— Выбора нет, вот почему, — Пламен пнул комок снега. — Обе мировые войны развязали не коммунисты.
— Так что: снова отнять и поделить?
— Оно всегда так, понимаешь? — Пламен развел руками. — Отнимать мы можем либо у природы, как у вас на лозунге написано…
Умник сплюнул. Сам же написал, и вот как вывернулось.
— … Либо у людей. Больше никакого выбора.
— А на дележке опять крысы?
— А на дележке ЭВМ, она железная.
— Ну, допустим, всем выдали пайки честно. Они потом все равно ими меняться будут.
— Это все нужно там, где не хватает ресурса. Ты вот воздухом дышишь?
— Ну.
— Воздух платный?
— Схуяли? — Умник натурально опешил.
— Ну вот, у нас воздушный коммунизм, так? Воздух ресурс настолько важный, что слов нет. Воздух есть жизнь. И как, потребление воздуха у нас через капиталистический рынок?
— Воздух продавать? Че, ебанулся?
— А вот примером… На космической станции воздух будет платным, как ты полагаешь?
Стройбатовцы зашумели, переглядываясь. Чертов моряк отвечал-то всерьез. Не “сверху вниз”, не через губу, как в такой ситуации сказал бы всякий мажор или даже замполит. Мол, глупые вы, неразумные. Надо крепить и улучшать, повышать и достигать, что непонятно?
Умник ответил осторожно, забыв, что шел вообще-то драться:
— Полагаю, он там должен быть платным. Его туда завозить надо, как воду в Каракумы. Это расходы.
Пламен быстро нагнулся, скатал снежок и принялся перекидывать его с руки на руку; все машинально следили за белым пятнышком.
— Вот и смотри. Коммунисты считают: надо поставить страну раком и построить Каракумский канал. Чтобы воду туда завозить уже не пришлось. Решить проблему отсюда и впредь. Капиталисту выгодно вечно держать половину Туркмении за горло, чтобы продавать им воду.
В толпе заворчали. Гиря для себя знал точно: он бы держал. Чем бы ни торговать, он бы всех соперников удавил. И потом цену ломил. Но то же коммунисты. Они так вывернут, что вроде ты ничего плохого не делаешь, вроде ты — как все! Но почему-то выходит, что если всем лучше, то каждому конкретному человеку хуже. А лично тебе вовсе капец. Что капец во имя светлого будущего, как-то слабо утешает.
Пламен швырнул снежок в темное небо, и все опять проследили полет, как зачарованные. Отряхнув руки, Пламен закончил:
— Теперь замени Каракумы на Марс, а воду на воздух, и сам поймешь: с кем выйдем в космос, а с кем будем вечно платить за каждую гайку.
— Ну вот мы вышли на другую планету, — Умник справился с пересохшим горлом. — Влезли мы сюда. Зачем? Нам что, дома земли не хватало?
Пламен обернулся:
— Варен, поясни, ты как-то про Афганистан рассказывал.
Вышел из моряков еще один — пониже, не такой брюнетисто-нахальный, но тоже, зараза, чистый. Сказал:
— Кино “Белое солнце пустыни” все смотрели? Вижу, многие. Ну вот, у меня товарищ после учебы распределился как раз на юг. Он пишет очень просто. Есть, например, афганский город, скажем: Герат. Население там спекулирует чем получается, да мак сажает. На опиум и героин. Как с этим бороться?
— Ловить, стрелять.
— А некому. Там бандитизм поголовный. Там плантации охраняются отрядами басмачей штыков по двести.
— Усилить милицию? — голос прозвучал неуверенно. Видно, говорящий сам понимал, что получится ерунда. Варен кивнул:
— Так мы доусиливаемся, что половина страны вторую половину ловит и сажает. И все это выплескивается к нам через южную границу. Оно нам надо?
Гиря подумал: сорвать разговор, что за лекция? Мы че, в обществе “Знание” ? Пусть начнется драка уже!
Но облизал пересохшие губы и ничего не стал делать. Понял: сейчас драться никто не пойдет. Морячок не говорил ничего особенного, ничего нового, ничего великого.
Он просто разговаривал. Как со своими.
Гиря помотал головой. Волк тамбовский ему “свой”!
Варен объяснил:
— … Построили завод. Неважно, какой. Сковородок или там подков для ишаков. Просто: в городе появились около тысячи человек, не зависящих от урожая мака. Им не надо и неинтересно теперь наркотики растить. Сковородки — легальный товар. За них не убивают.
— Они ж копейки стоят!
— Вот и все так думают, сечешь? — Варен улыбался. — Все умные, все “бизнес” делают, а сковородки, лопаты, скобы, гвозди им приходится завозить оттуда, где не все такие умные. Зато с доходом… Ладно, пустили сковородочный завод. Уже опыт. Потом, скажем, пустили завод по сборке велосипедов или мотоциклов. Поначалу просто сборка из привозных деталей. Через лет пятнадцать вокруг завода вырастет район, тысяч двадцать, вся жизнь которых в этом вот заводике.
— Так они оружие там начнут клепать. И продавать этим, которые по двести штыков плантации охраняют.
Варен ухмыльнулся:
— Вот они и на крючке. Какой вождь откажется от крутого оружия? А чтобы делать крутые вещи, надо станки, надо сплавы, надо свою литейку построить. Надо специалисты. Сотни горняков, геологов, землемеров, сталеваров, токарей и черт знает, кого еще. И специалисты надо свои, чужим ведь нельзя доверять оружие, правда? А откуда их взять, если там не то, чтобы высшее техническое, там простые школы не везде есть.
— Послать учиться в другую страну. В ту же Англию!
— Они там и останутся. В Англии жизнь удобнее и безопаснее, чем на перевале Саланг.
— Родственников заложниками взять.
Варен помотал головой:
— Там все по родам и бандам поделены. За каждым своя рота стоит. Не получится, не будут работать под принуждением. Так что придется хорошо платить, чтобы не обиделись и не начали втихаря песок в подшипники подсыпать.
— Продать мак, а на выручку оружие купить.
— А это международная наркоторговля. Ее все ненавидят, и все уничтожают: и коммунисты, и капиталисты, и даже буддисты в Таиланде. Ладно еще, законному королю Пакистана оружие продадут. А бунтовщику против короля, у которого под рукой хоть половина страны, все равно никто ничего не продаст, потому что его в мире не признают. Хочешь в короли? Надо самому что-то делать.
Варен хлопнул в ладоши.
— Вот и получается, хочешь или не хочешь, а цивилизация придет. А это уже другие люди. Посложнее, чем племенные вожди. С другими желаниями. Вот как меняются страны. Вот зачем Союз пришел сюда. Ну, ответил я на ваш вопрос?
Гиря только собрался сплюнуть и крикнуть: “хорош болтать, бей уже!”, как его самого осторожно взяли за плечо и знакомый голос тихонько велел:
— Не вертись, Гиря. Если ты мое лицо срисуешь, придется тебе до утра не дожить. Не вздрагивай. Мента замочить не боялся, а тут чего дрейфишь? Вижу, что кодлу ты начал собирать. Правильно начал. Обиженки за идею пашут, а при случае и за корову сгодятся. Вот второй, куркуль, он тебя при нужде самого разменяет. Если две копейки выгоды увидит. Если одну, то не разменяет, нет. А вот если две… Берегись, Гиря. Так, ладно: чего я заходил-то. Кончай кораблики в луже пускать. Великие дела тебя ждут. Подтяни своих и будь в готовности. Пришла малява, что коммуняки вот-вот прилетят на Марс. А Марс, он бог войны. Намек, типа. Давай, Гиря, не кашляй.
Голос исчез; за шумом и сутолокой начавшейся-таки драки, конечно, Гиря так и не узнал, кто же посадил его на крючок.
Он сбросил замасленный бушлат — эх, так бы всю тяготу жизненную с плеч долой! — и тоже кинулся в свалку.
Подоспел наряд с базы, со стрельбой в воздух растащили моряков и стройбат по сторонам. Набежали офицеры, принялись грозиться карами тем и другим, особенно ругая своих, что не выиграли. Дескать, если уж ввязались, то как смели не победить? В расположение повели строем с песнями, перед отбоем учинили проверку на выпивку с выносом кроватей поротно на плац… Часа два, наверное, поспали — и то не факт.
За всем этим незаметно подкралось утро. Серое, мерзко-мокрое от близкого моря утро предзимья на чужой планете. Подумаешь, “чужая”, Гиря и на Земле никому не свой… Оно с одной стороны плохо, с другой: можно никого не жалеть. Гиря шел к своему вагончику, шатаясь от недосыпа, потирая синяки на левой стороне лица, и смотря на мир правым, не заплывшим, глазом.
У вагончика Василь, оперевшись рукой на заиндевелые доски стены, похоже, блевал за угол. Вздрагивал в агонии, и рычал — так страшно, что Гиря невольно вспомнил рассказы стариков о дэвах и людях-волках.
Василь содрогнулся пуще прежнего, издав рев не хуже танков из кино. Гиря замер в недоумении. С новым приступом рыка Василь выпрямился, отряхнул руки…
Гиря сплюнул. Василь просто заводил дизель-генератор. И вот, справился, и теперь гордо стоял памятником самому себе: черный силуэт на фоне темного закатного неба.
На фоне закатного неба горы и стена “Города Ноль” рисовались четким силуэтом. Огни квартир начинались ниже, за полосой отчуждения, так что беглый взгляд на стену их не замечал.
Винтокрыл повернулся другим бортом, и зарево над городом исчезло из вида. Теперь Капитан видел только лесистые холмы, черные в низинах и обратных скатах, темно-серые к вершинам и на склонах, повернутых к громадной белой луне Ремнанта — к расколотой луне.
От правого кресла тянуло жаром. За рулем сидела Рейвен, и Капитан угадывал все ее действия по движению теплого ветра.
Из-за спины, от стены грузовой кабины, тянуло холодом, отчаянием и ужасом.
В грузовом отсеке винтокрыла — Капитан так и не привык называть его “буллхэд”, и его самого тоже почти никто не звал по имени; звали “Капитан”, здесь на Ремнанте: “Стрелок”… Вот, в грузовом отсеке винтокрыла ехала клетка, а в клетке — гримм-тварь. Чем-то напоминавшая медведя, потому и названная “урса”. Тело — здоровенный ком тьмы, голова — белый череп, алые глаза. На плечах и локтях словно бы сыпь из костяных нашлепок. Часто говорили, что урсы окутаны черным дымом — но Капитан за всю свою недолгую карьеру Охотника видел дымящими только уже помирающих тварей.
Разумеется, клетку использовали не совсем обычную, но и не уникальную. На Ремнанте давно пытались изучать гримм-тварей, кое-какое оборудование создали. Для удержания тварей в цепях или клетках применяли сталь, усиленную Прахом, кодовые замки на Прахе же. Для поимки черных сегодня использовалась нетканая ловчая сеть на основе особого полимера. Раньше ее делали из Праховой нити, стоившей неимоверных денег. Цена сети упала не сильно. Нефти на Ремнанте не добывали, так что полимеры здесь тоже стоили дорого. Прогресс превратил некоторые материалы из уникальных в редкие, но и только.
Гримм-тварей ловили и раньше — и до Великой Войны, и в ходе заселения Мистраля, и при освоении ледяных пустошей Атласа. Увы, сведений о ходе экспериментов не сохранилось. Вроде бы исследователи черных тварей нарушали технику безопасности — что для первопроходцев нисколько не удивительно — после чего ловлю гриммов перестали одобрять, а порой и открыто запрещали.
Весьма вероятно, что исследование гримм-тварей открывало нечто важное, ломающее установленный порядок — наподобие пластов информации в больших кристаллах Праха, что Капитан с командой ТАРК встретили по пути под горой Гленн. К чести Озпина, от изучения главный Охотник Вейла не отмахнулся, но и в широкие массы весть не бросил. Чтобы массы не взбурлили, когда не надо.
Точно так и исследование гриммов могли прикрыть по соображениям возможной революции. Власти не хотели отлавливать секретные питомники гримм-тварей, бороться с дрессированной черной нежитью — политика, мать ее осколочная!
Теперь, если кому получалось посадить в клетку кабана-борбатоска, скорпиона или там змея-тайджиута и что-то узнать из наблюдений — публиковать результаты человек не рвался, опасаясь кары. А опыт, результаты которого не опубликованы, наукой не считается, ведь он умирает вместе с исследователем.
Капитан хмыкнул. Они тоже не опубликуют результаты. Не потому, что секретно засовывание гримм-тварей в Портал. Секретно само наличие Портала на Ремнанте.
Озпин, понятно, знает: к нему приходили посланники от Серова. Сам Капитан с Толмачом и приходил, дарил чайный набор из лучшего фарфора, отобранный лично Хоро.
Коммунист, занятый перевоспитанием детей-преступников — Тан Линь, кажется — точно знает. Он как раз прилетел с кораблем, но на Землю попал через камеру переходов Сосновые Склоны, видел Портал и пользовался им.
Наверняка, знают еще доверенные люди Озпина. И — нельзя исключать — разведка Мистраля или там Атласа вполне могла сделать надлежащие выводы по действиям “Города Ноль” во время последней крупной Волны, когда черные прямо потоком осаждали Вейл и даже прошли сквозь мощное кольцо укреплений в жилую застройку Вейла.
А “Город Ноль” вынул из ниоткуда неизвестное до сих пор на Ремнанте оружие, которое в килотоннах измеряют. Чем Волну, надвигавшуюся на Атлас, и удавил в зародыше. Что, разумеется, не осталось незамеченным соответствующими людьми.
Все эти люди молчат, прекрасно сознавая, что их откровенность необратимо изменит мир. И уж точно сломает хрупкое сегодняшнее равновесие Ремнанта.
Опасность не в размахе общественной реакции — опасность в непредсказуемости. Вот узнают люди, что с Ремнанта есть выход. Выход в мир без черных. Без гримм-тварей. Где можно пойти в лес просто за грибами, и не надо при том грибы собирать парой, чтобы второй человек с ружьем сторожил. Где можно испытывать чувства — злиться, ревновать, огорчаться — не прячась для того за стены или в убежища от скорпионов с неверморами.
Узнают, и что?
В любой непонятной ситуации начинается война, это Капитан по всей изученной истории усвоил четко. Поэтому ночной полет, поэтому Рейвен сейчас приземляет винтокрыл прямо в мешанине труб и цистерн, эстакад и тысячетонных Праховых танков — глубоко в Прииске, где чужих не водится, да и своих не так, чтобы сотни шастали.
Винтокрыл пошел на подсвеченную площадку. Капитан видел, что путь от посадочного креста до ворот закрыт высокими противопыльными щитами, что людей на площадке нет. Всякая перевозка ценных партий Праха или крупных сумм денег обставлялась именно так. Шпионы — а они точно есть на Прииске, не надо льстить себе — не должны удивиться загадочному рейсу. Привезли товар либо плату за товар; дело нечастое, но по сути рутина…
— Касание через три… два… На грунте! — Рейвен говорила глубоким голосом, чуточку дрожащим от понятного волнения.
Винтокрыл дрогнул всем корпусом и встал; Рейвен заглушила турбины. Вдвоем с Капитаном они раскрыли створки грузовой кабины и убедились, что клетка цела, засовы держат, Прах не утратил свойств. Открыли гаки на цепях, растягивающих клетку посреди грузового отсека. Смотали гремящие цепи, подвесили их к стенам грузовой кабины. Вытащили клетку на подготовленную рельсовую тележку, пахнущую горелым железом.
Рельсовую потому, что через Портал все ехало на рельсах. Большие партии груза протаскивали скоростным поездом, предварительно разогнанным в кольце подземной линии вокруг Торбеева озера — здесь вагоны вылетали на такое же кольцо и понемногу тормозили, после чего растаскивались по адресатам.
