Кто-то хихикнул в ответ, но затем адмирал решительно отставил свою чашку в сторону с таким видом, что все решено.
— Ладно. Я думаю, у нас есть план. Теперь давайте посмотрим, как он сработает в качестве упражнения. Эди, я хочу, чтобы вы с Дирком-Стивеном согласовали это как можно скорее. Мы не знаем, сколько у нас времени до того, как придут плохие парни, но в подобном случае всегда лучше перестраховаться. Это означает, что мы не сможем потратить много времени на работу с этим в реальном пространстве, так что загрузите симуляции для всех. Надеюсь, что мы сможем провести хотя бы один прогон со всем, кроме учений с боевыми стрельбами из Маскарадов, так что будьте готовы подстроить симуляции на основе всего, что мы обнаружим в процессе.
— Да, сэр, — ответила Эди Хабиб несколько более официальным тоном, чем обычно. — Многое будет вытекать прямо из плана действий, над которым мы работали, — продолжила она, — так что я думаю, мы, вероятно, сможем довольно быстро соорудить упражнение. Наверное, мы можем быть готовы... во сколько? — Она выгнула бровь, глядя на Камстру. — Завтра утром, Дирк-Стивен?
— Лучше сделать это во второй половине дня, — посоветовал Камстра после минутного раздумья. — Я заметил, что Мерфи стремится проявиться даже во время планирования.
— Убедительная мысль, — согласилась Хабиб и повернулась к Розаку. — Сделаем это завтра во второй половине дня, сэр. Сразу после обеда.
— Хорошо, — сказал Розак. — В таком случае, я думаю, мы можем прерваться.
* * *
— Итак, насколько все плохо? — Ганни Эль наклонилась, вглядываясь в пространство, открывшееся под снятой накладкой. Внутри это пространство было заполнено множеством оборудования, точное назначение которого она понимала лишь смутно.
Эндрю Артлетт оторвался от механизма, над которым работал, присел на корточки и начал вытирать руки тряпкой. На самом деле, это было довольно глупо. Внутренности гипергенератора — даже для корабля массой всего в миллион тонн, — необходимо было постоянно содержать в чистоте. На самом деле, Эндрю вымыл руки, прежде чем начать работать над ним, так же тщательно, как хирург моет руки перед операцией.
Но старые привычки умирали с трудом. Эндрю всегда считал себя тем, что он называл "механик-любитель", а у таких стойких и отважных душ по определению всегда были грязные руки, которые нужно было вытирать начисто.
— Чертовски плохо, Ганни. Он может выйти из строя в любой момент.
— Почему? — Бутре посмотрела на кожух. — Такие проклятые вещи должны быть почти что неразрушимы!
— Ну, так и есть... в основном, — признал Эндрю. — К сожалению, даже у гипергенератора есть некоторые движущиеся части, и это — он постучал по сильно изношенному устройству, похожему на ротор длиннее его руки — одна из них. Хуже всего то, что она из важных. На самом деле, это стабилизатор для начальной стадии. Если он выйдет из строя, у нас не будет гиперконтроля вообще, Ганни. Ноль. И эту сосиску следовало бы заменить при плановом ремонте, по крайней мере, сто тысяч часов назад. Нам действительно нужно заменить его, прежде чем мы попытаемся сделать еще один прыжок.
— Это нельзя просто починить?
— Починить? Как? — Он указал пальцем на вал ротора. Даже Ганни, чьи многочисленные области знаний и опыта не включали в себя вопросы механики, видела, что он был сильно изношен.
— В первую очередь, я должен был бы демонтировать его. За определенное время это можно сделать. Это легкая часть. Затем я должен был бы наварить на него металл, используя сварочное оборудование, которого у нас нет, так что сначала я должен был бы спроектировать и построить такое оборудование, что можно сделать из мелочей этого ржавого так называемого звездолета, но это займет недели работы, Ганни. Может быть, целых два или три месяца. Далее я должен был бы довести профиль ротора до задаваемых спецификациями размеров, используя оборудование для обработки металла, которого тоже нет. Так называемая "механическая мастерская" на этом куске дерьма — это шутка, и ты можешь передать скряге Уолтеру Имбеси, что я так и сказал. Даже на Божьей зеленой земле я никак не смог бы построить современный компьютеризованный механический центр. И даже если бы я мог, кто бы разработал программу? Ты, наверное, ближе всех из нас к настоящему программисту, и...
Он поднял на нее пытливый взгляд. Ганни покачала головой.
— На самом деле я не такой хороший программист, и те небольшие навыки, которые у меня есть, полностью связаны с финансовыми вопросами. Я никак не смогла бы разработать программу, которая делала бы то, что ты хочешь, Эндрю.
Он кивнул.
— Так я и понял. Значит, я должен был бы построить токарный станок древнего образца.
— А... что это?
Он усмехнулся.
— И ты утверждаешь, что старожил здесь! "Токарный станок" — это старинное оборудование, Ганни, используемое для резки металла. Более или менее современен, я думаю, плугу, запряженному волами. Тем не менее, это помогло бы, хотя и отняло бы намного больше времени, чем современное оборудование. К счастью, у нас есть довольно хороший набор измерительных приборов, чтобы мне, вероятно, удалось бы привести ротор в соответствие со спецификациями, используя микрометр.
— А... это что?
— Микрометр — это древний тип измерительного инструмента, Ганни. Определенно современен воловьим плугам. Ну, в любом случае измерительным линейкам длиной в 1 ярд.
— Что такое "измерительная линейка в 1 ярд"? — заговорил Эд Хартман. Он и двое его приятелей с большим интересом наблюдали за процессом с близкого расстояния. Во всяком случае, так близко к Эндрю, как он позволил им подойти. Он с глубоким подозрением относился к их заявлениям, что они безупречно чисты.
— Палка для измерения ярда, как ты думаешь?
— Так что же такое "ярд"? — спросил Брайс Миллер.
Артлетт нахмурился.
— Ганни, это консультация по важнейшим вопросам ремонта или класс для отстающих по истории?
Она улыбнулась и сделала подросткам жест удалиться.
— Дайте вашему дяде некоторую передышку, дети. Я позже объясню вам, что такое ярд.
Она посмотрела снова на Эндрю.
— И сколько времени потребуется, чтобы сделать этот... "токарный станок", как ты назвал его?
— По крайней мере, так долго, как мне придется делать сварочное оборудование. Даже когда он получится, он будет примитивным, поскольку у меня нет никакого способа сделать направляющий винт. К счастью, я, вероятно, смогу установить какой-нибудь электромагнитный привод.
— Что такое "направляющий" — неважно. Опять же, другими словами, ты говоришь о неделях.
— Может быть, даже месяцах. На самом деле нет никакого способа узнать заранее. Суть вот в чем, Ганни. Если мы сейчас не заменим изношенные части, это оборудование, скорее всего, полностью выйдет из строя, как только мы дадим ему любую реальную нагрузку. В этот момент мы окажемся по уши в воде. У нас все еще будет энергия, поэтому это не сразу будет опасно для жизни. Мы могли бы выжить в течение, по крайней мере, года. Но мы бы просто дрейфовали в космосе, пока я не смогу это исправить. И, как я сказал, это может занять до полугода.
Она кивнула.
— Тогда ладно. Мне просто придется воспользоваться теми средствами, которые у нас есть. Напиши, что тебе нужно, Эндрю, и я передам это на поверхность, как только мы пройдем таможенный контроль. Это не займет много времени. Это наш третий визит. Мезанцы теперь проявляют откровенную любезность, когда решили, что мы занимаемся челночными сделками.
Глава 49
Яна вошла на кухню, стряхивая россыпь снега со своих плеч.
— Я надеюсь, что в ваши планы быстрого бегства не входят старинные колесные наземные транспортные средства, визжащие на поворотах. Там довольно скользко. А люди, которые выбрались наружу, кажется, не знают ни черта о том, как передвигаться в них.
Она с отвращением покачала головой, и Виктор с Антоном ухмыльнулись. Несмотря на то, что Яна прожила большую часть своей взрослой жизни в том или ином городе, свое отрочество она провела на планете Килиманджаро. Зимы там были не такими длинными, как на Сфинксе в Звездном королевстве, но определенно были похожими.
Она была склонна смотреть свысока на жалобы на погоду, высказываемые изнеженными отпрысками более мягких планет, а ее мнение о тропическом и субтропическом климате Факела обычно выражалось фырканьем великолепного презрения.
Ее особое презрение, однако, относилось к людям, которые, очевидно, не имели ни малейшего представления, что делать со снегом, пытаясь справиться с ним, и было очевидно, что ее утренняя прогулка дала ей достаточно поводов для этой реакции. Мезанцы, похоже, были еще более невежественными, чем большинство — по ее скромному мнению, конечно — когда дело доходило до работы с замерзшим атмосферным водяным паром.
Возможно, это было связано с тем, что на планете были мягкие и приятные климатические условия. Даже в разгар зимы, за исключением полярных областей, было не хуже, чем в теплый зимний день на Хевене. Это никак нельзя было сравнить со свирепыми зимними условиями родного для Зилвицки Грифона и гипотермией сфинксианской зимы, которая могла выкосить население планеты, подобно какому-нибудь биологическому оружию Последней войны Старой Земли.
Лето на Мезе, вероятно, было более суровым для человека, чем ее зима — но оно также не было плохим. Светилом планеты была звезда класса G2, практически идентичная Солнцу, а Меза сама по себе была почти близнецом Земли. Не совсем. Гравитация была почти идентичной, но у Мезы было чуть больше суши. Это могло бы сделать климат более суровым, чем у Земли, с меньшим смягчающим эффектом океанов. Но Меза была приблизительно на 40 световых секунд ближе к светилу системы и имела намного меньший наклон оси к плоскости орбиты — только девять градусов, в отличие от двадцати трех с половиной родной планеты. Таким образом, средняя температура была несколько выше, а сезонные колебания немного меньше.
На самом деле, на большей части поверхности планеты зима вообще никогда не приносила снега. Но планета получила название "Меза" из-за высокой столовой горы с плоской вершиной недалеко от центра ее самого большого континента, где исследовательская группа разбила свой первоначальный базовый лагерь на поверхности планеты.
То, что в конечном итоге стало столицей планеты, возникло там по тем же в значительной степени случайным причинам, что и большинство городов, появившихся на большинстве миров. При большей высоте, чем основная часть планеты, и при определенно континентальном климате погода в столице была, вероятно, хуже, чем почти где-нибудь еще на Мезе.
Это мало о чем говорило. По правде говоря, Меза была одним из самых приятных миров, которые Антон или Виктор когда-либо посещали. Это делало его еще более грязным по своей сути, поскольку он стал центром того, что оба они считали одной из самых отвратительных политических систем, когда-либо созданных человеческим видом — который породил множество таких политических систем, с тех пор как фараон Хуфу возвел свою великую пирамиду с использование рабского труда более шести с половиной тысячелетий назад.
Антон и Виктор теперь знали намного больше об истинной природе политической системы Мезы, чем когда они высадились на планете, или чем до сих пор знали любые другие мантикорцы или хевениты. Джек МакБрайд скупо делился с ними информацией на каждой из тайных встреч, которые они проводили с момента первоначального контакта.
Он выдавал эти данные постепенно, как будто снимал слои луковицы, использованной им для изображения многовековой стратегии темного заговора, который он представил им как "Соответствие". Каждый раз стараясь давать как можно меньше, в надежде выторговать более выгодные условия.
И все же ему пришлось выдать многое. Грубым фактом жизни было просто то, что у человека, стремящегося дезертировать, меньше возможностей для торга, чем у людей, которые могли бы обеспечить для него новую жизнь. И ни Антон, ни Виктор не были в том настроении, чтобы проявлять милосердие.
С хорошей стороны, и достаточно правдиво за Джека МакБрайда говорило, — даже Виктор признал это — то, что он пришел к пониманию и возненавидел систему, созданную на протяжении веков тем, что он называл мезанское Соответствие. Но все равно было ужасно, что такой человек с его очевидным интеллектом — даже с подлинной чувствительностью — мог поддерживать эту систему так долго, как он это делал на своем высоком посту, прежде чем окончательно отверг ее.
Как саркастически заметил Виктор после их третьей встречи с МакБрайдом, перефразировав строку из одного из его любимых фильмов, это было так, как будто офицер в одном из древних нацистских лагерей смерти вдруг воскликнул: "Я потрясен — потрясен! — обнаружив геноцид в Освенциме!" (Антон понял намек, но ему пришлось объяснять это Яне.)
Вероятно, это было не совсем справедливо. Антон отметил, что начальные импульсы, которые привели, в конечном счете, к мезанскому Соответствию, явно были идеалистическими, что никак нельзя было сказать о планах древнего деспота Гитлера. В конце концов, это был далеко не первый случай в истории человечества, когда политическое движение (или религия, если на то пошло) начиналось с самыми лучшими намерениями и превратилось в нечто столь ужасное, что его основатели никогда бы не смогли себе представить. Он зашел так далеко, что указал — прочистив горло — на то, что сам Виктор имел сверхъестественное сходство со многими членами большевистской ЧК в первые годы русской революции, почти за два столетия до расселения.
Виктор знал, что Антон имел в виду, и, застыв на мгновение, признал (даже с легкой улыбкой), что, возможно, определенное сходство было. За годы, прошедшие с тех пор, как он встретил Кевина и Джинни Ашер, Каша стал настоящим исследователем истории.
— Но это не совсем то же самое, Антон, — сказал он. — Если ты знаешь столь многое о древнейшей истории, то ты также знаешь, что в течение двух десятилетий после первой революции тиран по имени Сталин убил почти всех тех ранних революционеров и заменил их своими лизоблюдами. Роб Пьер и особенно Сен-Жюст пытались сделать то же самое с апрелистами в нашей собственной революции — и были чертовски близки к успеху.
Но мы говорим здесь о веках, Антон, а не десятилетиях. Веках, в течение которых эти люди совершали самые отвратительные преступления, какие только можно представить, обрекая поколения других людей на рабство и жестокость — и Джек МакБрайд, наконец, начал задыхаться от этого, более чем полтысячелетия после его начала и после того, как он сделал долгую карьеру в своей профессии?
К тому времени, как он закончил, Виктор был так зол, каким Антон его никогда не видел.
— Итак... что? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы МакБрайд прыгнул в адский огонь и черт с ним?
Этого было достаточно, чтобы сломать тихую ярость Каша.
— Ну... нет, конечно, нет. — Ему даже удалось усмехнуться. — Я не сумасшедший, в конце концов. МакБрайд мог бы быть одним из главных подчиненных шайтана, и я бы работал с ним при том условии, если он бы захотел сбежать из ада. Зажав нос, может быть, но я сделал бы это. Нам еще слишком много нужно получить — и это даже не считая тех последних намеков МакБрайда.
