— Сева, — всхлипывая, произнесла девушка. — Тебе лучше сесть. Шок лучше всего переносится сидя.
Савелий плюхнулся в кресло в ожидании жутких подробностей. И подробности последовали. Со слов девушки выходило, что она залетела, поэтому во весь рост встали вопросы: "Что делать?", "Как дальше жить?", "Как смотреть людям в глаза?". Кроме вопросов звучали причитания, перемежаемые сморканием и пролитием горьких слёз. Смысл причитаний укладывался в два слова: "Всё пропало".
— Я что-то не догоняю, почему ты волнуешься о том, что подумают другие люди? — удивился Сева. — Ну, залетела немного, с кем не бывает. Дело-то житейское.
Его слова только увеличили количество слёз, льющихся из глаз чуть-чуть залетевшей девушки. Влага выходила из глаз, а вместе с ней улетучивалась и логика. Куда делся звонкий голосок? Где активность, темперамент и взгляд горящий? Вместо этого опять рыдания и дурацкие тревоги.
— Понятненько, — пришёл к определённому выводу Сева. — Девушка на измене. Горячку пороть не будем, аккуратно всплываем на перископную высоту и решаем вопрос. Судя по симптомам у неё начинающийся психоз. Будем лечить радикально, но, мля, как некстати: теперь вместо работы в "самогонном цехе" надо ублажать подругу. А время не резиновое, и других забот полон рот.
В женских бреднях Савелий разбирался, так как сподобился два раза счастливо жениться. В женском вопросе он если не волок, то уверенно подволакивал. Сейчас он видел у Вали признаки соматогенного психоза, как реакция на произошедшее с ней событие в виде страха и тревоги. Ранние симптомы налицо: страх, астения, раздражительность, спад активности, недоверие. Пришлось Савелию включить некоторые свои особые способности: его взор стал студёным и гипнотическим, а слова полились журчащим ручьём, проникая в мозг бедной девушки. Применив внушение, Сева закрепил его некоторыми препаратами, а потом потащил девушку в кроватку, ибо женщины лучше всего приходят в себя после большого сексомарафона. Ага, чтобы мужику можно было с удовлетворением сказать: "О, йа-йа, дас ист фантастишь!", лишь бы потом не услышать от женщины: "Ещё".
— Юрик, красиво доложи своему начальнику, то есть мне, почему на хуторе ажиотаж творится, — сидя на бревне за общественной овчарней, обратился Кашанкин к Будницкому. Друзья, наконец, встретились на своём тайном месте через 12 часов разлуки из-за работы в разных бригадах.
— Отнюдь, мой друг, — невозмутимо произнёс Юрик. — Мой долг, для начала, избавить тебя от глубочайших твоих заблуждений, что ты мой начальник. Объясняю популярно, для тупезней и биолухов. Следи за мыслью дяди Юры: в мире, мой друг, нет вечных двигателей, зато есть вечные тормоза. Поясняю — тормоз это ты. И из-за тебя я не в почёте у прогрессивной общественности. Объясни умному дяде Юре, зачем ты полез помогать мужикам сколачивать домики для волков? Это же работа рассчитана на людей с правильными руками, а у тебя руки выросли исключительно для рукоблудства, ты ими можешь делать только абы да лишь бы. Вот и допомогался, что нас и из этой бригады выгнали и определили в разные бригады, где за тобой не стало пристального отеческого пригляда с моей умной стороны. Так что включай стесняшку и смирненько слушай дядю Юру. Я тебе уже говорил, что ты серая и тёмная личность? А, уже говорил. Ну, ладно. Тогда слушай истину. Ажиотаж наблюдается из-за разброда в наших верхах. Внезапно торкнуло Петровича. Наш славный Савелий Петрович, бабы говорят, уединился со своей фельдшерицей Валей, и стал варить с ней самогонку. Твой любимый Кузьма забухал с приезжим чёртом и дедом Матвеем: уже третий день не просыхают. Доктор бегает весь в мыле по маршруту стройка-хутор. На днях намечена сдача первых пяти коттеджей. С удовольствием доложу тебе о результатах жеребьёвки, кому выпало счастье жить в этих домах. Прикинь Гошак: моей семейке подфартило выиграть дом номер два по улице физиков. Скоро покидаем общагу и устраиваем новоселье. Теперь я буду принимать тебя в гости в собственной комнате на втором этаже собственного, прикинь, дома, если ты принесёшь огромный тортик. Что значит твоё "попа слипнется"?
— Это значит, друг Юрик, что сахар — это белая смерть, хотя поздравляю твою семейку с новосельем, — просветил Юрика Гоша. — Лучше скажи, что ты сделал без меня для нашей большой цели? Вот дядя Гоша о цели помнит и совершил подвиг.
— Интересно девки пляшут, — Юрик изобразил заинтересованность. — Неужели Гоша без меня что-то толковое зафигачил и не лоханулся, как всегда. Прям Бальзак мне на душу.
— Именно, — гордо выпятил тощую груди Кашанкин. — Вот...
С этими словами он начал извлекать из пыльного джутового мешка, лежащего возле его ног, пятилитровую пластиковую ёмкость с мутным содержимым.
— Что, вот..., — уставился Юрик на, показавшуюся из мешка ёмкость. В ёмкости, наполовину заполненной, плескалось нечто весьма отвратительного цвета. — Где ты это слямзил? На помойке?
— Места надо знать, — авторитетно сказал Гоша. — Наш Савелий Петрович совсем зашивается с Валей, поэтому Доктор мобилизовал меня ему на помощь. В смысле не с Валей помогать, а на производстве самогонки. Вот я и прихватил "это" в секретной лаборатории Петровича, куда был допущен для такелажных работ. Зацени подвиг. Кроме того, — Кашанкин наклонился к уху Юрика, — я прихватил одно изделие уже готовой продукции. Лошара Доктор ничего не заметил.
Гоша достал из кармана рабочих штанов полулитровую бутылку с фирменным самогоном Севы.
Юрик равнодушно посмотрел на бутылку с пойлом: "Кашанкин, напомню тебе, что мы спиртное не употребляем. Мы только покуриваем и нюхаем".
— А чем ты собрался растворять те вещества, которые мы затрофеили раньше? Для наших опытов на животных это самое то. Вот понюхай, — с этими словами Гоша отвинтил крышку с ёмкости и дал понюхать содержимое Юрику.
В нос Юрику шибануло такой ядрёной сивухой, что парня перекосило: организм великого физика, закодированный в своё время Кузьмой, совершенно не переносил запах алкоголя.
— Чуешь, какая мощь. Оружие массового поражения, — важно сказал Юрик.
— Чую, — Юрик вытирал выступившие слёзы. — Чую, что твой подвиг на подвиг не очень тянет. Ведь ты спёр совершенно ненужную вещь Савелия Петровича, а я вот совершил настоящий героический поступок.
— Ты, и героический поступок, — стал сомневаться Кашанкин. — Хочешь сказать, что здесь на хуторе ты соблазнил трёх монашек и совратил пару пенсионерок? Ладно, засчитаем тебе это дело в подвиг.
— Ты, несчастный, говоришь это серьезно или просто потому, что завидуешь моему интеллекту, на две ступеньки выше твоего? — осведомился Юрик. — Внимай мне, молча и закрой рот, а то зелёная муха влетит. Итак. Меня тоже бросили на помощь нашему начальству, только не как тебя, выполнять такелажные работы, то есть подай-принеси, а на интеллектуальную работу, поручив мне наклеивать этикетки на бутылки с новой самогонкой, которая, как оказалось, изготавливалась по заказу того самого чёрта, что бухал вместе с нашим Кузей.
Юрик цветисто описывал Гоше, как он трудился не покладая рук на благо общества. Вскоре, из его слов, становилось проясняться, что Юрик, из-за своих деловых и интеллектуальных качеств стал близок с начальством поселения, которое, как выяснилось, только и делало, что советовалось с Юриком по всем вопросам, пока друг Гоша, выполнял роль грузчика. Как говорится, каждому своё: один должен таскать тяжести, ибо на другое просто не способен, а другой даёт советы по управлению обществом, при этом открывает ногой двери самых главных кабинетов. Юрик не стал уточнять мелкие детали, что Доктор, из-за чрезвычайной личной занятости и занятости всего коллектива, был вынужден привлечь к незначительным работам придурашного Юрика. Юрику поручалось наклеить фирменные этикетки на бутылки, упаковать бутылки в ящики, а затем отнести ящики в кабинет Савелия Петровича. Сева из-за усталости попросил Доктора произвести незначительные работы, Пилюлькин же лоханулся, определив на эти работы первого попавшегося бездельника, которым, естественно, оказался Юрик.
Доктор и помыслить не мог, что кто-то покусится спереть что-либо в кабинете самого шефа, поэтому здорово не контролировал Юрика, когда тот таскал в кабинет шефа ящики с подарочным напитком. Юрик пробыл в личном кабинете начальника несколько секунд, но за это время его шаловливые и загребущие ручки успели открыть красную шкатулку, стоящую на столе у шефа, и уволочь из шкатулки какую-то вещицу.
Когда Гоша услышал про этот подвиг Юрика, то похолодел. Этот дебил, это глупое и примитивное белковое образование спёрло вещь у самого Савелия Петровича. Гоше уже стало казаться, что вот прямо сейчас из-за угла овчарни покажется свирепый душегуб Кузьма, пришедший по их души. Кузьме придушить их обоих, что плюнуть. А их придушенные тела он закопает в барханах. Тела потом найдут и откопают дикие звери. Звери съедят трупы, даже косточек не останется. И никто не пожалеет убиенных. Ну, разве что кошка Маха да петух Цыпа.
— Вот же дерьмо, — выругался Кашанкин. — Дерьмо всегда всплывает. Юрик, ты дебил, ты нас под монастырь подвёл, но тебя даже до монастыря не доведут, тебя раньше утопят, как того Му-му. Зря ты съел свою справку от психиатра, теперь будешь отвечать, как здоровый.
— Так никто не видел, что я взял эту штуковину, — как-то неуверенно произнёс Юрик. — Пусть докажут. Не парься.
— Серьёзно!? Колись, лишенец, что хоть взял-то, — вяло махнул рукой расстроенный Гоша.
Будницкий, порывшись в кармане, достал и предъявил Гоше странный камень красного цвета. Каменюка была большая и красивая.
— Точно нас убьют, — с тоской подумал Гоша: ещё не пожил, добра не нажил, а приходится помирать из-за этого вороватого прохвоста. Вся местная общественность, скорее всего, пяткой начнёт креститься от радости, что два дурака сами куда-то подевались. Мысли Гоши неслись кувырком; он был близок к панике.
— Может, выбросишь этот камушек куда-нибудь, — попытался уговорить друга Гоша.
Юрик быстро спрятал камень в карман. Он, может быть, и выбросил бы ворованную вещь от греха подальше, но камень уже овладел его душой. У Юрика не нашлось никаких сил вот так вот взять и выбросить такую замечательную прелесть. С какого это перепуга?
— Моя прелесть! — решительно, но с нервным фальцетом выкрикнул Будницкий. — Не дам! — его взгляд горел фанатичным огнём.
— Ну-ну! — горько произнёс Гоша и перевёл разговор с гнилой темы на другую тему, на тему изуверских опытов над живыми существами.
Переход на решение новых задач, несколько успокоил Юрика — он понял, что Гоша больше не настаивает на избавлении от такого замечательного камня, один вид которого настраивал Юрика на умильно-восторженное настроение. Коллективно решили, что надо испытывать сварганенное зелье на волках. Чего мелочиться: овцы, вроде как общественные, то есть свои родные, а волки, те животины пришлые и пока ещё не стали равноправными. На ком ещё испытывать пойло, как не на приблудившихся волчарах? Горе-учёные решили не откладывать эксперимент в долгий ящик, а начать его прямо сейчас. Чего, собственно, ждать? Для научного опыта есть всё: разнообразные зелья, растворитель, ёмкость, есть настрой и кураж. Пацан сказал — пацан сделал. Из кучи пузырьков выбрали один с невзрачным серым порошком. Гоша набрал немного вещества кончиком ножа и ссыпал порошок в литровую банку, в которой уже плескался растворитель.
Юрик записывал ход эксперимента в блокнот. Эксперимент значился под номером один. Вскоре в блокноте появились строчки, что вещество, высыпанное в растворитель, вызвало бурный процесс пенообразования и нагрев жидкости. После естественного охлаждения жидкость приняла мутный серый цвет с зеленоватым оттенком. Экспериментаторы даже понюхали получившийся продукт, но не отважились употребить его вовнутрь организма. Пахла жидкость, на взгляд Юрика, куриным помётом в еловой хвое, а, по мнению Гоши, мылом, смешанным с гнилыми огурцами. От того, что экспериментаторы понюхали жидкость их совершенно не торкнуло, даже не заколбасило, что говорило о том, что путём вдыхания паров этого вещества, расширения своего сознания компаньоны не достигнут.
— Идём кормить волков, — сделал вывод Гоша, а Юрик с этим тезисом полностью согласился. Собственно, такой алгоритм проведения эксперимента и предполагался.
Гоша достал из пакета два свежих пирожка с мясом и картошкой и отправил их в банку с пойлом. Ага, пирожки впитают в себя получившуюся субстанцию и будут скоро скормлены волкам. Потом поглядим на результат.
— Ты записываешь ход научного эксперимента? — поинтересовался Гоша у Юрика и вздохнул. После долгих споров, кто из них умнее, а кто лох и тупезень, друзья заключили конвенцию, что пусть считается, что они оба равноправные Главные Конструкторы их научного сообщества, хотя каждый считал, что именно он на две головы умнее в их тёплой компании. Но, что ни сделаешь для компромисса. Вот, например, если сравнить мозг Гоши и Юрика, то всем станет ясно, что Гошины мозги имеют такой склад умища, что хоть охранников нанимай для сохранности этого склада.
— Угу, — ответил Юрик. Хоть конвенцию они и заключили, но Юрик точно знал, что он генератор идей, а некто Гоша, так, какая-то сбоку припёка. Ну, хоть не очень мешается под Юриковыми ногами, и то ладно.
С этими словами друзья поплелись к реке, где, на возвышенном берегу реки обитали волки. Цирк на конной тяге успешно продолжался. Вот, что бывает, когда в стране успешно оптимизировали дурдомы.
Пыльная хуторская тропинка привела друзей к пешеходному мостику через речку. Перейдя невеликий мостик, друзья оказались на другом берегу, где до расположения волков оставалось пройти совсем короткое расстояние. Подопечных волков кормили три раза в день, здесь же у них, рядом с утеплёнными домиками располагались поилки со свежей водой, в которой Савелий Петрович растворил свои алхимические вещества. Местный ветеринар, осмотрев волков, доложил Петровичу, что волки совсем доходяги и их требуется долго лечить. Ветеринар приложил целый рулон с перечнем болезней этих животных и намекнул на гонорар. Хуторской волхв хмуро прочитал диагноз и распорядился лечить приблудившуюся живность. Лечить предполагалось обильным питанием, лекарствами и водой с некоторыми тайными примесями. Дорого обходятся волки: может, их того...на шапки пустить.
Юрик и Гоша подошли к "логову", когда волков, по вечернему времени, уже покормили третий раз, и они отдыхали. Некоторые спали в домиках, некоторые возились в песке рядом с домиками. В отдалении экспериментаторы заметили дежурных птичек, наблюдающих над поведением волков. Это было совершенно излишним, так как измученные животные, наконец, оказались в волчьем раю, и совершенно не собирались как-то пакостить окружающим. К тому же, оказавшись в тепличных условиях, у волков вдруг обострились все болезни и раны. Теперь волкам было совершенно не до драк, им хотелось только одного — чтобы их кто-нибудь пожалел. Люди их пожалели и кормили. Три раза в день.
Странно, но сегодня люди пришли к ним в четвёртый раз. Стая сохраняла спокойствие, ведь у них есть мудрый вождь Ухогрыз, который первым должен встречать людей и вести с ними диалог. Пришлось Ухогрызу отвлечься от увлекательного занятия по зализыванию поцарапанного бока и тащиться к людям. К тому же он узнал одного человека, который первым напоил его, когда истощённый волк приплёлся на хутор сдаваться в плен. К этому человеку у Ухогрыза появилось доверие, поэтому он даже махнул несколько раз своим хвостом, что означало дружелюбие.
