шаг к магу, позволяя музыке мага добраться до самой тайной сути Слуги.

И замереть в ужасе.

К чести Моцарта стоило сказать, что тот успел уклониться, когда когти Ассасина рассекли воздух — поэтому он выжил. Однако подобной ловушки тот все же не ожидал — и потому спустя секунду отрезанная рука Моцарта упала на землю.

Амадеус не решился продолжать атаковать — вместо того совершив несколько прыжков назад с помощью своей магии, он лишь взглянул на Призрака непонимающе.

-Добро пожаловать в мой разум, — улыбнулся Ассасин, чувствуя, как проходит заклятие мага, добравшегося до тех глубин разума, что ему не стоило касаться, — Нравится?

-Что...— взгляд Моцарта уставился на Ассасина в страхе — однако нельзя было понять, что было в этом больше — страха из-за отрубленной руки — или страха из-за того, что Моцарт увидел в разуме Призрака, — Что это такое?

-Мой разум, — улыбнулся Призрак, после чего его улыбка превратилась в оскал, — Не тот, что дала мне моя Кристина. По-настоящему мой.

Моцарт был достаточно честен и миролюбив при своей жизни — он не использовал своей магии во зло и не использовал свое влияние для того, чтобы карать своих противников. Однако он действительно не избегал грязных трюков. Ассасин был не первым, чьего разума коснулся маг. В своей жизни этого не избежали ни его жена, ни его дети — ни случайные прохожие. Это не было высокоморальным делом, которым Моцарт гордился — однако все же у него набралось бы десять или двадцать раз, когда из чистого любопытства он использовал свою магию не только для того, чтобы дарить людям эмоции или радость. Ему доводилось видеть чистых, прекрасных людей, светлых душой — и мелочных, жадных, погребенных своими низменными желаниями.

Однажды, совершенно случайно, его магия коснулась разума убийцы. Жестокий и беспринципный человек, его разум был неприятен для того, чтобы находиться в нем — три убийства, два изнасилования, шесть грабежей. Чуть позднее преступника казнили — однако Моцарт запомнил ощущения от его разума. Это было жестокое, холодное, неприятное место, похожее на пустынный склеп, полный мелких насекомых, роящихся по углам — так, чтобы их нельзя было увидеть, и так, чтобы о них было известно.

Это было ничтожно по сравнению с тем, с чем он соприкоснулся в разуме Призрака Оперы.

-Что ты такое? — Моцарт взглянул на Ассасина, впервые за все время битвы, не как на человека, а как на нечто чуждое. Как на монстра.

-О, Призрак Оперы, — улыбнулся Ассасин, после чего совершил поклон, намеренно не превращая свои когти в обычную человеческую ладонь, — Приятно познакомиться, музыкант.

Разум Призрака Оперы был подобен бурлящей бездне, состоявшей из крови и нечистот. Это было похоже на мерзкого монстра, полного вечноголодных ртов и извивающихся склизких щупалец, тянущихся к беззащитной жертве, желая пожрать очередное подношение.

-О, мой разум весьма особенное место, не беспокойся, — улыбнулся Призрак, — Даже мои... Коллеги предпочитают не касаться его — поэтому я понимаю тебя. Безусловно понимаю — не бойся, люди значительно более великие, чем ты, ужасались при моем виде — я привык к этому.