Три стрелы, три сестры, мы вырвались на поверхность, уходя из ее губительных обьятий, а следом из раскрывающихся в земле провалов хлестали мутные, тяжелые воды Моря. Тогда я подумала, что этот сон обречен, но времени на сожаления не было.
— Сдавайся же, Суигинто, тебе не победить нас! — воскликнула Суисейсеки, направляя на меня свою лейку. Подлая слабачка, всегда искавшая случая ударить в спину!
— Все кончено, Первая, — Шинку, кажется, снова обрела спокойствие, но настроена была явно решительно, — Мне надоели твои выходки, а то, как ты использовала этого человека, было последней каплей для моего терпения. Мы покончим с этим здесь и сей…
— ХВАТИТ!
Голос раскатился над землей, словно гром, и порыв ветра ощутимо ударил всех нас. Краем глаза я видела, как упал и покатился в сторону расщелины маленький Джун, роняя смешные очки, и в то же мгновение Шинку с Суисейсеки наперегонки ринулись к нему на помощь, забыв о своих угрозах, а я… я повернулась туда, откуда шел голос.
Призрачная багровая фигура поднималась над рушашейся башней, и если бы не парившая рядом Четвертая, я не узнала бы в ней создателя этого сна. Он протянул к Джуну и поддерживавшим его куклам огромную руку, словно собираясь раздавить их, как надоедливых насекомых, но вместо этого пальцы проломили перекрытия и достали наружу крошечную на их фоне воронку — вход, через который незваные гости попали сюда.
— ПРОЧЬ, — раскатилось над изувеченным городом, и даже вода отступила от этого слова. Воронка втянула пришельцев, которые, впрочем, не слишком и сопротивлялись, а затем голова-облако повернулась ко мне.
— СПАСИБО, — прорезался багровой впадиной рот, — Я В ДОЛГУ.
Что можно было сказать в ответ? И я просто кивнула и полетела к Четвертой, чтобы не пропустить самого интересного. Пришла моя очередь мстить Тени.
Антракс
— Здесь тихо, Отец.
— М-да… Слишком тихо.
Ни зеркала, ни телевизора, ни кстати набранной ванны в искомом доме не оказалось, так что пришлось использовать монитор компьютера, в который я еле протиснулся. В первый раз все прошло как-то глаже. Хорошо быть куклой, у которой ширина плеч — сантиметров тридцать, не больше. Но это было еще не самым неприятным. Куда хуже была уже знакомая тяжелая тишина. Странно. Неприятно. Дьявол забодай, не ошибся ли я домом? Насколько я помнил образы Канарии и Ми-тян, их жилище должно быть не менее шумным, чем логово чайной компании. Что у них-то могло стрястись?
Ладно, допустим, Ми-тян на работе, Вторая следит за Шинку и Суисейсеки — хотя вряд ли они сейчас дома. Хе-хе. Шороху я им навел порядочного, что и говорить. И результат, надо полагать, будет соответствующим. Ни один человек, каким бы прокачанным он ни был, не может противостоять одной из Rozen Maiden. А уж ДВУМ… Я поежился от удовольствия. Хотя… Вряд ли Суисейсеки станет сражаться со своей возлюбленной сестричкой. Впрочем, много ли от нее требуется? Подержать в лозе бедную заблудшую овечку, пока Шинку разбирается с негодяем — и довольно с нее, какое там убийство, ну что вы, господа! Она все, все ей потом объяснит, разумеется, ведь он же такой злой и жестокий, он использовал бедняжку Соусейсеки все это время… ха-ха-ха-ха-ха!
По моим губам скользнула змеиная улыбка.
— Идем, Суок. Надо найти хозяев.
— Хорошо, Отец. А они, что, прячутся?
— Надеюсь, что нет. Хотя, для их же блага, им стоило бы.
Открыв дверь кабинета, я заглянул в гостиную. М-да… То ли воплощение первозданного хаоса, то ли, наоборот, высший творческий порядок, которого мне никогда не постичь… то ли кто-то в доме с пожарной кишкой баловался. Рулоны ткани, выкройки, нитки и иголки, маленькие платья и костюмы, подушки и картины — все располагалось абсолютно бессистемно и хаотично: на окнах, на полках, на стульях, на полу. Именно располагалось — все было аккуратно расставлено и очищено от пыли, словно вещи не раскидали по комнате, а чуть ли не с благоговением возлагали каждую на соответствующее место. На столе стояла маленькая вешалка стенд с незаконченным сейлор-фуку. Мать моя женщина, да это же… ну точно, вон и бант, и поясок… Она что, собирается заставить Канарию косплеить Сейлор Мун?!
Маразм…
Впрочем, я сразу выкинул это из головы, ибо взгляд мой наконец добрался до дальнего угла комнаты.
Он был огорожен красно-белой лентой, какой у меня дома затягивают ямы на дорогах, когда ВНЕЗАПНО выясняется, что ремонт не закончен, а денег у коммунальщиков почему-то уже нет. На ленте аккуратным почерком были выведены черные иероглифы. Нихонской мови я по-прежнему не разумел, но наличие восклицательных знаков позволяло без труда догадаться о смысле.
За этой грозной баррикадой островком порядка в море упорядоченного бардака прятался уголок, в котором картины не находились на полу, а вазы — на стенах, параллельно картинам. Собственно, из вещей там были только высокий детский стульчик да стол с лампой и… порывшись в памяти, я вытащил из какого-то пыльного закоулка за хвост визжащее и упирающееся слово «пюпитр». Антикварная вещь, однако. По причине полной своей в наши дни ненадобности.
Над короткой спинкой стула выдавались склоненные над столешницей плечи и головка с серо-зелеными волосами. В тишине комнаты был едва различим скрип карандаша по бумаге.
Жестом велев Суок следовать за мной, я осторожно сделал шаг по жесткому ковру.
Потом еще один.
И ещ…
Хрусть.
Спина Канарии вздрогнула. Я бросил взгляд вниз. Край моего ботинка задел обертку от шоколадки, свисавшую с рулона вельвета. Самый краешек…
Ну дерьма всем полную банку, а.
— Ми-тян? — обернулась она и встретилась взглядом с очень раздраженным мной.
Визг, наполнивший дом, слышали, наверно, на соседней улице. Прянув назад, Вторая повалилась спиной на стол, опрокинув стульчик и выхватив откуда-то маленький зонт. В воздух взлетело несколько плотных листов, исписанных закорючками. Хм… ноты? Из-за раскрытого зонта неслось непрекращаемое словоизвержение на японском.
И почему у меня никогда не получается действовать втихаря?
— Тихо ты! — гаркнул я во всю глотку. Не подействовало. Не глядя на мою откровенно гайдзинскую харю, она продолжала заслоняться зонтиком и кричать по-японски. Из-за матерчатого края высунулся дрожащий ствол пистолета. Ну-ну. Знаем мы эти штучки.
— Док-кой-са! — произнес я, хлопнув в ладоши. — Док-кой-са, док-кой-са, док-кой-са…
Ствол дернулся, застыл и медленно опустился. Я продолжал ритмично напевать, прихлопывая самому себе в такт. Старый, как мир, трюк, блестяще описанный в свое время неким не в меру мудрым человеком. Да-да, именно то, о чем вы сейчас подумали. Матросы на зебрах. Если оппонент настроен чересчур решительно — отмочи что-нибудь дикое. Сделай какую-нибудь неимоверную глупость, которую в данной ситуации не сделает ни один человек, у которого достаточно мозгов, чтобы дышать. Результат гарантирован. Весьма элегантно в свое время этот принцип описал Бисмарк: «Противника всегда нужно удивлять».
Яволь, майн фюрер.
Зонт слегка сдвинулся, и на мои тетеревино-глухарские вокальные экзерсисы недоуменно воззрился краешек глаза.
— Анта бака, кашира?
— Насчет того, кто здесь бака, распространяться не будем. Могла бы сразу заметить, что я не японец.
— Не… японец… Уэйт… хальт… постой! Ты что, русский?
— Нет, блин, я африканец. Бушмен-людоед. Убери свою брызгалку наконец, водой меня не проймешь.
— Водой?.. Откуда ты знаешь?! Ты шпион, наверно! Вражеский разведчик, проникший в крепость Ми-тян и Канарии, чтобы выведать их тайны!
— Хм, ну не…
— Агент темных сил у Ми-тян дома! Ужасно, просто ужасно, наверно! Теперь отважная Канария должна сразиться с ним и заставить выложить все, что он знает!
— Ты дашь мне хоть слово сказать?
— Кто тебя прислал? Суигинто, наверно?
— Да заткнись ты уже!
— Сам заткнись! Нет, то есть говори, наверно!
— …!!!
Это даже не цензурный пропуск. Просто блядских ебаных слов уже нахуй не осталось.
Не знаю, во что вылился бы этот дебильный спаренный монолог, если бы в этот момент из-за моей спины не вылетел черно-золотой луч. Суок встала между нами, направив на Вторую косу, как копье.
— Придержи язык, дура, — я едва не вздрогнул от звука ее голоса. Таким я слышал его всего однажды. Сталь. Инструментальная. Легированная. Титаном.
Канария при виде ее чуть не свалилась со стола. Глаза ее стали размером с бильярдный шар.
— Ты-ты-ты-ты кто такая?!
— Та, что откромсает тебе твой наглый язык.
— Но… — вдруг она просияла и встала на столешнице, опершись на зонтик и вытянув палец к нам. — Я поняла, наверно! Ты — Седьмая Кукла. Что ж, приятно познакомиться!
— Неприятно познакомиться… — и тут Суок прибавила такое, от чего глаза на лоб полезли уже у меня. Да. Гм. Са-а-анта Росалия, регина стефана… Откуда? Вроде и фильтровал базар при ней, и услышать ей было особенно негде… Или в Розу просочилось при создании? Похоже на то…
Вторая же от таких предложений просто освекленела.
— Что? Да как ты смеешь! Я Канария, умнейшая из Rozen Maiden, тебе следует относиться ко мне с надлежащим уважением, наверно!
— А я — Кокуосэки, Антраксова дочерь! — отчеканила Суок. — И я никому не позволю проявлять неуважение к Отцу!
Моя девочка. Не думал, что у кого-нибудь на свете могут раскрыться глаза еще шире. Как выяснилось, я вновь заблуждался.
— Чья дочерь?!
— Моя, — скромно хмыкнул в кулак я. Она переводила неверящий взгляд с меня на Суок и обратно.
— Ты… ты не Седьмая? Все… повторяется?..
— Ну, не совсем, — усмехнулся я. — Моя дочь не планирует становиться Алисой, в отличие от Барасуишо. В ваших разборках мы участвуем скорее в качестве ассистентов одной из сторон. Впрочем, тебе-то никакой разницы нет, по большому счету. Играем мы на другой стороне поля — к твоему несчастью.
Я потрепал Суок по распущенным волосам.
— Убей ее.
— С удовольствием, Отец.
Вид отпавшей челюсти Канарии ласкал мой взор не более секунды, ибо в следующую Суок, прыгнув вперед, с размаху развалила пополам стол, на котором та стояла. Вторая едва увернулась от порыва черно-золотого ветра — все-таки боевые навыки кукол несравненны. Меня бы распластало вместе со столом.
Другое дело, что на меня дочь руку не поднимет.
— Постой, что ты делаешь! Ты же не Rozen Maiden, прекрати!
Вжик! Торшер, которым заслонилась Канария, поехал по косому срезу и развалился пополам.
— А-а-а, это же лампа Ми-тян! Она стоила десять тысяч йен, наверно!
Дзан-н-н! Пнув в грудь, Суок отшвырнула ее в стену — спиной в картину, — и прыгнула вслед.
— Погоди, давай поговорим спокойно!
С-с-са! В воздух взлетела отсеченная прядь зеленоватых волос.
— Да ты сдурела, наверно!
Ш-шорх! Некстати подвернувшееся под черный клинок маленькое платье сбежало с перерубленной вешалки двумя кусками ткани.
— Ну это уж слишком! Пиччикато!
— Бэрри-Белл! — рявкнул я даже секундой раньше.
Желтая и зеленая сферы ударили друг в друга со стеклянным звоном — и разлетелись, стремительно уменьшаясь. Фуф. Успел. Суок была близко, слишком близко…
Но все же это было скверно. Момент был утерян. Пока ослепленная вспышкой Суок мотала головой и протирала глаза, Канария улучила-таки желанное мгновение, чтобы выставить зонт перед собой. Теперь она стояла на спинке дивана, держа его, как шпагу, и глядя на нас.
— Я предупреждала, — холодно произнесла она и метнулась вперед.
Избиение кончилось. Началась битва. В первый раз я ясно увидел, как сражаются куклы. И это действительно нельзя было передать никакими рисунками.
Коса в руках моей дочери превратилась в размытый полукруг исчерченной золотом темноты, порхающей вокруг нее, как стая бабочек. Стремительность, с которой она полосовала ускользающее размазанное желто-оранжевое пятно, посрамила бы не только ястреба, но даже богомола. Я едва мог выхватить отдельные моменты схватки, тонувшей в мелькании сталкивающихся с сухим треском косы и зонтика. Проклятая тряпочная хреновина оказалась на удивление прочной. Суок пыталась достать Канарию лезвием и ногами, одновременно увертываясь от резких уколов зонта в ее руках. Стиль боя той нельзя было назвать даже фехтованием — никаких позиций или хитровывернутых выпадов, просто зонт, казавшийся продолжением ее руки, разил, как кобра, из самых невероятных положений, в которых, будто на стробоскопической съемке, иногда удавалось выхватить ее тело, оставлявшее за собой в воздухе странный след, похожий на серию мгновенных голографических вспышек.
Вжавшись спиной в стену, я выполнял свою часть работы, то есть изо всех сил старался не попасть под шальной удар. О том, чтобы поддержать янтарем Суок, не было и речи — на таких скоростях это было невероятно опасно, с моим везением я наверняка угодил бы в нее. Мне оставалось только по мере сил контролировать ситуацию — именно что «по мере сил». То есть вообще никак.
Хотя… Нет, кое-что я все же мог. Но время для этого еще не пришло.
Сверху дождем сыпались зеленые и золотые искры: Бэрри-Белл и Пиччикато выясняли отношения на всю катушку. Мой маленький помощник старался на славу, не подпуская к Канарии ее хранителя. Прекрасно. Перевес по-прежнему был на нашей стороне: без своего духа Вторая не могла призвать скрипку, Суок же не нуждалась ни в чьей помощи.
Прозевав удар древком косы по лбу, Канария отскочила за стул и вдруг, ухватив его за ножку, молниеносным движением швырнула в меня. Я инстинктивно вскинул руки, раздался треск: вспыхнувшая на миг передо мной выпуклая стенка цвета ядовитого меда приняла на себя удар. Отдачи при этом не было. Ого! Я и не знал, что так могу! Белая Карта вновь удивила меня. Чего еще я о ней не знаю, интересно? В следующее мгновение Суок с яростным криком ударила нашу противницу плечом в грудь. Драка возобновилась. Комната уже напоминала дзот после попадания фугасного снаряда. Я откровенно наслаждался происходящим.
Но вскоре мне стало ясно, что спектакль пора кончать. Канария оказалась неожиданно крепким орешком: даже без медиума, она смогла противостоять моей дочери почти на равных, хотя и постоянно пятилась, увертываясь от всполохов черной стали. За окном уже темнело, скоро с работы придет Ми-тян. Что будет тогда? Сказать было нельзя. И я привел в действие резерв.
