Стройки Империи (Полный текст)

"А может, я в этой реальности первый и последний раз танцую", подумал Виктор.

Он представил себе, что это не битлы, а "Мани-мани" от "Аббы". Как будто дискотека в четвертой битмовской общаге, году так в семьдесят девятом. Перед глазами всплыди зажигательные движения Бобби Фаррела, культового танцора "Бони М". Тело вдруг само вспомнило пластику, все то, что он "давал" на третьем курсе. Нет, конечно, не Бобби Фаррел, но кое-что...

Сперва ему показалось, что он будет выглядеть странно; но тут он заметил, что и Павел Ойвович, и остальные, внимательно наблюдают за ним и стараются повторять.

Свободнее, легче, расслабленнее... Не надо подражать тем, что в наше время просто прыгали. "Daddy, daddy cool..."

— Это и есть новый танец? — спросила запыхавшаяся Анна Николаевна.

— Так... Проба.

— Павел Ойвович, так ведь это... — начал Коля.

— Я понял. Набросай записку вчерне. Завтра вместе с этим к Федорычу. Цикл "нагрузка-расслабление", транс, в общем, все.

По неписанным законам вечеринок после быстрого танца всегда должен быть медленный. Медляк оказался хитом "Любовь носится в воздухе" от "Шокинг блю". Виктор подошел к Лене и пригласил ее с легким поклоном; Лена смутилась и пошла навстречу. В этот момент Виктор жалел, что легендарная "Венера" появится только через год. Если вообще после кризиса она появится.

Ее руки лежали у него на плечах, ближе к шее, почти соприкасаясь; Виктор поддерживал партнершу ладонями чуть выше талии, как и остальные, и ему внезапно пришло в голову, что здешний медляк просто придумали, как дозволенный способ обниматься на людях, причем как со своими, так и с чужими женщинами. Он начал пытаться вести партнершу под музыку; Лена легко чувствовала его движения и следовала им.

— Вы танцуете танго? — спросила она.

— Горячее аргентинское танго, танец страсти?

— Ну, я бы такое сама не смогла. Да и в квартире нет места. Просто я вижу, вы любите танцевать.

— Просто вы идеальная партнерша. Где-нибудь учились?

— На танцплощадке. Берия тогда уже сказал, что запреты джаза были перегибом.

Хит кончился; Виктор довел даму до места и учтиво откланялся. Вот так и продолжать, подумал он. Светское общение, интеллектуальные беседы, не заходя далеко. С Леной общаться приятно.

— У вас тут на лоджии можно перекурить? — спросил подошедший Коля.

— Ну конечно.

— А пепельницы не найдется? На кухне что-то не нашел. Если что, в крайнем случае консервной банкой воспользуемся...

— Подождите, я посмотрю в кабинете.

Массивный диск синего стекла со впадиной и лунками на бортах оказался в ящике письменного стола, без следов пепла — видимо, лень было забирать после предыдущего хозяина. Виктор секунду в раздумье подержал его в руке; взгляд его упал на приемник.

"Что же там, черт возьми, происходит?"

Он нажал на крайнюю клавишу, раздался щелчок и через секунду через редкие помехи прорвалась речь. Аппарат почему-то оказался настроен на волну Парижа на русском языке.

— У нас пока нет прямых доказательств, — говорил, слегка грассируя, обозреватель, — что Советский Союз применил в пограничном конфликте лазерное оружие, однако...

"Чего-чего? У них, что, попаданцы из нашего завтра?"

30. Туз в рукаве.

— Есть подтвержденные свидетельства, — продолжал французский обозреватель, — что с мест конфликта вывозят трупы, которых можно в целом определить, как военнослужащих бундесвера, часть их сильно обожжена или обгорела.

— Это не может быть ядерное оружие? — спросила ведущая.

— Нет, проникающей радиации или радиоактивного заражения в районе конфликта пока никем не зарегистрировано.

— Скажите, насколько вероятна возможность создания такого оружия и использования его советскими войсками?

— Ученые считают, что оружие такой мощности пока может существовать только теоретически. Если выяснится, что Советский Союз действительно имеет на вооружение такие мощные лазеры, это значит, что он располагает секретными технологиями, которые недоступны самым развитым странам мира. Ну, или русским помогают инопланетяне, высшая цивилизация. Во всяком случае такое сверхоружие русские будут хранить в глубокой тайне...

Виктор выключил приемник и вернулся на кухню.

— Там французы что-то про лазерное оружие говорят, — сказал он Коле, протягивая пепельницу.

— Французы? Ну, пусть говорят. Все равно ничего толком не знают, — загадочно ухмыльнулся Коля и пошел курить на лоджию.

— Хлеб порезанный еще есть? Прогнозируют, что если войны не будет, средняя площадь снимаемого жилья скоро увеличится на двенадцать процентов.

— Вот хлеб, рижский... Виктор Сергеевич! Идемте, идемте к столу!

В гостиной Павел Ойвович держал в руках большой потертый чехол.

— А я знаю, у кого в этом доме можно достать гитару! Елена Васильевна, вы давеча говорили, что вы играете!

— Только если будете подпевать! — сказала Лена и, достав инструмент, села на диван.

— Что-нибудь новое из мира студенческой и туристской песни...

— Посмотрим, — сказала Лена, подкручивая колки. — Виктор Сергеевич, а вы знаете что-нибудь такое новое? Один человек говорил мне, что вы пишете стихи.

— Любительские. Смеяться будете.

— Не будем. Говорят, что в Союзе почти все пишут стихи. А я подберу музыку.

"Наступает момент, когда попаданцу надо петь, и к тому же не Высоцкого. Высоцкого я сам слышал. И вообще народ избалован бардами. Что же им такое выдать-то в духе шестидесятых?"

— Ну, если все пишут... Мотивчик примерно такой — тарарам, пару-рам, пару-рам, тара-рам, пару-рам, пару-рам... Да-да, именно. Ну, попробуем.

Теплый дождь постучал на заре

На вернувшегося с кухни Колю зашикали, и он присел на стул. Виктор продолжал.

Ветер тучи угонит вдаль,

Анна Николаевна машинально водила вилкой в такт мелодии. Кто-то начал тихо подпевать без слов.

Лена смотрела на Виктора, словно пытаясь угадать в его глазах ноты. "Наверное, нравится?" — мелькнуло в голове.

И совсем где-то рядом ответ,

Лишь бы не сорвался голос, думал Виктор. Лишь бы не сорвался. Перед его глазами вдруг всплыл вечер на Ворскле, в Полтаве, на технологической практике. Боже, подумал он, какие времена прекрасные были, какая мирная страна...

И еще не слабо — напролом,

Замолк последний аккорд и в комнате повисла зыбкая вечерняя тишина.

— Признайтесь, Виктор Сергеевич, вы любили стихи Павла Когана! — воскликнула Люся.

— Ну, так это... — Виктор замялся в поисках нужного слова, — Коган, это Коган. Жаль, что война убивает лучших, и так рано.

— Случайно не пересекались? — спросила Лена. — Вы почти ровесники.

— Увы.

"А ведь я со своей любительской рифмовкой мог погибнуть под Новороссийском, а Павел Коган — выжить и издать гениальную поэму о войне... И сколько здесь может погибнуть гениальных поэтов, художников, конструкторов и просто хороших людей... Чем, чем им можно еще помочь?"

— "Тем, кто знает-еще не конец..." — задумчиво произнес Павел Ойвович. — Лена, можно инструмент? Нашу, студенческую... "Когда мне изменяет дева, недолго я о том грущу..."

— Ах, черт возьми, крамбамбули! Подать сюда крамбамбули! Крамбам-бим-бамбули! Крамбам-бу-ли! — подхватила кампания веселый припев.

Потом была "Пять ребят о любви поют" — не тот развязный и знакомый Виктору по студенческим временам дворовый вариант, а ранний, Карпова и Благонадежина, и Виктор с трудом сдержался, чтобы машинально не выпалить последней строчкой — "Уже пьяными голосами". Была старая "Ты уедешь к северным оленям" и еще какие-то несколько незнакомых, но душевных.

После песен торт пошел на "ура".

31. Окно роста.

...За окном уже давно горели огни недавно заселенной "китайской стены". Виктор носил посуду на кухню, где курносенькая Люся, рассказывала Лене, как обращаться с посудомоечной машиной.

— Вот все складываете в корзину, как в стиралку. Сюда заливается раствор... Где-то в шкафчике под раковиной должна быть "Немезида..." А, вот, целая бутылка. Это заливать в воду, получается раствор...

— Ну и муторная штука, — вырвалось у Лены. — Да я быстрее руками все перемою.

— Это потому что устаревшая машина. Сейчас настольные выпускают. Там спереди откидывается. Ничего, приучайтесь. Это экономит время. Пока она крутится, можно гладить белье.

Люся нажала кнопку, и под круглым танковым люком крышки машины что-то зажурчало. Люся подошла к окну; раздался легкий щелчок выключателя и в форточке мягко зажурчал вентилятор, выбрасывая на улицу пар и кухонные запахи. Рокот вентилятора тут же был заглушен гулом двигателя мосудомойки. Рядом с Виктором зарокотал компрессором холодильник. На окне в этом многозвучии что-то бормотал приемник; Виктор повернул ручку погромче.

— Новыми трудовыми победами отметили юбилей Великого Октября ждановские судостроители, — говорила дикторша таким тоном, будто речь шла о рождественском подарке, — сварщик Николай Иванович Мартыненко сварил без единого дефекта на двенадцать процентов больше шва, чем на предыдущем этапе соцсоревования...

"Войны пока нет", подумал Виктор.

— Приятное известие ждет наших покупателей в будущем году, — заворковал бархатный баритон диктора. — Теперь можно будет сдать старый телевизор в пункт приема за плату в десять рублей за каждый сантиметр диагонали экрана. Деньги не будут выдаваться на руки, а будут засчитываться при покупке нового телевизора...

Через полчаса в квартире остались только Виктор и Лена. Тарелки и чашки выстроились в шкафчике на сушилке, и совместными усилиями даже пропылесосили ковер в гостиной, для чего из кладовки был торжественно извлечен голубой шар "Сатурна".

— Можно, я воспользуюсь телефоном? — усталым голосом спросила Лена.

— Позвонить домой, чтобы не волновались?

— Вызвать такси. В праздник найдут свободное не раньше, чем через час. Даже частники не спасают, столица растет... А в автобусе давиться с пересадкой не хочется.

— Какое такси? — воскликнул Виктор. — Поедете на моей служебной.

— А не будет неприятностей за использование в личных целях?

— Лена, у меня инструкция пользоваться служебным транспортом за пределами района.

— Даже так? — в голосе Лены скользнула явная ирония. — Я не хочу, чтобы ради меня вы шли на нарушение.

— Можете сами убедиться. Пока отдыхайте, садитесь на диван, посмотрим, что у нас на праздник у акул телебизнеса.

Лена пожала плечами, но со вздохом облегчения села на диван, закинув ногу на ногу, и положив Куки на колено.

— По Ленинградскому телевидению сейчас "Крепкий орешек". Это на ДМВ надо переключить.

Подойдя к глыбе "Рассвета", Виктор щелкнул длинной клавишей тумблера сети, затем надавил мелкую, как на автоматическом карандаше, кнопку переключателя диапазонов. На дециметровом надо было настраивать ручкой, как приемник; оставалось дождаться, пока прогреются лампы.

— У вас на боку радиодиспетчер? — спросила Лена.

— Что?

— Ну, как сейчас в больницах. Такие приемники, по которым вызывают врачей и сестер.

— Вроде того.

Экран засветился "снегом"; Виктор покрутил ручку, пока не послышалась бодрая музыка, и не появились мультяшные титры. Похоже, что легендарное творение Теодора Вулфовича и Ефима Севелы, на которое в детстве Виктор ходил в кино три раза, осталось сугубо безальтернативным.

— А как вы относитесь к такому кино? — спросила Лена, когда Виктор опустился на диван рядом, скрипнув пружинами.

— Брюс Уиллис нервно курит в стороне.

— А это кто?

— Не, ну этот, как его... Тони Кертис. Я их все время путаю.

— Некоторые ветераны возмущались, письма писали. Романов в Ленинграде даже хотел запретить показ по телевидению. Но Козлов сказал, что фильм нормальный и не антисоветский.

— Ну так Козлов же сказал.

— А вот лично вы как считаете?

— Лично мне он настроение поднимает. А вам?

— Мне... — Лена на мгновение задумалась, но тут же расхохоталась на реплику Соломина "На фронт! Только на фронт!".

Цвета на экране казались не слишком сочными, особенно сложно было с цветом лиц, которые после "цифры" казались Виктору то желтоватыми, то зеленоватыми. Фильм действительно оказался таким же, что и в нашей реальности. Виктор даже начал подозревать его маркером точки перехода. Но вокруг ничего не происходило. Никто не звонил в дверь, не материализовывался из воздуха, наконец, Лена вела себя совершенно естественно и координат окна на границе не сообщала.

— Ну все, — вздохнула она, — когда отзвучали аккорды финального марша, — мне пора. Все было чудесно.

Виктор щелкнул кнопкой выключателя и подошел к телефону. Прозрачный лиск тихо жужжал, возвращаясь в свое положение. В трубке щелкнуло, длинный гудок тут же оборвался, и строгий женский голос произнес "Диспетческая слушает!".

— Скажите, можно машину для Еремина Виктора Сергеевича?

— В какое время и куда подавать?

— Сейчас, к дому. Адрес...

— Спасибо, мы знаем. Ожидайте звонка.

-Ну что? — спросила Лена.

— Сказали ожидать звонка.

— А сколько ожидать, не сказали?

Он не успел ответить. В прихожей раздался знакомый звук гонга.

— Артем Петрович, — отрекомендовался невысокий мужчина в коричневой кожаной куртке и без шапки. — С вещей что-нибудь помочь нести?

— Нет-нет, — Лена торопливо ухватилась за сумку. — Мы сейчас оденемся, вы извините.

— Я подожду.

— Проходите сюда, что ж там в коридоре стоять...

У подъезда в свете фонаря стояла обычная "Волга", ГАЗ-21, или, как ее называли в семидесятые годы, "старая" — светло-синего цвета, с блестящим "китовым усом" хромированого молдинга. Справа от места водителя, на переднем сиденье, в машине дожидался еще один человек.

На Лену эта машина произвела совершенно неожиданное впечатление.