Страх очень быстро перерос в ужас, и... Всё резко прекратилось.
Покачиваясь, полуоглушённый, я кое-как нащупал стул и сел. Потемневший кристалл отрядного амулета настойчиво рассылал из глубин круговые оранжево-красные полосы общей тревоги.
Что это было?
И тут же пришла догадка, заставившая сорваться с места, на ходу подхватывая Скола.
Кейт в опасности!
Кажется, из квартиры я выскочил вместе с дверью...
Интерлюдия II
Анклав Эри-Тау
Шелест тысячи тростников, резиденция главы клана Цюрбэй-данг
Шитокку негодовал. Нет, даже не так — глава клана Цюрбэй-данг пребыл в ярости. Он был готов крушить, ломать, обрушивать на головы провинившихся ливни испепеляющего огня... Одна только проблема — большую часть ямы патриарх выкопал себе сам.
Но кто ж знал, что чужекровная окажется не просто артефактором, а натоящей хинтошэ-ваардат, Вкладывающей душу? Мелкая, худющая, с затравленным взглядом — последний осколок канувшего в Вечность клана Танкара. Страшная, как, разве что, только боги Изумрудных островов знают кто. Где утончённая округлость лица, где благородное отсутствие второго века, а вместе с ним — и неизмеримо прекрасный раскосый разрез глаз? Где пышность тела? Где знания этикета?
Только талант артефактора да обещание последней главе клана Танкара не позволили сразу же отправить осиротевшую приблудную в бордель. Недалёким разумным как раз по нраву такие вот страшные глазасто-носастые девки. Даже если не залезут на такую, будут рады другим услугам, кои она может оказать.
Но — обе жены Генно так и не принесли хотя бы одного мальчика, а эта чужекровная, хоть и страшная, вполне могла бы родить ему наследника, ради такого можно и потерпеть, ведь обеспечение продолжения рода в веках — прямая обязанность главы любого клана.
Внук славно подыграл старику, вскружив голову девчонке так, что она даже не вспомнила о скором вступлении в должность главы клана Танкара, и с радостью кинулась заверить брак с Генно перед алтарём Лайамэ. Впрочем, Шитокку тогда поставил ей жёсткие условия — или становится женой внука и работает на клан, или же — работает на клан, но уже в качестве обслуги в борделе.
Правильно подобранные смысловые акценты и ударения, цепочки недомолвок и намёков, выставленные в довольно простую, но не лишённую изящества форму, сыграли свою роль, начисто стерев из головы Кейтерры какие-либо мысли о возможных альтернативных решениях.
Дотяни она до момента совершеннолетия и стань главой клана, пусть даже в нём только она одна и осталась — разговор был бы совершенно другим.
А так — и девка при деле, и для Генно какое-никакое развлечение, и никаких разборок и обязательств на уровне глав кланов уже не будет.
Чего ещё желать старику, на плечах которого висит забота о благополучии нескольких сотен кицунэ?
А теперь вот Дангакко, один из лучших Ищеек клана Цюрбэй-данг, принёс плохие новости. Плохие для всего клана. Проморгали пробуждение хинтошэ-ваардат, списав все достижения и успехи чужекровки на банальное незнание основ артефакторики — ведь именно незнание зачастую приводит к прибыльным новшествам и изобретениям. Но что такое самобытный гений в сравнении с Вкладывающими душу? Ничто, пыль под ногами, отголоски теней в тёмных углах комнаты. Хинтошэ-ваардат приходят в мир раз в несколько поколений, и они слишком ценны, чтобы оказаться таким вот глупым образом утеряными.
Шитокку прекрасно помнил последнюю Вкладывающую душу в их клане. Тогда ему не исполнилось ещё и двадцати, а хинтошэ-ваардат доживала восьмую сотню. В отличие от остальных женщин клана, она не состарилась, морщины не испещрили её лицо, хвосты не покрылись серебром седины, а груди не обвисли уродливыми мешками. Вкладывающая душу Химайре внешне так и выглядела юной красавицей, коей больше ста пятидесяти лет и не дашь.
Из кучки металла и камня хинтошэ-ваардат собрала для старшего сына тогдашнего главы клана охранного голема. Без наковальни и кувалды, без пробирок, зелий и отваров, без заклинаний и ритуалов — просто положила руки на груду мусора, помолчала и, кивнув своим мыслям, села рядом, допивая изысканный взвар из сушёных листьев южного растения тейти.
Через некоторое время кучка хлама вздрогнула, поплыла, укуталась невесомым туманом, а когда пелена развеялась, на месте исходных материалов оказалась каменно-металлическая ласка. Довольно крупный зверёк напоминал статую, и поначалу Шитокку решил, что хинтошэ-ваардат создала красивую статуэтку, коих у отца было полно расставленно по всем комнатам, но — фигурка пришла в движение, мгновенно и беззвучно взобралась на плечо молодому наследнику клана и замерла — невесомая, неподвижная, но странно живая.
— Скоро я уйду в Колесо, — спокойно сказала тогда Химайрэ. — Голем будет сопровождать и охранять тебя всюду, где бы ты ни был и куда бы ты ни попал — он всегда придёт на помощь. Прими мой последний дар, наследник.
Вкладывающая душу прилегла почитать, задремала, и больше не проснулась.
Когда пламя прощального костра с невозможным для ритуального помещения гулом взметнулось под потолок, ласка-голем заверещал и прыгнул в огонь. Потом, когда пришло время собирать прах, его нашли — под странно уцелевшими костями кисти Химайрэ.
Голем рассыпался на камни и металл только спустя четыреста лет, истратив последние запасы сил на хоска. Ласка буквально прогрызла себе путь к энергетическому узлу твари, навсегда уничтожив порождение Катастрофы.
И — вот и сам Шитокку, выходит, собственноручно унизил и оскорбил новую хинтошэ-ваардат... Сам поставил неподъёмный могильный камень на возвеличивании клана Цюрбэй-данг.
— Олух!
Мощная оплеуха опрокинула Генно на пол, внук, скорчившись у ног патриарха, смотрел на деда взглядом, полным обиды и непонимания.
— За что, Шитокку-атаббо?
Глава клана ухватил кицунэ за кончик уха, с лёгкостью поднял Генно так, что глаза внука оказались напротив глаз старейшины.
— А ты не понимаешь, да?
— В чём я виноват, дед?
В глазах Шитокку полыхало пламя с трудом сдерживаемой ярости. Дангакко, правильно истолковав короткий жест, сделанный свободной рукой патриарха, молча и быстро покинул кабинет старейшины. Незачем ему быть свидетелем семейных разборок старшего рода.
— Ты ещё спрашиваешь, поганец?! — Вторая оплеуха оказалась гораздо тяжелее первой, и если бы дед не держал Генно за ухо, то тот бы точно укатился к стене. — Чем ты довёл младшую жену до такой степени, что она бросилась под защиту чужекровных Анклава? Молчишь? А я тебе скажу, ошибка моего сына, по недоразумению не засохшая на простынях в спальне Дэйю-риббо.
Боль. Хорошая боль отрезвляет. Когда чувствуешь, что часть тела вот-вот покинет тебя, и уже слышишь сквозь гул крови в ушах отчётливый треск хрящей и рвущихся от натуги мышц, любой морок покидает разум, оставляя только боль и кристально чистое сознание. Шитокку, не смотря на прожитые столетия, отлично помнил, как отец наказывал его за гораздо более мелкие прегрешения не менее суровым образом. И раз на него тогда действовало, то и на молодого кицунэ подействует.
Перед глазами Генно появилась маленькая плоская шкатулка. Чёрный кривой коготь старейшины вдавил потайную пружинку, и крышка, открывшись, явила взору неравномерную кучку серого порошка. Генно нервно сглотнул. Пыль... Два вдоха, и боль уйдёт, три вдоха — и разум станет чище.
Шитокку захлопнул шкатулку и выбросил её в огонь. Генно дёрнулся было выцепить из жадных лапок пламени драгоценность, но рука патриарха в третий раз заставила померкнуть свет в глазах. По ощущениям — в челюсть вбили толстый гвоздь. Одним, коротким замахом, на всю длину. Мысли о серой пыли, сгорающей в камине, мгновенно покинули голову. Впрочем, вообще все мысли покинули разум молодого кицунэ, оставив только пульсирующий огонёк негасимой боли.
— Ты понимаешь, что только за одну эту дрянь я могу смело сдать тебя лабораторным крысам чужекровных? И моя совесть будет чиста.
Как ни больно было, но Генно кивнул. Он даже не пытался думать, где мог попасться, или кто его сдал. Боль разрывала ухо, и всё, на что хватало сил младшему наследнику, это только кивать на вопросительные интонации.
— Ещё раз повторяю — что ты с ней сотворил, гадёныш?
Боль чуть ослабла, колени коснулись пола, обретя дополнительную опору, позволяя снять нагрузку с уха.
— Н... ничего такого... Она даже в моём... доме не жила...
— Бил?
— Чуть-чуть... В воспитательных целях...
— И что ты воспитывать в ней пытался?
В разуме Шитокку переплелись горечь и разочарование. Внук унаследовал привычки непутёвого отца, чтоб хоск, его сожравший, до смерти заикался.
— Желание родить... мне наследника...
Старик сплюнул на пол, расслабил пальцы, и Генно рухнул вниз. Щекой аккурат на массивную каплю густой слюны.
— По животу бил?
— Н-н-нет... я ж... я же не дурак какой...
Хоть тут легче. Впрочем, один огромный минус хинтошэ-ваардат всё это перекрывал — беременность для них настолько редка, что легче встретить кого-нибудь из богов в уличной толпе, чем порадоваться младенцу. И отец такого ребёнка должен быть здоров, или, как минимум, не иметь тяжких болезней.
А серая пыль... Тьфу!.. Сколько внук на этой пакости сидит? Третий год? Да у него между ног вообще всё давно иссохнуть, скукожиться и отвалиться должно было, даже не смотря на врождённую живучесть кицунэ.
Вкладывающая душу Кейтерра при любом раскладе бы не принесла наследника Генно.
Эх, знать бы заранее, кем она окажется, можно было бы связать браком с Итайкко, средним внуком, этот оболтус от книг и исследований не отлипает, до сих пор, наверно, женское тело видел лишь на скабрезных картинках да щупал лишь во сне. Зато здоров. Заморыш, правда, но это от отсутствия регулярных тренировок. Нормальная пища, постоянные пробежки и рукопашные бои, несколько месяцев тяжёлой работы за пределами Анклава — и вполне себе статный жених получится.
Но — поздно. Хинтошэ-ваардат, если верить немногим сохранившимся легендам, всегда отличались редкой злопамятностью.
— Ты слышал доклад Дангакко. Понимаешь, кого ты гнобил?
Молодые и далеко не самые спокойные годы старого кицунэ оставили чёткий след в памяти Шитокку, и порой прорывались в реальность сквозь спрессованную пыль столетий в виде смены рисунка речи, проявлении оборотов, характерных для вольных отрядов...
— П-понимаю.
Послали боги идиота в семью... Старейшина устало потёр виски.
— Точно только слегка воспитывал?
Генно внутренне скривился: старый хрыч всё пеняет ему отцом, хотя сам не лучше. Думает, что о его похождениях уже никто не знает? Не-е-ет, ошибается. Не один он такой долгожитель, да и Ищейки не только у него есть. Так что компромата уже вполне достаточно накоплено, осталось только дождаться момента и лично возглавить клан. Старший, конечно, помеха, но те, кто вышел на него, обещали помочь Тенакко сгинуть без вести в лесах за Периметром, куда братец так любит наведываться в составе экспедиций. Средний вообще не в счёт, этот книжный червь всё променяет на книги и возможность с ними возиться. Мать, двоюродные братья, дядя? Не проблема. Всё решаемо, все устранимы. Только потерпеть немножко осталось, совсем чуть-чуть.
Тяжёлый окованный носок сапога чувствительно поддел по рёбрам, Шитокку явно не нравилось молчание внука.
— Я. Тебе. Задал. Вопрос.
— Ну, на цепь пару раз садил... когда сбегала... — во рту появился металлический привкус крови, похоже, старикан всю требуху ему отбил. — Плеть назначал...
Договорить Генно не успел — шквал коротких, выверенных ударов ногами выбил из него дух и волю, заставляя корчиться и стонать от боли, отхаркиваясь кровью, и пытаться хоть как-то прикрыться руками от тяжёлых сапог деда.
— Паразит! Ты понимаешь, что сам настроил не только против себя, но и против клана Вкладывающую душу?! Да она теперь даже в качестве главы к нам не вернётся, урод безмозглый!
Шитокку отводил душу. Пусть и выглядит дряхлым, но силы остались прежние. И ярость. Ярость требовала выхода.
Чужекровку можно было бы вернуть публичным наказанием внука и расторжением брака, но пытки — а это пытки и есть, как ни крути, равно как и насильственное удержание в неволе — перечёркивают практически все возможные варианты примирения. Если информация о самодеятельности Генно просочится за пределы клана — клан уже никогда не отмоется.
Молодой кицунэ враз перестал сопротивляться, обмякнув бесформенной грудой тряпок и мяса.
На короткий свист старейшины почти мгновенно появились два бойца из Теневых.
— Приберите тут, и эту падаль домой забросьте.
Сам же, больше не обращая внимания на бессознательного Генно и бойцов, сел вплотную к камину и запустил руку в жадный огонь. Боль, пришедшая поначалу, незаметно сменилась успокоением, стихия ласковыми волнами накатывала на старика, пробегала по телу очищающим теплом, и ярость утихала, сменяясь спокойствием и ясностью сознания.
Внук испортил практически всё, что только мог, и план просто задвинуть девку подальше, нейтрализовать её будущие клановые обязанности, в том числе.
Кейтерра теперь в полном праве обратиться к Лайамэ напрямую, и богиня одобрит её решение. А может и обратиться в какой-нибудь из Департаментов, и тогда уже никакие многовековые договорённости не помогут — клан в лучшем случае просто выставят за Периметр.
Впрочем, есть ещё пара идей, и надо бы их обдумать как следует, может, и приведёт одна из них хотя бы к нейтральному отношению к клану Цюрбэй-данг новой Вкладывающей душу.
Сбросив одежду, старик вошёл в огонь, пылающий в высокой арке камина, и пламя надёжно укрыло его от окружающего мира.
Хижина в ивняке, резиденция Генно тэн Цюрбэй-данг
Жёны, предчувствуя неладное, предпочли забрать детей и переночевать в родовом поместье старшей, однако на самом выезде с территории, у ворот, они нос к носу столкнулись с представителями патриарха. Бойцы, заметив явно встревоженных женщин, молча подняли над краем платформы голову бессознательного Генно, безмолвно спрашивая, что с ним делать.
Старшая, как самая смелая, перегнувшись через борт семейного шагохода, свесилась к представителям личной охраны Шитокку-атаббо:
— Кто его так?
Сидевший на месте водителя боец наконец-то соизволил ответить:
— Старейшина, уважаемая Луаннэ-танбо.
Луаннэ побледнела настолько, что это стало заметно даже в густых вечерних сумерках.
— Он же нас убьёт, когда очнётся...
— Можем связать и положить куда-нибудь в шкаф, если пожелаете.
Кицунэ схватилась за голову, умудрившись не потерять равновесия.
— Тогда мы точно отправимся в Колесо...
