— Мы не можем рисковать выстрелом из другого орудия, — сказал Эграфф.
— Ты прав — прекрати это. — Она ударила тыльной стороной ладони по панели управления. — Черт возьми, нам нужны были эти орудия. Чего бы я сейчас не отдала за дульнозарядную пушку!
— Что только что произошло? — спросил Кильон.
— Снаряд заклинило, — ответил Эграфф. — Он очень плотно прилегает к стволу. Так и должно быть, иначе газы от сгорания будут работать неэффективно, а нарезы не придадут снаряду достаточного вращения. Проблема в том, что он просто стал немного тесноват. Допуск сместился, зафиксировав оболочку на месте. Скорее всего, приварило его.
— Он взорвется?
— Сделал бы, если бы собирался. Но мы не можем рисковать еще раз; иногда они действительно взрываются.
— Это всегда был риск, — сказала Куртэйна. — Просто надеялась, что буду знать, когда прекратить использовать оружие, прежде чем это произойдет.
— Два шара с третьей волны сбиты, — сказал Эграфф. — Два все еще поднимаются. Один шар из четвертой волны уничтожен; три все еще поднимаются.
— Пятая волна отвязана и поднимается, — сообщил оператор перископа.
— Четыре шарика, — сказала Куртэйна. — Ладно, теперь я понимаю. — Она схватила переговорную трубку. — Как продвигаются дела у этих бригад по демонтажу? Я хочу, чтобы эти двигатели были отсоединены и свалились в течение тридцати секунд!
— Ты избавляешься от двигателей? — спросил Кильон.
— Черт возьми, теперь все они нам не пригодятся, доктор. Они всего лишь мертвый груз, увеличивающий крутизну нашего спуска. Если повезет, они раздавят несколько черепов по пути вниз.
— Всегда полезно сохранять позитивный настрой, — сказал Кильон.
Летчики трудились на концах стоек, все еще работая в своих огромных пальто, масках и очках, почти неотличимых друг от друга, сражаясь с гигантскими ножницами и гаечными ключами, чтобы отсоединить двигатели. Несомненно, разъединение было предусмотрено при их проектировании и установке, оно было сделано настолько простым, насколько это было возможно, учитывая сложности управления и топливоподачи, но все равно Кильону показалось, что это отчаянная работа, которую приходится выполнять в разгар сражения. Одним из благословений было то, что теперь им не приходилось бороться с ветром. Тем не менее храбрость этих людей произвела на него впечатление с новой силой. Они любили Куртэйну и были готовы ради нее на все.
По крайней мере, ротационные пулеметы все еще работали. Теперь они звучали гораздо громче, и в промежутках тишины он слышал отдаленный грохот артиллерии мальчиков— черепов и того, что, как он предположил, было оставшимся оружием "Киновари" и "Железного выступа". У Черепашек было преимущество в том, что они все еще могли вести огонь из тяжелых орудий с земли, но "Раскрашенная леди" все еще была слишком высоко, чтобы их снаряды могли достать ее, и если Куртэйна сохранит свой курс, она никогда не попадет в зону их досягаемости. Он предположил, что сейчас они стреляют из пушек только для устрашения; чтобы у граждан Роя не осталось сомнений в том, что мальчики-черепа владеют землей и воздушным пространством непосредственно над ней.
— Еще один воздушный шар сбит, — крикнул Эграфф. — Теперь от третьей волны остался только один.
— На одного больше, чем мне бы хотелось, — сказала Куртэйна.
— Примерно сейчас он поравнялся с нами. Верхние и бортовые орудия должны быть в состоянии попасть в него, — сказал Эграфф.
— Всем пулеметным установкам открыть непрерывный огонь, — прокричала Куртэйна в переговорную трубу. — Если вы не видите ничего, во что можно стрелять, цельтесь в землю. Я хочу, чтобы у вас закончились боеприпасы до того, как ваши орудия откажут. Потом от них не будет никакого толку.
Кильон повернулся к передним окнам, вглядываясь в Копье сквозь узкие бронированные прорези. Мало того, что оно было больше, чем когда он смотрел в последний раз, было ясно, что они сбросили высоту по крайней мере на один оборот полки. Они все еще находились далеко над тем, что когда-то было Серкит-сити, воздух все еще был предательски разреженным и холодным, но не было никаких сомнений, что они снижаются. У него не было другого выбора, кроме как верить, что Куртэйна правильно выполнила свои расчеты и что их нынешняя скорость снижения не приведет к тому, что "Раскрашенная леди" врежется в землю недалеко от города. Если бы это произошло, сбой был бы наименьшей из их проблем.
— Ротационный пулемет попал в четвертую волну, — сказал Эграфф. — Один подбит, капитан. Пятая волна все еще цела.
— Шестая волна отвязана и поднимается, — сообщил оператор перископа. — Думаю, это все, капитан. В шестой волне только два воздушных шара. Пушки, должно быть, забрали всех остальных.
Куртэйна спросила: — Сколько воздушных шаров еще в воздухе?
— Всего девять: шесть из пятой и шестой волн, три из четвертой и третьей волн.
— Итак, всего пятьдесят четыре налетчика-черепа, если предположить, что никто из них не получил пулю по пути наверх. — Внезапный крен сигнализировал о падении одного из бесполезных двигателей. Куртэйна все еще регулировала дифферент, когда еще два двигателя отвалились от своих стоек. Освобожденный от тонн мертвого металла, дирижабль взмыл вверх. — Это выиграет нам немного времени, — сказала она как раз в тот момент, когда четвертый двигатель тоже свалился. — Я не возражаю против того, чтобы заходить слишком высоко. Мы всегда можем в последнюю минуту выпустить газ и совершить жесткую посадку. Но я не позволю этим ублюдкам расстреливать нас из своих гаубиц. Как у нас дела с последним воздушным шаром третьей волны?
— Верхнее орудие показывает все, на что оно способно, — сказал Эграфф.
Именно в этот момент наступила ужасная, щемящая тишина. Ни верхние, ни бортовые пулеметы не стреляли.
— Пожалуйста, скажите мне, что они просто меняют ленту, — сказала Куртэйна.
Одно из орудий — Кильон не мог сказать, какое именно — с шипением вернулось к ядовитой, плюющейся огнем жизни. Но он слышал только один пулемет. "Канониры упустили свой шанс", — подумал он. Если бы они не смогли попасть в поднимающийся воздушный шар, когда он был на одном уровне с "Раскрашенной леди", задача становилась бы только сложнее, когда он поднимался бы над ними.
— Мальчики-черепа, — сказал он. — Они вообще могут выжить здесь, наверху, без давления?
— Недолго, — сказала Куртэйна. — Но им и не нужно много времени. Они быстро поднимаются и так же быстро спускаются. Пребывание на большой высоте длится не более нескольких минут. Может быть, они потеряют несколько пальцев, получат несколько новых шрамов от обморожения. Думаешь, это послужит сдерживающим фактором, когда ты и так уродлив, как гребаный грех?
— Я все еще не понимаю, какую пользу это им может принести.
От своей переговорной трубки позвал Эграфф. — Верхний наблюдатель сообщает, что от воздушного шара третьей волны отлетели налетчики, — сказал он. — Шесть человек, стандартное построение для атаки.
Куртэйна снова схватила переговорную трубку. — Всем постам! Налетчики приближаются. Повторяю, налетчики приближаются! Готовность к ближнему бою! Я не хочу, чтобы эти ублюдки вонзили свои когти в мой корабль!
— Это будет кровопролитие? — спросил Кильон.
Куртэйна серьезно кивнула. — Я искренне надеюсь на это. Не хочешь протянуть руку помощи?
— Конечно, если есть травмы, требующие лечения.
— Не совсем то, что я имела в виду. Нам бы не помешала дополнительная помощь наверху, теперь, когда у нас остался только один ротационный пулемет. Ты ведь любишь высоту, не так ли? — Она повернулась к одному из других офицеров. — Пойтрел: проводи доктора в оружейную и дай ему что-нибудь полезное. Если ты хочешь убить парочку черепашек, пока будешь там, наверху, сделай мне одолжение.
— Пойдем со мной, — сказал Пойтрел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Они отправились в оружейную. Пойтрел достал четыре ружья, похожие на винтовки, повесил одно на плечо Кильону и протянул ему другое. Затем они начали подниматься по узкой винтовой лестнице, которая шла от гондолы вверх через гулкий свод внутреннего помещения дирижабля, где ячейки плавучести казались огромными и уязвимыми, как драконьи яйца.
Они вышли на поверхность рядом с носовой турелью ротационного пулемета, все еще укомплектованной людьми и действующей. В воздухе не было ни ветерка, точно так же, как если бы "Раскрашенная леди" лежала в штиле в небе. На полпути к носу два летчика обслуживали позицию более легких пулеметов — два установленных на пьедестале орудия на огражденной перилами платформе, — но пока они не стреляли. Предположительно, у них не было такой дальнобойности, как у ротационных пулеметов, и поэтому их не использовали до тех пор, пока рейдеры не подойдут ближе.
Турель высверливала смерть в небе. Без громады дирижабля, которая заглушала бы их, шум от спаренных ротационных пулеметов был почти невыносимым. Кильон наблюдал, как горячие стволы "дервиша" вращаются с устрашающей циклической скоростью стрельбы. Через щель в задней части башни он мог видеть только двух стрелков в масках и защитных очках, а третий человек смотрел в стационарный бинокль и усердно работал с кривошипными колесиками ручного рулевого механизма. Орудия можно было поднимать и опускать с относительной легкостью, но поворачивать башню теперь стало трудоемким делом. В данный момент это едва ли имело значение: налетчики были все еще достаточно далеко, чтобы можно было сосредоточить огонь на определенной точке в небе. Кильон видел их собственными глазами: плотное скопление тонких, как серпы, крыльев, стая похожих на трупы птиц, пролетающих на огромной высоте. Позади фигур воздушный шар, из которого выпрыгнули налетчики, прежде чем расправить крылья, все еще тащил свою пустую корзину. Еще ближе — почти вровень с "Раскрашенной леди" — поднимались оставшиеся два аэростата четвертой волны со своим грузом. Воздушные шары пятой и шестой волн — сколько бы их ни осталось — все еще находились под кораблем.
Казалось совершенно невозможным, что налетчики смогут выдержать продолжающуюся стрельбу из башни, но это было именно то, что они делали. Кильон напомнил себе, что пули подвержены параболическому отклонению, а также потере скорости, и что, хотя скорость ветра вокруг дирижабля постоянна, потребуется очень небольшое изменение, чтобы отклонить пули от цели, как только они пролетят поллиги или около того. На самом деле налетчики, вероятно, были разбросаны гораздо дальше друг от друга, чем казалось на таком расстоянии, и между ними было много неба.
— Следуйте за мной, — сказал Пойтрел, ведя Кильона вокруг башни по узкому, огражденному перилами проходу, идущему вдоль всего корпуса дирижабля, пока они не оказались на полпути к задней части корпуса, где выпуклый плавник оперения закрывал обзор непосредственно сзади. Здесь проход расширился, чтобы разместить еще одну пару установленных на пьедестале пулеметов, оснащенных двуручными рукоятками. — Это просто, — сказал Пойтрел, стараясь перекричать грохот ротационных пулеметов. — Наводите и стреляйте. Они приближаются быстро, так что вам нужно будет стрелять с отклонением. Направьте пулемет туда, где они должны быть, а не туда, где они есть, удерживайте спусковой крючок нажатым и позвольте им влететь в поток ваших пуль.
— На что они надеются?
— Сесть на нас. — Пойтрел снял с предохранителя орудие правого борта. — А потом захватить корабль и перебить всех до единого из его команды, включая вас. Они вполне способны на это, поверьте мне.
— Без сомнения.
— Они будут в пределах досягаемости примерно через двадцать секунд. Подождите, пока я начну стрелять, а потом присоединяйтесь.
Кильон положил руки на рукоятки и развернул пулемет правого борта так, чтобы прицельное перекрестие оказалось в центре шести приближающихся рейдеров. Они были заметно крупнее, чем несколько мгновений назад, и неслись к "Раскрашенной леди" под удивительно небольшим углом. Он начал различать детали их черных, как у летучей мыши, крыльев, твердые, как бумага, углы сгибов и заостряющиеся шипы. Люди-летуны были сгустками бронированной тьмы там, где сходились крылья.
Пойтрел еще не успел открыть огонь из левого орудия, когда турель ротационного пулемета нашла свою цель, разорвав на части одного из рейдеров с фланга. Крылья нападавшего распались на темные хлопающие клочья, теряя целостность, когда пули прорвали затвердевшие вены и контрольные лигатуры. В то же мгновение налетчик превратился в облако разбитой брони, раздробленных костей и алой запекшейся крови. Это было так, как если бы в полдень только что прогремел тусклый фейерверк.
Когда их мертвый товарищ повалился на землю, пятеро оставшихся рейдеров сомкнули строй. Несколько мгновений казалось, что пулеметы смогут вести одновременный огонь, но затем шум из башни изменился, и Кильон понял, что теперь работает только один из них. Зона усиливала свою власть над ними, медленно отнимая у "Раскрашенной леди" все, что могло бы дать ей значительное преимущество над врагом.
Пойтрел открыл огонь, Кильон мгновением позже. Несмотря на то, что пулемет был установлен на пьедестале, он все еще чувствовал его отдачу, попытки сорваться с крепления. Из выхлопных отверстий пулемета вырывалось пламя, достаточно яркое, чтобы заслонять ему обзор налетчиков, если только он время от времени не отпускал спусковой крючок. Более опытный Пойтрел вел непрерывный огонь. И снова оставшийся ротационный пулемет нашел свою цель, и еще один из обходящих рейдеров по ленивой дуге оторвался от своих товарищей, крылья сложились позади него, когда он стрелой устремился к земле. Затем и этот пулемет прекратил стрельбу, оставив только задние пулеметные позиции. Четверо выживших рейдеров разделились на две группы, расходясь в стороны, чтобы представлять собой быстро движущиеся цели, прорывающиеся по левому и правому борту. Теперь они были очень близко, почти рядом с "Раскрашенной леди", и Кильон мог разглядеть детали их доспехов и вооружения. Им нужны были обе руки, чтобы управлять крыльями, поэтому у них не было возможности прицелиться из пистолетов или винтовок. Но у всех рейдеров к животам были прикреплены маленькие заряженные пушки, нацеленные так, чтобы стрелять немного вниз, если рейдеры летели горизонтально.
Пойтрел уложил одного из них. Это был хрестоматийный выстрел с отклонением — проложить перед летчиком режущую линию из пуль, позволив ему влететь в нее, как будто это была невидимая проволока для сыра. Розовый ужас внутренностей заслонил небо. В те мгновения, что оставались у него для сознания, ухмыляющийся налетчик все еще достаточно владел крылом, чтобы развернуться и навести свою пушку на "Раскрашенную леди". Пушка выстрелила один раз, раздался приглушенный лай. Снаряд с воем вонзился в борт дирижабля, пробив хирургическую линию насквозь, засасывая за собой рваную ткань.
— Нас продырявили! — крикнул Кильон, поводя пулеметом, чтобы преследовать двух налетчиков по правому борту, пытаясь предугадать их маневр.
— Мы справимся, — крикнул в ответ Пойтрел. — Не думаю, что это вывело из строя газовую камеру.
