Глава 49.
В большей или меньшей степени все более или менее нормальны.
Александра.
Все оказалось просто — сильный приступ, раздирающая изнутри боль, кромсающая органы, сдерживаемые стоны и попытки устроиться на кровати поудобнее. Бабка меня не трогала — вернее, вначале еще пыталась тормошить, но потом оставила в покое. Ровно до того момента, пока я опрометью не кинулась в ванную и меня не вырвало в унитаз. Таких выражений от нее я никогда не слышала. Элеонора Авраамовна, жутко ругаясь, вызвала скорую, приехала машина и меня забрала. Все просто.
— Я нормально себя чувствую, — в который раз за день повторяла я своей медсестре, которая исправно приходила в палату два раза в день. — Вы понимаете, что мне надо домой? У меня экзамены на носу.
— Девушка, — женщина вздыхала и снова терпеливо заводила монотонный стандартный ответ, уготованный, наверное, для всех пациентов. — Я не врач. Я медсестра. Придет врач, и вы с ним сама решите все вопросы. Договорились?
— И где он?
— На обходе. Скоро будет.
Он пришел только на следующее утро — в обед. И врач — громко сказано. Парень молодой.
Медсестры и сами врачи на пациентов мало обращали внимания — не больше чем на стандартную тумбочку или кровать. Но пациентов надо лечить, а мебель — не надо. Вот и все отличие. Поэтому при нас, конечно, много болтали — о своей личной жизни, о сплетнях, о переживаниях и неудачах. И естественно, не могли не упомянуть нашего доктора. Ах нет, вру, интерна.
Благодаря своему потрясающему слуху и скучающему выражению лица мне удалось узнать, что мой лечащий врач — Роман Герлингер. Ему двадцать четыре, не женат, детей нет, заканчивает интернатуру, имеет богатого отца академика, тоже врача, кстати, и маму, кандидата наук. Папа его давно не практикует — подался в бизнес, но прежние связи остались, поэтому сынишке прочат интересное и благополучное будущее. Что еще? Ах да, Роман не имеет вредных привычек — не пьет, не курит, голос не повышает, с девушками — обходителен и добр. Мечта, а не мужчина, одним словом. Вот что значит — правильное выражение лица.
Я все это не просто так узнавала. Никаких матримониальных планов не строила — на меня разве что слепой сейчас польстился бы. Но повлиять, манипулировать...Почему нет? У меня экзамен, и спокойно сидеть на попе я не собиралась. Тем более, глядя на лицо доктора, не возникало мысли, что он как-то мне помешает. Помешал.
Осмотрел меня, задавал какие-то вопросы — насчет питания и вредных привычек.
— Вы употребляете алкоголь?
— Нет.
— Вообще?
— Вообще.
— Курите?
— Да.
Он зацокал языком и покачал головой.
— Придется бросать.
— Уже бегу, — отозвалась сухим тоном и скрестила руки на груди. — И?
Он растерянно заморгал и оглянулся по сторонам, словно этот жест мог что-то для него прояснить.
— И...что?
— Сколько мне здесь торчать? — любезности во мне не было ни на грамм.
— Недельки две, возможно, чуть больше, — он легко пожал плечами, и белый халат, явно не из самых дешевых тканей, красиво обрисовал развитую грудную клетку и мышцы на предплечьях. — Вам, девушка, нужно все анализы пройти и подлечиться.
— Я могу выписаться досрочно?
— Что? Зачем?
— Мне нужно.
И вот тут он неожиданно заупрямился, как баран какой-то. Уперся рогом и ни в какую не хотел меня выписывать.
— Нет, девушка, — бескомпромиссно качал головой и выпячивал вперед мужественный, гладко выбритый подбородок. — Ваше здоровье теперь на моей ответственности. Я ваш лечащий врач, и мне решать, когда вас выписывать. И в конце концов, прекратите со мной спорить.
Мы пререкались два дня. Он был непоколебим. Я тоже.
Я предлагала ему деньги, я сто пять раз напоминала о том, что являюсь всего лишь одной из тысячи бесплатных больных, которых больница за свой счет кормит и лечит. А тут, можно сказать, сама пытаюсь облегчить непосильное бремя расходов. Наконец, я угрожала, беспардонно перейдя на ты, а это непонятный Герлингер оскорблялся, но не сдавался.
— Ты понимаешь, что у меня экзамены завтра? — дрожа от сдерживаемых эмоций, цедила я. — Это мне что, снова год ждать по твоей милости? Ты ведь даже не врач.
— Врач.
— Недоучка.
Он вспыхнул.
— А вот это уже хамство, — пациенты, живущие со мной в одной палате, согласно зароптали. — Вы очень неблагодарны. Александра, вам здоровье совсем не нужно? Никуда эти экзамены не денутся...
— Сказал профессорский сынок, — едко улыбнулась ему, так что у парня свело челюсть.
Я пыталась говорить по-хорошему, во всяком случае вначале. Но этот идеалист отбил всю охоту. Одна из моих соседок по палате так прокомментировала мое поведение:
— Она такая вредная, потому что язвенница. Это теперь на всю жизнь.
— На себя посмотри, жирдяйка, — парировала я невозмутимо. А вот девушка возмущенно заохала и принялась доказывать всем присутствующим, что это у нее пищеварение такое плохое, а на деле ест она мало. Ага. Палку колбасы на завтрак. Совсем мало.
Язвенница или не язвенница, но вела я себя, конечно, преотвратно. Стресс, куча внезапностей и подвешенное состояние жизни как-то не действовали умиротворяюще. Но я не сдавалась.
К моему удивлению, в последний день перед экзаменом в палату вальяжно вплыла моя старуха. Впервые за достаточно продолжительное время я наблюдала за Элеонорой Авраамовной, покинувшей роскошные стены своего домика. Все присутствующие в палате пораженно замолчали и следили глазами за приближающейся к моей постели бабуське. Ее внешний вид определенно не оставил никого равнодушным. В конце концов, не каждый день можно встретить ссохшуюся старушку с прямой осанкой танцовщицы. Ко всему прочему добавим платье прошлого века, хорошо сохранившееся, шляпку с цветочками, венчавшую абсолютно седую голову, и зонтик тросточкой, концом которого старая женщина едва касалась пола. Красная помада и подведенные черным карандашом брови довершали картину. Моя соседка подавилась очередной палкой колбасы.
— Какие люди! — слегка издевательски протянула я и подвинулась, освобождая старухе место. — Что так? Сегодня магнитная буря?
— Не язви, будь любезна. Меня это раздражает. Я пришла узнать, когда тебя выписывают, — она чопорно поджала губы. — Дома не прибрано.
— Хрен пойми когда.
— Можно не выражаться?
— Да без проблем, — помолчала немного, затем решила все-таки поделиться. — Этот гад не пускает меня завтра на экзамен.
— У тебя экзамен завтра?
— Угу.
— Придешь в следующем году, — она легко пожала плечами. Правильно, ей то что? Это не она пятую точку рвала и училась всему, чему получалось. — Может, ума к тому времени поднаберешься. Что за гад?
— Недоврач.
— Недо?
— Интерн, — я скривилась так, словно проглотила лимон. — Весь такой правильный. "Я не могу вас выписать, девушка, до тех пор, пока вы не поправитесь. Это мой долг". Тьфу!
Элеонора Авраамовна рассмеялась скрипящем смехом.
— Ну и радуйся. Кормят, лечат и все задаром. Чего тебе не хватает?
Словно почувствовав, что в этой палате обсуждают именно его, широким и энергичным шагом влетел вышеупомянутый недоврач. Полы халата расходились в стороны, приоткрывая взгляд на мощные бедра, и все как по команде задержали дыхание.
— О, Александра, к вам посетитель, — он тепло и вежливо кивнул старушенции, и та — о боже! — подмигнула ему в ответ. — Добрый день. Пришли проведать внучку?
— Я еще очень молода, чтобы называться бабушкой, — продолжила строить глазки старушенция.
Да она с ним флиртовала! Хлопала несуществующими ресницами, многозначительно выпучивала глаза и растягивала тонкие губы, покрытые красной помаде, в якобы чувственной улыбке. Ужас-ужас. Правда, в ее исполнении это смотрелось не то чтобы неприятно, скорее смешно.
— Вам восемьдесят два, — нахмурив лоб, сказала я, как бы не замечая легкого удара по ноге. — Вы и прабабкой можете называться. Возраст позволяет.
— Не слушайте это недоразумение. Мне шестьдесят четыре.
— Конечно. А я мать Тереза.
Роман молча наблюдал за нашими препирательствами, но в светлых глазах блестели бесившиеся смешинки. Наверное, мысленно он угорал над нами. Впрочем, как и вся палата. Затем он встряхнулся, взял себя в руки и предстал уже в знакомом образе строгого врача. Направил меня на анализы, приказал с утра не есть и, перед тем как выйти, предупредил:
— Александра, этой ночью дежурю я, поэтому даже не думайте пытаться сбежать. Помните, что...
— Да-да, здоровье на первом месте, — с раздражением махнула на него рукой. — Иди уже.
Он чуть склонил голову перед старушкой и таким же решительным шагом направился к двери. Я уже повернулась к хозяйке и открыла рот, чтобы поделиться еще одним эпитетом в адрес доктора, как заметила, что эта ссохшаяся мумия в жемчугах пялится на его задницу. Голову на бок склонила, оценивающе прищурилась и гипнотизировала парня пониже спины.
— Хорош, — удовлетворенно причмокнув, она вынесла окончательный и безоговорочный вердикт. — А попка...как орех. Так бы и разгрызла.
— У вас зубов давно не осталось.
— Твоя правда. Но ничего, по крайней мере, я пока что не разучилась получать эстетическое удовольствие. А ты могла бы быть с ним и поласковее.
— Успокойтесь. Вы меня видели?
— Деревню не скроешь.
— Вы за этим пришли? Оскорбить меня?
— Ах да, молодец, — прищелкнула сухими пальцами старушка. — Я пришла сказать, что в этом месяце зарплату ты не получишь.
— Что?!
— Что-что? Скорая она тоже денег стоит, — Элеонора Авраамовна, к которой я почти стала проникать симпатией, проворно поднялась, оперлась на зонтик-тросточку и посмотрела на циферблат блестящих часов, надетых на сморщенное запястье. — И вот, возьми.
На кровать полетел черный пакет, в котором я обычно хранила вещи.
— Что здесь?
— Глаза есть. Посмотреть — не отвалятся. А я пошла. И, милочка, не советую злоупотреблять моим терпением. Пыль в моем доме накапливается очень быстро, а я ее не люблю.
В пакете оказались два учебника, джинсы, кофта и мои последние деньги — сто рублей. Удержать довольную и предвкушающую улыбку не вышло.
Я не могла позволить разрушиться моим планам. Еще год тратить впустую и терять профессора? Ни за что. Поэтому поздно вечером, дождавшись, пока все заснут, я, как ни в чем не бывало, направилась в ванную, демонстративно прошагав мимо дежурящего сегодня Романа. Тот вскинул голову, слегка сощурился, оглядывая меня сверху вниз, и поинтересовался:
— Вы куда?
— Помыться.
— Посреди ночи?
— Это единственное время, когда я могу. Мне как-то не улыбается мыться, когда под дверью прислушиваются к каждому моему шороху, а парень из пятой палаты подглядывает в щелку.
— А я думал, что он там вечно отирается, — удивленно присвистнул Рома, но тут же посуровел. — Знаете, Саша, я вам все равно не верю.
— Ты достал меня, доктор. Со мной одно полотенце, — помахала перед его лицом белой махровой тканью. — Ванная на виду. В пяти шагах от тебя. Никуда я не убегу.
— Смотри мне.
Все-таки дурной он парень. Под свернутым полотенцем я с легкостью спрятала джинсы и учебник, а остальная часть вещей была надежно и заблаговременно припрятана перед отбоем. Отделение — на втором этаже, и значит, всего лишь дело техники вылезти из окна и смотаться как можно дальше. Парень же не кинется меня догонять — он дежурный. А я экзамен сдам и вернусь.
Хлопнув дверью, на всю включила ледяную струю воды, застучавшую по кафелю, и прислушалась. Было тихо. Быстро переоделась, зубами схватила ручки пакета и открыла тугую раму. Высоко, черт. Как бы ногу не сломать. Но я утешила себя тем, что рядом больница. И очаровашка доктор.
Потребовалось пятнадцать минут, чтобы почувствовать почву под ногами. Стоило ее коснуться — как по заказу в окне ванной показалась светловолосая голова докторишки.
— Обманщица! Идиотка! Ты же разбиться могла! — надрывался он. — Ненормальная!
— Уж извини, — развела в ответ руками, — но через дверь ты меня не пускал, — попятилась к воротам, крикнув напоследок: — Увидимся днем!
В конце не удержалась и сделала неприличный жест, тут же рассмеявшись. Никто не может становиться между мной и моей целью. Особенно такой важной.
К шести забежала домой. Старушка сразу открыла, словно не сомневалась в том, что именно я стою под дверью.
— Сбежала-таки, — не спрашивала она.
— Угу.
— Твой доктор что сказал?
— Он был в шоке.
— Понятное дело. Чего пришла?
— Воды попить.
Она недовольно приподняла бровь, но пропустила и дала кружку. Потом проводила к двери.
В университете я не волновалась. Совершенно. Натянула капюшон на голову, закрыла лицо прядями и уткнулась в учебник, не обращая ни на кого внимание. Заходить мне предстояло в первой пятерке.
Вглядываясь в знакомое, располагающее и подбадривающее лицо профессора, читая билет, в котором каждый вопрос был мне знаком, я спокойно и четко отвечала на все вопросы.
Сдала? Сдала. В этом не было никаких сомнений.
Оставалось теперь вернуться под теплое крылышко своего врача.
Глава 50.
У нее аромат старого Голливуда, блюза и дикого урбана,
который можно найти только в большом городе.
Роман.
Почему-то и мысли не допускалось в моей голове, что мы с этим мужчиной когда-нибудь снова пересечемся. В то время для меня всякие романтические связи — даже как средство заработать денег и подняться — не рассматривались. Не потому что это низко или некрасиво, а потому что это банальные торгово-рыночные отношения, к которым я была не готова. Если рассматривать рынок, то меня смело можно было класть в корзину с надписью "Распродажа. Все по пять рублей". На большее, увы, я пока не тянула, а пяти рублей мне не хватает. Если уж и идти по такому пути, искать мужика богатого, то в себя надо вкладывать, и вкладывать немало. А это риск, который я не могла себе позволить.
С другой стороны у меня что-то появилось. Например, приличная крыша над головой, учеба и новое имя — неплохая почва для старта. Но и ее надо было обработать, чтобы двигаться дальше. А молодой доктор Герлингер — как будто был с другой планеты, с другого мира, и относился он к тому типу мужчин, о которых я изредка слышала и никогда близко не пересекалась. Правильный, умный, красивый, интеллигентный — словом, принц да и только. И внешность его была как раз для принца — высокий, стройный, потрясающий блондин с мужественными чертами лица. Нос, скулы, подбородок — в каждой черточке чувствовалась порода, выхолощенная и вылощенная; потрясающая смесь генов, и почему-то в случае с Ромой у меня всегда возникала ассоциация с коллекционным вином, которое так обожал его отец.
Расставшись с ним и уехав из больницы, я не рассчитывала на новую встречу. Но столкнувшись с этим мужчиной на улице, встретившись с ним взглядом — я отчетливо поняла, чего хочу от него и как. Моментально созрел план, на удивление точный и продуманный в деталях, и не было никаких сомнений в собственных силах. Я знала, что ему требуется и в каких количествах. Надеть еще одну маску? Ерунда. Их и так уже было много, одной больше, одной меньше — роли не играет. В оркестре моей жизни Роме была отведена далеко не последняя роль.
